Поиск по сайту




Пишите нам: info@ethology.ru

Follow etholog on Twitter

Система Orphus

Новости
Библиотека
Видео
Разное
Кросс-культурный метод
Старые форумы
Рекомендуем
Не в тему

Все | Индивидуальное поведение | Общественное поведение | Общие теоретические основы этологии | Половое поведение


список статей


Игра в бисер с Дарвином
Н. Кочетков
Обсуждение [0]

О Р. Докинзе, Эгоистичном гене и не только

«Эти правила, язык знаков и грамматика Игры, представляют собой некую разновидность высокоразвитого тайного языка, в котором участвуют самые разные науки и искусства… и который способен выразить и соотнести содержание и выводы чуть ли не всех наук. Игра в бисер – это, таким образом, игра со всем содержанием и всеми ценностями нашей культуры, она играет ими примерно так, как во все времена расцвета искусств живописец играл красками своей палитры».

Герман Гессе «Игра в Бисер»

 

Есть ли во Вселенной знаки, символы, складывая которые можно вывести универсальную модель мира, жизни, явления? Есть, отвечает известный немецкий писатель Герман Гессе – это язык музыки и математики, это Игра в бисер. Есть, подтверждает биолог-эволюционист Ричард Докинз, один из ее магистров. Итак, добро пожаловать в мир Игры. Игры в бисер.

«Вначале была простота» – так начинается одно из произведений Докинза – «Эгоистичный ген». Просто и незамысловато он проводит цепочку аналогий, приходя от банальных и кажущихся незначительных фактов к невероятным выводам. Есть ли в космосе хоть один из биологических законов, который был бы объективен, универсален и справедлив для любой его точки? Конечно же, это закон самовоспроизведения. Это и есть один из важнейших признаков жизни. Самой первой самореплицирующейся единицей в первичном океане были нуклеиновые кислоты – РНК и ДНК. Так начинает плести свои сети Игры Ричард Докинз. Но эти единицы крайне уязвимы – покрытые белковой оболочкой они не могут выносить резкие перемены среды, что часто случалось в начале истории Земли. К тому же, что более важно, все эти факторы действовали в условиях конкуренции. Как только ресурсов стало не хватать, между первыми репликаторами начинает идти борьба за существование. Чтобы отгородить себя от агрессивной среды и не менее агрессивных соперников, эти молекулы начинают строить защитные оболочки, носители, «машины выживания», как называет их автор. Но естественный отбор шел и между «машинами», наращивая их «огневую мощь» и защитные механизмы… Догадываетесь, какой следующий шаг предпринимает Докинз? Смотрите: «Какова судьба древних репликаторов теперь, спустя 4·109 лет? Они не вымерли, ибо они – непревзойденные мастера в искусстве выживания. Но не надо искать их в океане, они давно перестали свободно и непринужденно парить в его водах. Теперь они собраны в огромные колонии и находятся в полной безопасности в гигантских неуклюжих роботах, отгороженные от внешнего мира, общаясь с ним извилистыми непрямыми путями и воздействуя на него с помощью дистанционного управления. Они присутствуют в вас и во мне; они создали нас, наши души и тела; и единственный смысл нашего существования – их сохранение. Они прошли длинный путь, эти репликаторы. Теперь они существуют под названием генов, а мы служим для них машинами выживания» [5: С.30]. Выкладки подобного рода не лишены научных оснований. Согласно симбиотической теории, настоящие ядерные клетки образовались путем симбиоза, как бы странно это не звучало, хищника и не погибшей внутри организма жертвы. Косвенным доказательством этого служит наличие собственной ДНК у митохондрий и пластид, говоря о том, что скорее всего эти органоиды раньше были отдельно живущими организмами. По аналогии и более сложные многоклеточные организмы можно рассматривать как результат симбиоза множества генов. Красиво? Произведения Докинза насыщены подобного рода аналогиями, метафорами. Они просты, доступны любому читателю и вместе с тем жестки, строги. Они звучат как пощечины, от которых одни, пусть и в результате удара, но поворачивают головы и открывают для себя новые горизонты, в других же вызывает неприязнь и априорное отторжение автора. В произведениях Докинза невозможно оставаться «человеком середины», читатель вынужден принять какую-то позицию, то же можно сказать и про личность самого автора – его можно любить, его можно не принимать, но нельзя оставаться равнодушным. Докинз сам признает, что сознательно занимает крайние точки зрения, что подобный редукционизм в данном случае – это осознанный выбор зрелого исследователя. Такой легкий (а порой и не очень) эпатаж, противопоставление себя «академическому» научному сообществу, оставаясь при этом в рамках этой самой науки дает возможность самим ученым использовать подобного рода теории в качестве теннисной «стенки», принимая и посылая удары мяча в различные поля исследовательской теории и практики. Например, его теории взаимоотношения между полами, между родителями и потомками… не вдаваясь в подробности, просто процитирую один кусочек великолепно иллюстрирующий манеру Докинза писать: «В зависимости от обстоятельств мать может выиграть, отказавшись кормить слабого поросенка… Более того, может показаться выгодным скормить этого поросенка его братьям и сестрам или же сожрать самой, т.е. превратить в молоко» [5: С.122]. Его доводы не дают «клинкам заржаветь в ножнах», постоянно стимулируя исследователей на поиск новых аргументов, доказательств. Ричард Докинз в этом плане очень похож на одного из героев «Игры в бисер» – Плинио Дезиньори. «…он не скупился на острые и громкие слова, но у него хватало ума и вкуса не довольствоваться грубыми провокациями, <…> критиковалось все, что пользовалось авторитетом и было священно <…>, где все, во что сам верил, подвергалось сомнению, ставилось под вопрос или выставлялось смешным… В <этом> образе мыслей…есть что-то, на что я не могу ответить «нет», он взывает к какому-то голосу во мне, порой очень склонному признать его правоту. Возможно это голос природы, и он резко противоречит моему воспитанию и привычному у нас взгляду на вещи» [2: С.86-66]. Так, например, интерпретацию агрессии выдающегося ученого, писателя Конрада Лоренца, одного из основателей этологии, лауреата Нобелевской премии, Докинз опровергает следующим образом. У Лоренца агрессия – это формальные «джентльменские», благородные состязания, происходящие строго по правилам, ограничиваясь, как правило, только угрозами, то есть, по сути, некая разновидность альтруистического поведения. Докинз же инвертирует объяснение, говоря, что убийство одного организма, во-первых, может быть «на руку» другому и, во-вторых, сопряжено с большим риском получить травму самому нападающему, а, следовательно, «идеология неубийства» исходит не из врожденной моральной основы, а из весьма прагматичного желания остаться в живых и не имеет ничего общего с альтруизмом, а скорее, наоборот, имеет весьма эгоистический базис. Из-за таких рассуждений Докинза часто обвиняли в попытках свести все человеческие поступки к генетически определенному исключительно прагматичному, эгоистичному началу, в насаждении эгоизма как нравственного принципа.

