Обновления | Новости | Словарь | Библиотека | Интервью | Лекции | Персоналии | Юмор | Разное | Форум | Ссылки | info@ethology.ru
  Этология.Ру / Елена Анатольевна Гороховская / «Этология: рождение научной дисциплины»
СОДЕРЖАНИЕ

2.4. Концептуальный сдвиг, приведший к появлению научного понятия и предмета "поведение животных"

Мы считаем, что появление научного понятия и предмета "поведение животных", что позволило выделиться его исследованию в самостоятельную научную область, было связано с принципиальным концептуальным сдвигом в научном мышлении, который произошел в конце XIX в.

Согласно научным представлениям, предшествующим этому сдвигу, вся внешняя активность животных - проявление внутренней активности их психики, "душевной деятельности". Внешняя активность не составляла особого научного предмета и теоретические вопросы ставились не о ней, а о психике, в том числе о ее природе. Действия животных рассматривались прежде всего как средство понимания психических явлений. Что же касается прошлой картезианской традиции, то там научным предметом были механистически понимаемые физиологические процессы, результатом которых считались действия, а опять же не сами действия.

Согласно новым представлениям, возникшим в результате концептуального сдвига, вся внешне наблюдаемая активность и состояния животных, все их действия, включая движения, позы, издавание звуков и запахов и т.п., все это стало составлять фундаментальный предмет изучения "поведение животных" наряду с их морфологией, систематикой, физиологией и т.п. Поведение животных стало целью изучения само по себе, а не только как средство для изучения психики или внутренних физиологических процессов. Теоретические вопросы стали ставиться о самом поведении, в том числе о его механизмах, физиологических и (при необъективистской установке) психических. При этом физиология и психология стали не целью, а средством изучения поведения.

Характер данного концептуального сдвига мы продемонстрируем, сравнив в этом отношении две классические работы: главу "Инстинкт" из 6-го издания книги Чарльза Дарвина "Происхождение видов" (1872) как пример охарактеризованного нами исходного состояния до появления научного понятия и предмета "поведение животных"* и опубликованную лекцию Чарльза Уитмана "Поведение животных" (1899) как пример нового научного мышления, более того, вероятно, первой работы, в которой поведение животных эксплицитным образом выступает как самостоятельный предмет научного исследования. Выбор данных примеров для сравнения обусловлен еще и тем, что Ч. Дарвин и Ч. Уитман рассматриваются этологами и большинством историков этологии как пионеры этологии (см. I главу). Сравнение этих работ интересно и потому, что Уитман постоянно ссылается в своей лекции на главу "Инстинкт" из "Происхождения видов" Дарвина, и даже эпиграфом к этой лекции служит фраза Дарвина оттуда. У этих натуралистов много общего в подходе к целому ряду теоретических вопросов, так они оба постоянно проводят параллель между эволюцией телесных структур и инстинктов.

Главу "Инстинкт" из "Происхождения видов" обычно принято рассматривать как исследование, посвященное поведению животных. Но что же такое инстинкты в понимании Дарвина, появлению и трансформации которых в процессе эволюции посвящена эта работа? Понятие инстинкт у Дарвина включает много значений, но главное и самое общее значение этого понятия здесь - психическое свойство. В самом начале главы, уточняя, о чем в ней пойдет речь, Дарвин пишет: "Нас интересует только разнообразие инстинктов и других психических способностей (mental faculties) у животных одного и того же класса (здесь и далее в цитатах из Дарвина курсив наш - Е. Г.)" [Darwin, 1956, p. 266]. А в заключительной части главы мы читаем : "Я постарался в этой главе кратко показать, что психические свойства (mental qualities) у наших домашних животных варьируют и что эти вариации передаются по наследству. Еще короче я попытался показать, что инстинкты слабо варьируют и в природе" [там же, p. 303].

________________________________________________________________________________

* В нашем исследовании мы опираемся на анализ оригинального английского текста шестого издания "Происхождения видов", и все цитаты из него даны в нашем собственном переводе.

