Поиск по сайту




Пишите нам: info@ethology.ru

Follow etholog on Twitter

Система Orphus

Новости
Библиотека
Видео
Разное
Кросс-культурный метод
Старые форумы
Рекомендуем
Не в тему

Все | Индивидуальное поведение | Общественное поведение | Общие теоретические основы этологии | Половое поведение


список статей


Перечитывая Дольника
В.М. Хайтов
Обсуждение [1]

Несколько вводных слов

(по горячим следам после прочтения статей Е. Н. Панова и Е. Павловой)

Произведения В. Р. Дольника вызвали массу споров, которые не утихают уже более десяти лет. Однако, анализируя полемику, идущую, например, на форуме данного сайта, я стал испытывать некоторое недоумение по поводу позиции, например, психологов, с одной стороны, и «чистых» этологов – с другой. Вместо того, чтобы искать пути синтеза, проводя сравнительный анализ позиций, они вступают в совершенно непродуктивные дискуссии, пытаясь показать, что этология человека (пусть даже и в варианте Дольника и его последователей) – это мифотворчество, рассчитанное на неспециалистов.

Если не оставлять в стороне вопрос о соотношении строго-научного и увлекательного в научно-популярных произведениях[1], то неужели у критически настроенных авторов повернется язык утверждать, что в произведениях Виктора Рафаэльевича написана полная чушь? По-моему, если читать его произведения без розовых или темных очков (а лучше с лупой), то в его текстах есть разумные зерна и немало. На мой взгляд, его произведения, очень хорошо популяризируют тот раздел биологии, который принято называть сравнительной этологией. Если отбросить ряд явных недостатков его работ, о которых речь пойдет ниже, то В.Р. Дольник, очень полно раскрывает структуру и содержание этологии, делая ее понятной для широкого круга читателей. Откуда школьники и студенты (не специализирующиеся в области изучения поведения) узнают об аппетентном поведении, фиксированных комплексах действия, релизерах и инстинктах? И выбор объекта (человека) для достижения этой цели был сделан совершенно правильно. Едва ли будет обширным круг читателей у произведения, описывающего поведение зяблика в строгих этологических понятиях (в этом смысле, например, книга Е. Н. Панова «Бегство от одиночества» абсолютно проигрывает).[2]

Однако дискуссии, периодически разгорающиеся по поводу этологии человека зачастую идут совершенно неконструктивно. В них нет задела для совершенствования критикуемых работ. Поэтому периодически возникает желание написать некоторый текст, в котором недостатки этологии человека были бы хоть как-то высвечены без эмоций, не с позиции «такого не может быть» или «вы не читали произведений имярек», а на основе каких-то логических рассуждений. Предлагаемый вашему вниманию текст содержит попытку такой критики (возможно неполной и несовершенной).

 

______________________

 

Введение

Едва ли найдется посетитель данного сайта, который не зачитывался бы книгами и статьями В.  Р. Дольника, в которых в увлекательной манере ведется рассказ о биологических основах человеческого бытия. Главным объектом в фокусе внимания автора становится поведение человека, которое рассматривается с точки зрения этологии. При этом богатый иллюстративный материал и логичные рассуждения создают впечатление о том, что вот оно так и есть на самом деле, человек, как «naked ape», становится проще, понятнее, предсказуемее.

Почему ты встал руки в боки, когда с кем-то говоришь на повышенных тонах? Потому что так ты зрительно увеличиваешь размеры своего тела, делаешься значительнее. Стало быть, можешь победить в состязании с противником. Точно так же раздуваются жабы, коты расфуфыривают хвосты и т.д. Все это проявления неких врожденных программ поведения (ВПП), которые заставляют организм действовать в определенных условиях неким стандартным образом. То есть данный поведенческий паттерн (фиксированный комплекс действий, ФКД) есть ни что иное, как составная часть фенотипа животного, во многом обусловленная действием генетических факторов. Приняв это положение можно двинуться и дальше. Человек – социальное животное, стало быть, можно искать какие-то генетически определяемые поведенческие паттерны, определяющие социальные взаимодействия, вплоть до взаимодействия элементов государственного аппарата.