Надо заметить, что подобная «шоковая терапия» помогает не только ученым-исследователям, но и читателям. Первая реакция удивления сменяется несогласием или же еще большим удивлением от понимания услышанного – создается ощущение того, что ты все это знал по отдельности, но никогда даже и не задумывался, что все эти факты можно сплести в одно, и как же жаль, что до этого додумался не ты! Из современных персонажей Докинз, по манере вести диалог, напоминает известного отечественного журналиста и телеведущего – Александра Гордона. Такой же напор, своего рода агрессивность при доказательстве своей позиции, целеустремленность, сознательная игра на публику. Тем не менее, цель выглядеть одинаково «хорошим» для всех даже и не ставится. Целью будет расширение горизонтов, границ познания, при этом неотвратимо кто-то, можно даже сказать, бóльшая часть аудитории, будет в результате этого противиться принятию такой позиции, ибо для акта мышления необходимо приложить хоть какие-то минимальные усилия, а для отметания и вовсе никаких. Таким образом Докинз оказывается одновременно «своим среди чужих и чужим среди своих». Его недолюбливают «коллеги по цеху» за излишнюю популяризацию науки, практически полное отсутствие специальной терминологии, делающее произведения доступными для любого читателя. Хорошим примером может служить ироничная характеристика Докинза, данная публицистом Джоном Хорганом: «Что может сделать молодой, полный амбиций биолог, чтобы оставить свой след в эпоху постдарвинизма, пост-ДНК? Одна альтернатива – это стать в большей степени дарвинистом, чем Дарвин, принять дарвиновскую теорию как высший, проникновенный взгляд в природу, как абсолют. Этот путь выбрал редукционист Ричард Докинз из Оксфордского университета. Он превратил дарвинизм в страшное оружие и отметает любые идеи, бросающие вызов его глубоко материалистическим, немистическим взглядам на жизнь. Кажется, что он рассматривает креационизм и другие антидарвиновские идеи как личное оскорбление [6: С. 190]. Как бы абсурдно это ни звучало, но за эти же самые преимущества Докинза любят и неспециалисты в области этологии. «Особую» приязнь к Докинзу, как и ко многим другим ученым-эволюционистам, в особенности социобиологам, испытывают «любители» социального дарвинизма, сторонники теории группового отбора, ученые крайне правого толка, выискивая в его работах обоснования для нацистской идеологии. Это тот «крест», который Докинз несет и по сей день, открещиваясь от правых, отбивая нападки левых критиков и продолжая активную творческую деятельность.