В начале главы присутствует характеристика инстинкта, в которой видны и другие значения этого термина у Дарвина: "Я не буду пытаться дать какое-либо определение инстинкта. Легко было бы показать, что этот термин охватывает психические действия (mental actions) различного рода, но каждый понимает, что означает, когда говорят, что инстинкт побуждает (impels) кукушку мигрировать и откладывать свои яйца в гнезда других птиц" [там же, p. 266]. Здесь инстинкт выступает вначале как действие на основе особого психического качества, а затем как внутреннее побуждение к этим действиям. Вслед за этим Дарвин дает свое известное определение инстинктивного действия: "Действие (action), которое для того, чтобы мы могли его выполнить, требует от нас самих опыта, когда оно выполняется животным, особенно очень молодым при отсутствии опыта, и когда выполняется многими особями одинаковым образом без знания с их стороны цели, для которой оно совершается, обычно называют инстинктивным" [там же]. Хотя Дарвин время от времени использует выражение "инстинктивные действия", чаще в этом значении он использует просто слово "инстинкт". Отсюда можно было бы решить, что сами эти понятия у него тождественны, но это не так. Почти сразу после определения инстиктивного действия он пишет: "Фредерик Кювье и некоторые из более старых метафизиков сравнили инстинкт с привычкой. Это сравнение, как я думаю, дает точное представление о душевном настрое, при котором выполняется инстинктивное действие, но необязательно о его происхождении" [там же, p. 266-267].

Термин инстинкт у Дарвина может также иметь значение эмоции, например: "Страх (fear) перед каким-либо врагом, конечно, инстинктивное свойство..." [там же, p. 270] или: "...любовь (love) к человеку стала инстинктивной у собаки" [там же, p. 274]. Очень часто термин "инстинкт" обозначает в этой работе способность или умение, а также склонность выполнять те или иные действия, т.е. опять же психические качества, что подчеркивается частым использованием выражения "психические действия (mental actions)". Например, Дарвин пишет об "инстинкте миграции (the migratory instinct)" у птиц, о "рабовладельческом инстинкте (the slave-making instinct)" муравьев, об инстинктивной "способности сооружать соты (the cell-making power)" у пчел. То, что в этих случаях речь идет именно о психических свойствах, а не только о самих действиях, хорошо видно из таких, например, фраз: "Муравьи, однако, работают при помощи унаследованных инстинктов и унаследованных органов..."[там же, p. 302] или "...молодая кукушка...имеет инстинкт, силу и походящую форму спины, чтобы выбрасывать своих сводных братьев..." [там же, p. 277].

Однако, на протяжении всей главы "Инстинкт", чаще всего нельзя точно различить, понимается ли под словом "инстинкт" в данном контексте психическое качество, или инстинктивное действие, или и то и другое одновременно. Мы полагаем, что в большинстве случаев имеет место последнее. Такая же многозначность и объединение в одном понятии представлений о психических свойствах и действиях на их основе в этой работе Дарвина характерна и для термина "привычка" (habit). Переплетение и даже слияние в терминологии представлений о психике и внешней активности животных, как мы уже указывали, очень характерная черта всей научной литературы вплоть до конца XIX в. Заметим, что для Дарвина и его современников различение между психикой и действиями животных при использовании терминов "инстинкт", "привычка", "нрав", "ум" и т.п., согласно их пониманию этих терминов, и не требовалось. Этолог К. Бир в своей статье "Дарвин, инстинкт и этология" [Beer, 1983] сожалеет о том, что Дарвин, как и многие его предшественники и ученые более позднего времени, вкладывали в понятие инстинкт много разных значений, что вызывало, по его мнению, путаницу и мешало правильному анализу поведения животных. Но вопрос о путанице возникает только с позиций современной научных представлений, которые, как утверждает Т. Кун, выделяют в мире другие классы сущностей, чем в прошлом, что создает несоизмеримость прошлых и современных научных представлений в данной области (см. [Kuhn, 1989, 1991, 1993]).