    Все, что излагает В.Р. Дольник мне, как биологу, близко и понятно. Не вызывает сомнения и продуктивность этологического подхода к анализу поведения человека. Знание инстинктивных основ поведения позволяет на рациональной основе достичь очень многого, например в педагогике. Бесспорна ценность этологических знаний и в таких областях как психиатрия, реклама, дизайн и т.д. Однако поле изучения поведения человека (и практики использования этого знания) столь плотно засажено психологами и социологами, что естественно приводит к мощнейшей конкуренции. Эта конкуренция еще более усиливется в связи с тем, что науки о поведении человека во многом переплетаются, заимствуя как понятийный, так и методический аппарат друг у друга. К сожалению, это взаимопроникновение пока не привело к какому-то синтезу (по крайней мере, в России), хотя все признают, что он возможен и необходим.

Конкуренция идей всегда сопряжена с определенной критикой. При этом конкретные научные разработки в области этологии человека (статьи, результаты наблюдений и экспериментов) обычно обсуждаются мало, и за основу для критики противники этологического подхода берут некоторые обобщающие произведения. Я не буду оригинален, так как анализ даже тех немногих работ, посвященных научным исследованиям этологии человека, с которыми я знаком, был бы, вероятно, мало уместен в рамках небольшого эссе. Я буду рассматривать работы В.Р. Дольника, как некий «фасад» всего здания этологии человека[3]. Во взгляде этого автора, зоолога, на поведение человека, изложенном в популярной форме, есть ряд недоговоренностей, которые, казалось бы, очевидны, но без эксплицитного рассмотрения этих тонких нюансов вся этология человека (по крайней мере, в том виде, как ее излагает В.Р. Дольник) становится колоссом на глиняных ногах. Ниже я попытаюсь рассмотреть некоторые из таких больных мест, в которые, конечно же, непременно ткнет оппонент, для которого рассмотрение человека в компании птиц, зверей и детей – вещь совершенно неприемлемая (а таких людей немало). Уж лучше эти дыры увидим мы – биологи и подумаем, как их залатать.

 

Дыра первая. «А является ли этология человека наукой?»

Вопрос, казалось бы, странный, тем более, если он исходит от биолога, полностью принимающего основные положения этологии и социобиологии человека, изложенные не только у Дольника, но и у других классиков жанра. И тем не менее.

Этологию наукой сделали не только наблюдения за поведением животных, но и изящные эксперименты. Собственно говоря, доказательство врожденности какого-либо паттерна может базироваться только на экспериментах. Ключевыми, позволяющими отделить врожденное от приобретенного, являются эксперименты по изоляции детенышей от влияния родителей. Да и то не всегда эти эксперименты проходят гладко и вызывают массу вопросов. Вспомним, хотя бы, сомнения по поводу того, что птенец в яйце лишен возможности получать информацию от насиживающей самки.

Данный эксперимент на человеке поставить совершенно немыслимо. Перенесение знания о других животных (даже филогенетически близких) мало кого убеждает. Виктор Рафаэльевич сам признал в своем интервью редакторам сайта, что эта проблема практически лишает этологию человека будущего.

Что же остается в арсенале этологии человека? В первую очередь, наблюдения и сравнения. Однако создают ли они безупречное поле для сбора научных фактов?

В некоторых случаях удается получить материал для размышлений, анализируя поведение «Маугли», т.е. детей, воспитанных другими видами животных. Однако случаи эти столь редки и малопонятны, что построить на них какую-то цельную картину нельзя.

Несколько спасает сравнительная этнография. Однако и тут появляется безумное количество сложностей в вычленении врожденных поведенческих паттернов. Далеко не всегда транскультурные поведенческие особенности убедительно трактуются, как ФКД. Хорошо знакомый всем пример с болгарами, которые в утвердительных случаях мотают головой так, как остальные европейцы делают в отрицательных, поди разберись с чем-нибудь подобным у бушменов, например.

Бесспорно, важным источником информации о врожденных поведенческих паттернах являются наблюдения за поведением новорожденных детей, которые еще не несут соцокультурных напластований. Однако информация, полученная в таких работах, едва ли окажется применимой для описания поведения взрослых людей. Например, улыбка младенца и улыбка взрослого человека могут иметь совершенно разное «происхождение». В первом случае – инстинктивное, во втором – культурное или инстинктивное, но сильно измененное культурным влиянием. Иными словами, «этология младенцев» не есть этология человека.