Докинз известен благодаря в основном своим научно-популярным трудам: «Эгоистичный ген» (The Selfish Gene), «Расширенный фенотип» (The Extended Phenotype), «Слепой часовщик» (The Blind Watchmaker), «Река, текущая из Рая» (The River out of Eden), «Расплетая радугу» (Unweaving the Rainbow). Но это такая популярная литература, которая написана профессионалом в своем деле. Многие «маститые» ученые-преподаватели, хоть и не используют эту литературу при подготовке своих курсов, но вне списка литературы или в приватной беседе обязательно дают ссылку на «Эгоистичный ген» – для расширения кругозора – «просмотрите, пригодится»… К слову сказать, Ричард Докинз не только хороший ученый, но и великолепный публицист. Отрывок из «Нью-Йорк Таймс» на обложке русского издания «Эгоистичного гена» гласит: «научно-популярное произведение такого рода позволяет читателю ощутить себя почти гением». И это правда. Произведение настолько захватывает читателя, делая его соучастником действия, что поневоле чувствуешь как шаг за шагом перед тобой открывается истина. Например вот как в интерпретации Докинза будет выглядеть объяснение возникновения такого явления как менопауза у женщин: «…первобытные женщины с возрастом постепенно становились все менее способными выращивать детей. Поэтому ожидаемая продолжительность жизни ребенка, рожденного пожилой матерью, была меньше, чем ребенка молодой матери. Это означает, что если у женщины были сын и внук, родившееся в один и тот же день, то ожидаемая продолжительность жизни для внука была больше, чем для сына. Когда женщина достигала возраста, при котором средние шансы дожить до зрелости у каждого ее ребенка были в два с лишним раза ниже, чем у каждого ее внука того же возраста, любой ген, детерминирующий вклад ресурсов во внуков, а не в детей, получал преимущество… Следовательно, гены, детерминирующие утрату репродуктивной способности в среднем возрасте, становились все более многочисленными, поскольку они находились в телах внуков, выживание которых обеспечивалось альтруизмом бабушек» [5: С.123].

Отдельно необходимо сказать и о самой фигуре Ричарда Докинза. Его характер хорошо прослеживается через его внешность. Вот как описывает ученого-исследователя уже знакомый нам Джон Хорган: «Докинз – красивый мужчина с глазами хищника, тонким, как нож, носом и розовыми щеками. На нем был дорогой, сшитый на заказ костюм. Когда, пытаясь подчеркнуть какое-то положение, он жестикулировал, его руки со слабо проступающими венами слегка дрожали. Это была дрожь не нервного человека, а прекрасно настроенного, подобно музыкальному инструменту, соперника, способного великолепно показать себя в войне идей: этакая борзая Дарвина.

Как в своих книгах, Докинз и лично являл собой верх самоуверенности. Казалось, что его утверждения подразумевают преамбулу: «Как может понять любой дурак…» …

– Все цели происходят в конечном счете из естественного отбора, – сказал он. – Это – мое кредо, и я намерен его защищать» [6: С. 191].

Свое кредо Докинз защищает отважно и бескомпромиссно. Так несмотря на более чем вековую историю дарвинизма, он проводит весьма смелые аналогии, посягая на святая святых науки терминологию.

«Всем опытом, всеми высокими мыслями и произведениями искусства, рожденными человечеством в его творческие эпохи…умелец игры играет как органист на органе, и совершенство этого органа трудно себе представить – его клавиши и педали охватывают весь духовный космос, его регистры почти бесчисленны… А клавиши эти, педали и регистры установлены твердо, менять их число и порядок в попытках усовершенствования можно, собственно, только в теории: обогащения языка Игры вводом новых значений строжайше контролируется ее высшим руководством. Зато в пределах этой твердо установленной системы… отдельному умельцу Игры открыт целый мир возможностей и комбинаций…» [2: С. 10-11].

Докинз не только играет на клавишах дарвинизма, он преумножает их, дополняя научный лексикон новыми, порой остроумными терминами. Так Докинз известен тем, что ввел, например, понятие мима – аналогичная гену самовоспроизводящаяся единица культурной информации (мим о Боге, мим – популярная песенка и т.п.); «семейное счастье» – ситуация при которой в условиях конкуренции между самцами и ограниченностью сроков размножения, самка усложняя ухаживания по сути дела привязывает к себе самца; эффект «зеленой бороды» – опознавательный знак в фенотипе гена-победителя (например, ген альтруизма при условии его существования).