В главе "Инстинкт" Дарвин, конечно же, приводит много описаний, наблюдений и экспериментов, относящихся к тому, что именно делают животные, в то числе иногда детальное описание конкретных движений. Однако все это служит лишь средством для понимания инстинкта преимущественно в менталистском значении, которое мы выявили при текстологическом анализе. Так, анализируя проблему наследственных изменений инстинкта, Дарвин пишет: "Возможность или даже вероятность наследственных изменений инстинкта в природных условиях может быть подтверждена кратким обзором нескольких случаев, относящихся к домашним животным. Таким образом мы сможем увидеть ту роль, которую привычка и отбор так называемых спонтанных вариаций сыграли при изменении психических качеств наших домашних животных. Общеизвестно, как сильно варьируют домашние животные в их психических качествах. Среди кошек, например, одни предпочитают ловить крыс, а другие - мышей, и эти склонности, как известно, передаются по наследству" [Darwin, 1956, p. 271]. В другом месте он обсуждает возможность изменений строительного инстинкта у пчел путем естественного отбора и, сравнивая эти "инстинкты" у шмелей Meliopa и у пчел, подробно описывает то, как данные насекомые сооружают ячейки. Однако из контекста можно заметить, что речь идет об инстинктах как о психических свойствах: "Я полагаю, что благодаря таким изменениям инстинктов,... едва ли более удивительных, чем те, которые руководят (guide) птицей при сооружении ею гнезда, пчела приобрела путем естественного отбора неподражаемые архитектурные способности (powers)" [там же, p. 288].

Таким образом, можно сделать вывод, что в главе "Инстинкт" из "Происхождения видов" Ч. Дарвина не выделен и вообще не присутствует такой научный предмет, как поведение животных, не говоря уже о самом термине. То же самое справедливо для работ Дарвина "Происхождение человека и половой отбор" [Darwin, 1871] и "Выражение эмоций у животных и человека" [Darwin, 1872], в которых, как часто считают, исследуется поведение.

Обратимся теперь к лекции Ч. Уитмана "Поведение животных" (Animal behavior) ([Whitman, 1899], цит. по [Whitman, 1986]). Это - не просто одна из первых работ, в которой появляется термин "поведение" по отношению к животным. Данный термин вынесен в заголовок, присутствует в названиях двух глав этой лекции - "Поведение Clepsine" (род пиявки. - Е.Г.) и "Поведение Necturus" (род саламандры - Е.Г.), а также в названиях нескольких разделов последней из упомянутых глав. Эти факты уже указывают на то, что речь идет об отдельном предмете изучения. В данном качестве этот термин фигурирует и в первой фразе лекции: "Поведение животных, давняя привлекательная тема для исследователей естественной истории, в последнее время оказалась в центре интересов исследователей в области психогенеза" [Whitman, 1986, p. 220]. Далее Уитман уточняет, что будет рассматривать "этот предмет" с точки зрения проблем общей биологии. "Поведение" - один из самых часто встречающихся терминов в тексте лекции, который выступает здесь и в самом общем плане как "поведение животных", и по отношению к конкретному виду (или какому-либо другому таксону) животного, охватывая всю его внешнюю активность в целом (например, "поведение Necturus") или какую-то ее часть - конкретное действие, движение или же последовательность действий (например, "поведение молоди при добывании пищи").

В лекции постоянно употребляются также термины "инстинкт" и "привычка" (habit), но их употребление разительно отличается от того, как их использует Дарвин. В подавляющем числе случаев, особенно в первой половине работы, эти термины означают разновидность или форму поведения, и сами термины "поведение", с одной стороны, и "инстинкт" и "привычка", с другой, постоянно оказываются взаимозаменяемыми. Например, в главе "Поведение Clepsine" мы читаем: "У Clepsine существует еще один, причем совершенно другой, способ сохранять неподвижность. Это поведение имеет поразительную аналогию с тем, что было описано как "притворство мертвым" у некоторых насекомых" [там же, p. 223]. Далее Уитман подробно описывает последовательность движений при таком поведении у этой пиявки и сразу после этого пишет: "Этот инстинкт во многих отношениях выгоден для такого медленно двигающегося создания, как Clepsine..." [там же]. А вот пример совсем явной взаимозаменяемости терминов : "...это особое поведение, или инстинкт, создается путем медленной модификации органической основы" [там же, p. 226].