Перспективным может оказаться анализ половых предпочтений человека (вот уж вотчина инстинктивного поведения), так как здесь, как не удивительно, эксперименты, как раз, возможны и проводятся (имеется ввиду, кнечно же, не эксперименты по ссаживанию, а статистический анализ браков и разводов, выбор женщинами и мужчинами наиболее привлекательных партнеров по одорологическим и визуальным признакам). Однако, трактовку выбора, как его не хотелось бы списать на действие инстинктов, также нельзя признать безупречной. Например, социологи, придерживающиеся гендерной теории, тут же возразят, что во многом выбор может объясняться гендерной структурой общества, предписывающей, например, мужчине выбор определенного типа женщин. Проведем небольшой мысленный эксперимент. Допустим, мы перенеслись в машине времени в викторианскую Англию и опросили мужчин предпочтут ли они в качестве невесты девственницу или нет. Думаю, что однозначно большинство голосов было бы «за». Означает ли это, что в основе данного выбора лежит некоторый инстинкт?.. Естественно, подобным мысленным экспериментом едва ли удастся отбраковать, например, результаты анализа предпочтений, основанные на запахах, так как гендерное давление, вроде бы, на них не распространяется. Однако, опыт показывает, что всегда находится оппонент, который найдет лазейку для сомнений в отсутствии социокультурной компоненты в результатах выбора полового партнера.

Важным источником этологической информации могут являться наблюдения за поведением человека в состоянии «отключки мозгов» в очередях, на улице и тому подобных ситуациях. Тем более, что такие наблюдения хорошо документируются с помощью видеозаписей. Это позволяет вычленить некоторые повторяющиеся, стандартные телодвижения. Анализ невербальных сигналов, которыми обмениваются люди, показывает, что такие паттерны весьма устойчивы и очень распространены… в пределах определенных культур. Японцы используют совершенно другие невербальные сигналы, нежели, например, американцы (что, кстати, иногда осложняет общение между ними).  Явно видоспецифических, транскультурных, бесспорно инстинктивных  паттернов очень немного, что делает работу с ними малосодержательной. 

Иными словами, жесткая установка на изучение именно «биологической части» поведения человека, оторванной от социокультурного влияния, приводит к тому, что этология человека оказывается лишенной очевидного предмета исследования (в лучшем случае она сужается до «этологии младенцев», «этологии некоторых аспектов брачного поведения» и т. п.). Принятие же в сферу анализа и социокультурной составляющей поведения делает этологию малоотличной по содержанию от того,  что уже делают психологи и социологи. Кстати об этом…

 

Дыра вторая. «А в чем, собственно, разница?»

Этология человека достаточно резко дистанцируется от психологии, позиционируя себя, как часть зоологии. И в работах В.Р. Дольника это много раз подчеркивается. Поведение человека, по крайней мере, в основе, рассматривается как результат действия врожденных инстинктов. Социокультурные же напластования маскируют проявление генетически обусловленных паттернов. Трудно с этим поспорить зоологу, читавшему Лоренца. Однако считается, что психологи, читавшие Фрейда, не согласны с таким положением. Давайте посмотрим на базовые положения классической этологии.

Лоренц считал, что этология родилась в работах Э. фон Гольста, показавшего, что животное способно демонстрировать скоординированные поведенческие паттерны, будучи лишенным возможности воспринимать внешние раздражители. Такие паттерны и являются проявлением врожденных поведенческих программ. Иными словами, в ЦНС записана информация о том, каковы должны быть движения животных. Однако, для этолога важно и то, что от рождения у животного (и человека в том числе) в ЦНС имеется информация и о структуре релизера, который может запустить ту или иную программу поведения (вспомним эксперименты с младенцами, которым демонстрируют схематичное изображение лица матери). Эта информация, записанная в нервной системе, видоспецифична и проявляющие ее паттерны могут быть найдены у представителей любых народов. Для биолога все это очевидно. Однако давайте вместо видоспецифичного образа релизера и поведенческого паттерна подставим «коллективное бессознательное», добавим гуманитарной и психиатрической риторики и получим концепцию архетипов психолога Юнга.

Впрочем, этологи никогда не сводили все поведение к действию ВПП, уже в работах Лоренца вскрылась огромная роль импринтинга в формировании поведения животного. То есть основа складывается не только из действия генов, но и корректируется теми переживаниям, которые произошли в критические периоды жизни организма. А чем это существенно отличается от концепции индивидуального бессознательного Фрейда?

Вообще тема соотношения этологического и психологического подходов крайне интересна и требует специального рассмотрения. Однако никто не будет спорить, что главное отличие этологической парадигмы от парадигм гуманитарных наук заключается в широком применении сравнительного подхода, когда поведение человека рассматривается в одном ряду с поведением других видов. Вот оно зоологическое «know-how»! О нем и поговорим.