О неоднозначности и многогранности фигуры автора говорит в частности и тот факт, что Ричард Докинз является убежденным атеистом, отражая нападки креационистов и ортодоксальных верующих. В отличие от некоторых наших ученых, спокойно наблюдающих за тем, как появляются, занимают свою нишу и «впихиваются» ученикам и студентам христианские психологии, основы православной культуры (см., например, [1]) и т.п., он очень последователен, делая все возможное, чтобы не «пустить» в свою проблематику людей дискредитирующих ее своими «произведениями», см. например, статью о Курте Уайзе [3]. Религию Докинз сравнивает с вирусом: «У нас есть два вида вирусов, которые во многом похожи – а именно, настоящие биологические вирусы и компьютерные. В обоих случаях это паразитический самореплицирующийся код, эксплуатирующий механизмы, настроенные на то, чтобы размножать этот код и подчиняться ему. Возникает вопрос: «Что если бы существовал какой-то третий вид среды, на которой какой-то другой самореплицирующийся код мог бы с успехом паразитировать?» Подходящей кандидатурой на роль такой среды кажется мозг человека с его мощной коммуникативной системой. Тогда возникает следующий вопрос: «Как бы я себя почувствовал, подвергнись я атаке паразита сознания?» Наверное, ощутил бы некое глубокое убеждение, неизвестно откуда взявшееся. Такое убеждение не имеет под собой никакого основания, но вы абсолютно уверены, что познали истину о мире, космосе и жизни. Вы просто знаете ее и даже готовы убить того, кто с вами не согласен. Вы пытаетесь обратить в вашу веру всех остальных и убеждаете окружающих принять ваши взгляды. Чем подробнее описываешь подобный вариант сознания и его воздействие, тем больше вырисовывающаяся картина напоминает религию» [4: С. 41-42].

Имея великолепно развитое чувство юмора, Докинз подает свои идеи довольно остроумно: «Принято считать, что такие симптомы простуды, как насморк или кашель, – это досадные следствия активности вирусов. В некоторых случаях, однако, представляется более вероятным, что вирус намеренно выработал их, чтобы обеспечить себе перемещение от одного хозяина к другому… Я не располагаю прямыми данными о том, что болезни, передающиеся половым путем, повышают половое влечение, но представляется небезынтересным изучить этот вопрос» [5: С. 224]. Причем юмор, что называется, «от головы» чередуется с юмором «от живота». В доказательство своих идей автор может приводить, например такие факты: «Он <коллега> сказал, что ему хотелось бы разводить ручейников в неволе, но как он ни старался, ему не удавалось заставить их спариваться. При этом один крупный энтомолог прорычал из первого ряда, как если бы это было самое очевидное упущение: «А вы не пробовали отрезать им головы?» [5: С.243].

Хочется остановиться и еще на одном моменте – из всех произведений Докинза на русский язык переведена лишь одна из его книг – «Эгоистичный ген» в 1993 году в издательстве «Мир». Также есть несколько великолепно переведенных на русский язык статей и интервью, напечатанных в периодических изданиях (см. [3], [4]). Удовлетворяют ли эти публикации читательский интерес? Вряд ли на этот вопрос можно ответить утвердительно. Последняя книга Докинза была выпущена в 1998 году, споры на темы эволюционной биологии не затихают, а наоборот, разгораются все ярче и ярче, а мы довольствуемся изданием 1976 (!) года. Подобная ситуация для нашей страны довольно закономерна и объяснима (см. [7]), однако вопреки происходящим процессам хочется сказать спасибо изданиям переводящим и публикующим произведения этого замечательного ученого и писателя, и пожелать людям, которые еще не познали радость от прочтения «Эгоистичного гена», познакомиться с творчеством Ричарда Докинза.

Магистра представлял Никита Кочетков

 

Использованная литература:

1.      Васюнин И. Вопрос «Кто виноват?» чужд православному // Новая газета, №6, 2004. – С. 4

2.      Гессе Г. Игра в бисер. – СПб., 1999. – 543 с.

3.      Докинз Р. Какая жалость – честный креационист! // Скепсис, № 2. – С. 43-44

4.      Докинз Р. Опасный дарвинист // Скепсис, № 2. – С. 36-42

5.      Докинз Р. Эгоистичный ген. – М., 1993. – 318 с.

6.      Хорган Дж. Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки. – Спб., 2001. – 470 с.

7.      www.ethology.ru/library/?id=68

 

 



2004:03:22
Обсуждение [0]