В большинстве случаев термины "инстинкт" и "привычка" используются в лекции как тождественные термину "поведение" либо означают конкретные действия и движения без указания на их психическую основу. Только при обсуждении проблемы соотношения "инстинкта" и "интеллекта" (intelligence, реже "ум" - mind) термин "инстинкт" выступает также и в значении психического качества или структурно-физиологической основы действий. В следующем примере это видно особенно явно: "Поскольку инстинкт присутствует по крайней мере при более ранних рудиментах мозга и нервов, поскольку инстинкт и ум (mind) работают с одними и теми же механизмами и по одним и тем же каналам, мы вынуждены рассматривать инстинкт как настоящий зачаток ума (mind)" [там же, p. 263]. Для нас, однако, самым важным является то, что во всей лекции идет речь прежде всего о поведении, причем не только, когда употребляется сам этот термин, но и когда идет речь об инстинктах и привычках.

Почти половина лекции посвящена проблеме инстинкта, понимаемого как инстинктивное поведение, и о его связи и соотношении с привычкой и с интеллектом . Уточним, что термин "привычка" выступает в этой лекции в трех значениях : 1) как синоним стереотипного инстинктивного поведения, характерного для данного вида животного; 2) как способ возникновения стереотипного поведения благодаря регулярному повторению и 3) как действия, приобретенные таким образом - привычные действия, т.е. выполняемые по привычке. Термин "интеллект" (intelligence) может означать у Уитмана и сам интеллект, и действия на его основе, по отношению к которым он также использует выражение "интеллектуальные действия" (intelligent actions). Различия в значениях данных терминов обычно хорошо заметны из контекста. Не останавливаясь на сути этих проблем в понимании Уитмана, подчеркнем то, что для нас сейчас является главным.

Поведение у Уитмана почти всегда выступает как цель его исследования. В главе о поведении саламандры Necturus есть разделы, сами названия которых говорят об этом: "Организация формирует поведение"; "Происхождение и значение поведения"; "Происхождение и природа поведения при добывании пищи". Уитман обсуждает структурно-физиологическую и психологическую основу поведения у данного животного. Так, мы читаем о структурно-физиологической основе поведения саламандры: "... мы убедились, что поведение, которое, на первый взгляд, казалось обязанным своим целенаправленным характером интеллекту, невозможно объяснить таким образом, но оно должно зависеть, по крайней мере, главным образом, от механизма организации" [там же, p. 233]. Из дальнейшего текста выясняется, что под этой организацией он имеет в виду все анатомическое и морфологической строение организма, его чувствительность к разным факторам среды и даже свойства протоплазмы. В других местах Уитман рассматривает психологическую сторону поведения, например: "Прежде всего очевидно, что автоматизма будет недостаточно, чтобы объяснить все это поведение в целом... Я допускаю, что это создание обладает сознанием, и что оно производит определенную интеллектуальную оценку получаемых чувственных впечатлений. Это не значит, что молодая Necturus рождена философом; я допускаю всего лишь, что она уже научилась на опыте, как направлять свои движения. Это означает небольшой, но определенно некоторый интеллект" [там же, p. 238].

Во второй половине лекции, посвященной проблеме происхождения, эволюции и взаимоотношениям инстинкта, привычки (как повторяющегося на протяжении жизни особи действия) и интеллекта, наряду с поведением как самостоятельным предметом изучения рассматривается и традиционный для зоопсихологии того времени предмет - психика животных, а именно инстинкт и интеллект как психические качества и их структурно-физиологическая основа. Так, раздел "Инстинкт предшествует интеллекту" начинается с фразы: "Согласно принятой здесь точки зрения первоначальные корни инстинкта кроятся в конституциональной активности протоплазмы, и инстинкт на каждой стадии своей эволюции рассматривается как действие, зависящее существенным образом от организации" (здесь и далее в цитатах из Уитмана курсив наш. - Е. Г.) [там же, p. 244]. Здесь ясно видно, что речь идет именно о поведении, в данном случае об инстинктивном. В некоторых других местах термины "инстинкт" и "интеллект" могут обозначать основу действий, например: "Самые низшие формы настолько действуют исключительно по инстинкту, что нам не удается получить бесспорное свидетельство об интеллекте" [там же]. Но ход рассуждений Уитмана показывает, что цель исследования по-прежнему поведение: "Каждая гипотеза, которая выводит происхождение инстинктивного действия из телеологических соображений открыта тем же самым возражениям" [там же, p. 245]. Чтобы обосновать неверность телеологической позиции, Уитман указывает на то, что инстинктивное сооружение кокона гусеницей в принципе не может быть результатом обучения. Здесь идет речь не о том, способно ли животное учиться или есть ли у него интеллект. Рассуждения Уитмана посвящены тому, что может быть, а что не может быть основой некоторого поведения, а не тому, могут ли данные действия служить демонстрацией существования у животного того или иного психического качества.