 

Дыра третья. «Блеск и нищета сравнительной этологии»

Сравнительный метод – основа основ биологии. Благодаря нему появилась возможность не только систематизировать все многообразие организмов, но и поставить вопрос об эволюции существ. В своих работах В.Р. Дольник этим методом пользуется постоянно. При этом схема рассуждений сводится к тому, что называется типологической экстраполяцией – у вида А так, значит, и у вида В, относящегося к тому же таксону, что и вид А, будет так же.

Вот характерный пример. Поза угрозы у многих животных связана со вполне определенными ФКД, направленными на увеличением размеров тела. Все замечательно и красиво, а главное, дает возможность для очень широких сопоставлений (генералы, набивающие себе кители ватой, чтобы выглядеть солиднее, мантии и парики, увеличивающие размеры иерарха). Однако представим себе обратную ситуацию – мы встретили животное, которое стало демонстрировать увеличение размеров тела. Сможем ли мы однозначно сказать, что это животное нам угрожает? Думаю, что не всегда.

Описанная выше ситуация очень хорошо знакома палеонтологам. Одно дело, когда организм дан нам в собранном виде, и мы обычно можем найти у него какие-то части тела, ранее нам известные. Другое дело, когда мы имеем кучу разрозненных остатков, которые надо собрать в нечто. С поведением то же самое. Если мы видим поведение животного как часть некоторого процесса (например, мы знаем, что животные конкурируют и выясняют отношения), то сопоставления проходят легко и гладко. Если взять некоторый отдельно наблюденный двигательный паттерн (даже если он постоянно повторяется разными особями) то однозначно сказать, с чем связан данный паттерн, сложно, и это будут, скорее, некоторые спекуляции, которые оппонентами могут и не быть приняты. В отношении человека все еще осложняется тем, что сходное поведение может быть обусловлено как действием неких ВПП, так и действием встроенных привычек, основанных на культуре той среды, в которой живет человек. Так, например, многое ли вы можете понять о человеке, если он вам улыбается?

Тем не менее, палеонтологи как-то реконструируют облик вымерших животных и про найденную кость могут сказать, откуда она взялась. В основе их уверенности лежат принципы, разработанные сравнительными морфологами. Собственно, еще Лоренц считал этологический подход «морфологией поведения». Принципы морфологического анализа (к сожалению, в неявной форме) широко используются в сравнительной этологии. Центральным же понятием в морфологии является понятие гомологии. Только те части, которые занимают сходное положение в целом организме можно именовать одним термином и экстраполировать на них информацию, например, о функциях. Пресловутый пример с крылом птицы и передней конечностью млекопитающего демонстрирует этот подход. Очевидно, что, говоря о сходстве поведения человека с поведением других животных, мы говорим именно о гомологиях. Так, например, паттерны поведения самцов в период ухаживания за самками (инверсия доминирования, дарение подарков и т.п.), вероятно, являются гомологичными у разных видов приматов. В противном случае вся сравнительная этология не имеет смысла. Но как это доказать?

Вот тут-то проблема и встает в полный рост. Дело в том, что в структурной морфологии установление гомологий, хоть и трудное дело, но вполне понятное методологически. Главный критерий гомологии – это критерий положения. Например, если кость имеет определенные контакты с другими костями, то, как бы эта кость не изменялась в онтогенезе, ее гомологию можно установить. Аналогично и в других близких к морфологии дисциплинах (экологии и физиологии) гомология устанавливается по положению части или процесса в неком целом. Например, хищники в разных экосистемах оказываются экологическими гомологами, так как занимают сходное положение в трофических сетях.

А как быть с врожденными поведенческими программами? Критерий гомологии, основанный на положении, напрямую, мне кажется, здесь не применим. Точнее применим в совершенно нереальной форме. Вот в какой. Говоря о том, что животное (и человек) обладает генетически определяемым поведением, мы вводим понятие гена. Но, говоря слово «ген», мы, будучи ответственными биологами, должны подразумевать слово «белок». Иначе, как через белок, гены не умеют работать. То есть, говоря о том, что та или иная форма поведения человека досталась всему нашему виду от предков, мы утверждаем тем самым, что она определяется генетически, а стало быть, связана со вполне определенной композицией белков в клетках. Белок же (и ДНК) вполне поддается структурному анализу. Далее, если у двух видов мы обнаружим сходные поведенческие паттерны, которые запускаются одними и теми же белками, то такие врожденные поведенческие программы можно считать гомологичными и можно говорить о них как о чем-то сходном. Кстати сказать, есть уже достаточно много работ, где такой анализ проводится. Так, например, у голожаберного моллюска Aplisia известны гены и белки, запускающие совершенно определенные двигательные реакции, связанные с процессом откладки яйцевой капсулы. Введение этого белка в гемолимфу моллюска, не готового к откладке яиц, приводит к проявлению у него именно этого ФКД. Или другой пример. У головоногих моллюсков известны белки, которые начинают работать в строго определенных условиях – когда животное совершает бросок на добычу. Эти белки задействованы в физиологических процессах, обслуживающих только такой поведенческий паттерн. Стало быть, у всех видов головоногих, у которых такой белок присутствует, мы можем считать фиксированные комплексы действий броска на добычу гомологичными ФКД. Можем пойти и дальше, например, взять моллюсков из другого класса – брюхоногих. У них есть такие же белки, что и у головоногих, но паттерна броска на добычу нет. Стало быть, есть какая-то иная программа, которая обслуживается данным белком. Подозревают, что она связана с экстренным присасыванием к субстрату при сильном прибое. Последний паттерн может считаться гомологом броска на добычу.

Есть ли что-нибудь подобное в анализе поведения человека, не знаю, однако уверен, что без структурного анализа гомологизация поведения человека и других животных совершенно никого не убедит. Этот структурный анализ может быть как на нейрофизиологическом, так и на биохимическом уровне. Однако применение таких подходов полностью нивелирует то, что называется этологией в классическом ее понимании. Собственно, в «просто этологии» в постпарадигмальном периоде ее развития, как отмечает Е.А. Гороховская, такой отход уже произошел. По сути дела этология, как наука изучающая поведение животных, переродилась в нейрофизиологию. Построение этограмм и анализ активности животных в естественной среде отошли на периферию научных интересов. Аналогичный процесс наблюдается в морфологии и эмбриологии, которые постепенно перерождается в то, что называется EvoDevo[4].

 

Дыра четвертая. «Этологические гипотезы»

В.Р. Дольник пишет, что в химерах (в частном случае в драконах) совмещаются черты трех исходных для гоминид врагов: змеи, кошачьих и хищных птиц. Все замечательно. Однако вот другая, не менее «этологическая», трактовка: дракон – это зафиксированный отбором облик, ну скажем, динозавра, которые, может быть, водились когда-то в центре происхождения приматов. Учитывая почтенный возраст нашего отряда, – вполне могли пересечься, а гены определяющие такое поведение остались. Понятно, что первая версия кажется обоснованнее. А почему? Какие тому логические основания? Или такой пример: по мнению В.Р. Дольника в образе амфоры прослеживается женский торс. Я, лично, с этим совершенно согласен. Но поди докажи свою точку зрения человеку, который считает, что это наиболее технологичная форма для изготовления сосуда на гончарном круге. Сравнительный метод в данной ситуации бессилен, так как обезьяны горшков не лепят и драконов не рисуют.

Таких примеров, когда не ясно, на каких основаниях производится выбор между конкурирующими гипотезами, можно найти массу. Вопрос в том, что, как тестировать (то есть фальсифицировать) такие гипотезы, этологами, занимающимися поведением человека, просто не ставятся. По крайней мере, я пока не нашел ни одной работы, в которой давался бы разбор методологических принципов тестирования этологических гипотез.

Есть и другой сорт гипотез, которыми, впрочем, грешат многие области биологии, связанные с эволюцией. Речь идет о гипотезах адаптивной значимости признаков. Априори считается, что некоторое свойство, возникшее в ходе эволюции, когда-то привело к повышению приспособленности организма, что дало дополнительный шанс в борьбе за существование, ну и т.д. Критически мыслящие биологи давно подтрунивали над эволюционистами и говорили, что непонятно чему больше удивляться – чудесам естественного отбора или остроумию эволюционистов, давших адаптивную трактовку признаку. Если в остальной биологии от вульгарного адаптивного толкования признаков давно отказались, то в этологии все это сохранилось (особенно в этологии человека). В работах В.Р. Дольника таких примеров – море.

 

Дыра пятая. «Открыты ли сады гуманитариев для этологичеких прогулок?»