Предметом исследования в теории происхождения инстинкта, которую развивает Уитман в данной работе, является поведение, что хорошо видно из такого, например, отрывка: "При условии, что мы имеем здесь настоящие инстинкты, а я в этом не сомневаюсь, какое у нас доказательство, что они произошли от привычек? Предсуществовала ли у предков этих пород организованная основа инстинктов, которая благодаря искусству знатоков по селективному разведению была постепенно усилена, пока они не достигли того развития, которое теперь характеризует голубей-вертунов и зобастых голубей? Или такой основы, с которой можно начать, не было, а была только новая форма поведения, случайно приобретенная какой-то одной или несколькими особями, и затем закрепленная путем передачи потомству и развитая далее искусственным отбором?...

Если бы инстинкт имел свое начало в истинной привычке, т.е. в действии, сведенном у особи к привычке повторением, и не был бы детерминирован в любой уже существующей унаследованной активности, разве совсем невероятно, что он мог быть передан от родителя потомству?" [там же, p. 249]. Можно добавить в качестве иллюстрации того же и такую фразу: "Поведение зобастого голубя является всего лишь универсальным инстинктом, чудовищно преувеличенным..." [там же, p. 250].

Итак, у Чарльза Уитмана в этой работе поведение животных выступает как самостоятельный предмет изучения. И действия животных не являются для него лишь средством для выяснения психических или внутренних физиологических качеств животных, как это было в зоопсихологии его времени и раньше. Он осмысляет то, что делают животные, не только используя понятие "поведение", но и такие понятия инстинкта, привычки и интеллекта, в которых представления о психике и о внешней активности не слиты воедино, а напротив, четко разделены аналитически.

Историк этологии Р. Беркхардт пишет, что Ч. Уитман, рассматривая изучение поведения животных как неотъемлемую часть биологии, не думал о выделении его в отдельную дисциплину [Burkhardt, 1988]. На наш взгляд, здесь стоит сделать некоторое уточнение. Мы уже упомянули, что в лекции "Поведение животных" Уитман отнес этот предмет к "сфере общей биологии". Что же касается психики животных, то он полагал, что она постепенно станет предметом новой самостоятельной науки сравнительной психологии. В своей статье "Мифы в зоопсихологии" он пишет, что работы Дарвина о "психической активности животных" (курсив наш. - Е. Г.) подготовили "путь к развитию новой науки, обычно именуемой "интеллект животных (Animal Intelligence); или сравнительная психология (Comparative Psychology)" "[Whitman, 1899, p. 524]. И затем продолжает: "То, что душа и тело (mind and body) должны были эволюционировать вместе и по одним и тем же естественным законам, было выводом, предназначенным стать краеугольным камнем не только биологии, но также рациональной психологии" [там же]. При этом Уитман замечает, что "сравнительная психология является наукой будущего", а "в настоящем она только часть общей биологии" [там же, 537]. Таким образом, он видел поведение животных и психику животных как научные предметы, которые в конечном итоге должны принадлежать разным дисциплинам.

Мы надеемся, что проведенное нами сравнение работ Ч. Дарвина и Ч. Уитмана на основе текстологического анализа, сделало более ясной сущность концептуального сдвига, связанного с появлением нового научного понятия и предмета исследования "поведение животных". В настоящее время все настолько свыклись с этим понятием, что кажется, что оно существовало всегда. Отсутствие ранее самого такого термина обычно даже не замечается или рассматривается как лексическая деталь, которой можно пренебречь. В результате и современные исследователи животных, и историки науки, излагая содержание старых текстов, с легкостью переводят их на язык современных научных представлений, используя термин "поведение животных" вместо прежних терминов "нравы", "привычки", "инстинкты" и прочих. Однако мы утверждаем, что подобный перевод является модернизацией и переосмыслением прежних научных взглядов, который может быть необходим современному ученому, так как помогает обеспечивать преемственность в науке, но не допустим для историка науки, стремящегося увидеть своеобразие прежних понятий, представлений и теорий и проследить динамику качественных изменений в научном знании.

Мы считаем, что перевод старых научных представлений на язык новых представлений обычно оказывается невозможным из-за явления, которое Томас Кун назвал "несоизмеримостью" (см. [Kuhn, 1970, 1983, 1989, 1991, 1993]). Научные понятия, которые описывают мир исследователя, являются тем, что Кун называет "таксономические термины или термины, обозначающие классы" (taxonomic terms or kind terms) в логическом смысле (см., например, [Kuhn, 1991]). Эти термины обозначают классы самых разных объектов и сущностей, заполняющих мир ученого: классы естественных вещей, искусственных вещей, классы свойств, явлений, классы социальных сущностей и т.д. По отношению к этим терминам, как объясняет Кун, действует "принцип неперекрываемости": "...никакие два термина, обозначающие класс, не могут перекрываться в своих референтах, если они не относятся друг к другу как вид к роду. Не существует собак, которые также являются кошками, не существует золотых колец, которые также являются серебряными кольцами и т.д." [Kuhn, 1991,p. 4]. Кун рассуждает следующим образом. Пусть в какой-то области прежнее научное сообщество имеет лексическую таксономию, которая отличается от лексической таксономии нового научного сообщества. Тогда для перевода с языка старых представлений на язык современных представлений потребовалось бы воспользоваться термином для класса, который бы перекрывался по своему обозначению референтов с прежним термином. Но именно это как раз и запрещает принцип неперекрываемости. Несоизмеримость научных миров в данной области проявляется как непереводимость. При различии лексических таксономий для каждого конкретного случая, к которому относится утверждение, высказанное на языке прежних представлений, можно найти выражение на современном языке, но не существует такого утверждения на современном языке, которое бы относилось ко всем ситуациям, для которых справедливо утверждение, сделанное в старых понятиях, и только к ним (см. [Kuhn, 1991, p. 4-5]).

Мы считаем, что, если тексты, описывающие активность животных, которые были написаны до концептуального сдвига, связанного с появлением понятия "поведение животных", пытаться излагать на языке новых представлений, используя это понятие, то мы столкнемся с той ситуацией непереводимости и несоизмеримости, о которой говорит Кун. Термин "поведение животных" по своему значению перекрывается с терминами "привычки", "нравы", "инстинкты" и т.п. Однако последние термины одновременно обозначают и внешне наблюдаемые действия, и их психическую основу, причем в зависимости от контекста акцент может смещаться в ту или другую сторону. А "поведение животных" относится только к внешней активности. Поэтому в каких-то случаях термин "поведение" будет подходить к контексту, в котором выступает старый термин, а в каких-то - нет, что постоянно будет порождать логические и смысловые противоречия и неясности.

Проблема несоизмеримости не является чисто лексической проблемой. Научные термины, как подчеркивает Кун, не просто слова, но понятия, а лексическая таксономия, выражаемая ими, представляет собой "концептуальную схему" [Kuhn, 1991, p. 5]. Поэтому, современные исследователи, излагая содержание старых работ на языке современных представлений, включающих понятие "поведение животных", не просто занимаются переводом, а, фактически, высказывают утверждения, принципиально отличающиеся от тех, что содержались в оригинале. Именно поэтому, как мы полагаем, для них прошел незамеченным сам факт появления "поведения животных" как нового научного понятия и нового научного предмета, а следовательно, и связанные с этим концептуальные изменения. Однако в результате появления этого научного понятия изменилась таксономическая структура в области научных представлений о жизни животных и здесь возник новый мир представлений, несоизмеримый с прежним.

СОДЕРЖАНИЕ