Работа «Этологические прогулки по запретным садам гуманитариев», вероятно, может считаться ключевой в творчестве В.Р. Долника, не исключено, что все предварительные главы его книг были написаны для того, чтобы обосновать написание именно этой части. Мне много приходилось обсуждать эту тему с разными специалистами, в том числе, и с гуманитариями, и главное, за что они ругают рассуждения Дольника – именно его «этологическая теория государства». Аргументы приводятся разные, как эмоциональные (например, один социолог мне говорил, что такую этологическую теорию мы уже видели в фашистской Германии, а поспорь с этим…), так и философские, со ссылками на М. Фуко и теорию биовласти. Оставлю эти споры соответствующим специалистам, подчеркну только, что с этой всей аргументацией, порой, трудно не согласиться. Остановлюсь лишь на той прорехе в том, что соткал В.Р. Дольник (и некоторые его последователи, например, Ю.А. Лабас), которая бросилась в глаза мне, как биологу.

«Этологическая теория государства» базируется на том, что в основе государственных процессов лежат те же механизмы, что и в иерархически организованном стаде обезьян. Иными словами, у человека имеются некоторые инстинкты, обслуживающие социальные взаимоотношения, регулирующие, в частности, и взаимоотношения в государственных структурах (иерархия, формы демонстрации и подавления агрессии и т.п.). Однако, в чем принципиальная разница между государством и, например, бандой уличной шпаны (эти сравнения сплошь и рядом мелькают в обсуждаемых работах)? На мой взгляд, эта разница заключается в численности этих групп. Эволюция приматов шла в малых группах, включающих не более нескольких десятков особей. Соответственно и все ВПП, обслуживающие взаимоотношения в таких группах, должны были формироваться в расчете именно на такую численность, когда, грубо говоря, особи знают друг друга в лицо. В отличие от копытных, наши предки никогда не жили большими анонимными стадами. Стало быть, какие-то инстинкты, обслуживающие процессы в таких скоплениях, возникнуть не могли.

Государство же – это анонимная массовая система. Тем не менее, оно демонстрирует скоординированные действия всех ее элементов. Искать в их основе какие-то инстинкты, конечно можно, и бесспорно, что-то такое есть, но проявляется это, конечно, не в той форме, как описывает В.Р. Дольник. Едва ли инстинкты, работающие в «банде», могут заставить домохозяйку отдать жизнь за «Бога, Царя и Отечество».

__________

У читателя этой заметки могло сложиться мнение, что ее автор похоронил этологию человека или считает ее придатком психологии или социологии. Вовсе нет. Однако сомнения должны укреплять здание любой науки и я надеюсь, что найдутся еще авторы, которые укажут на те дыры,  которые не были указаны выше. Однако главным условием любой конструктивной критики должен являться «принцип сочувствия». Критик должен встать на позиции критикуемого и развивать свои рассуждения, глядя, как бы, изнутри анализируемой концепции.

Бесспорно, на указанные дыры очень хотелось бы наложить заплаты. Однако сделать это автору данной заметки нереально. Здесь нужны усилия со стороны всего заинтересованного сообщества. В первую очередь необходимо основательно разобраться с философскими основаниями этологического подхода и внимательно проанализировать соотношение психологического, социологического и этологического подходов. Надеюсь, что в скором будущем на этом сайте появятся статьи, в которых будет подробно рассмотрен методологический аппарат этологии. Без осознания этого базиса проект, называемый «этология человека», будет простым коллекционированием работ, которые вроде как вписываются в общую концепцию. Для выработки же такого методологического аппарата (будь это всего лишь присоединение к методологии нейрофизиологии или, напротив, разработка совершенно особого взгляда на изучение поведения человека, скажем, его зоосемиотики) необходимо отказаться от эмоций (и амбиций) в обсуждении даже одиозных работ (причем, как со стороны этологов, так и со стороны их оппонентов). Аргумент «это все не наука и в своих белых одеждах к ней прикасаться не буду» едва ли пойдет на пользу как критикуемым, так и критикам.



[1] Почему-то никто не обвиняет Н. Н. Плавильщикова, автора «Гомункулуса», в том, что он в своих произведениях создает мифы в области истории биологии, хотя подобный ярлык ему можно было бы навесить.

[2] Уверен, что немалая доля подрастающего поколения заинтересовалась историей, как наукой, изучая не учебники, а прочитав романы Дюма.

[3] Хотя на мой взгляд, более интересным фасадом могла бы стать работа К. Лоренца «Обратная сторона зеркала» (простите за каламбур)

[4] Название этого подхода берет начало от английского evolutionary developmental biology. Сторонники этого подхода на основании молекулярно биологических данных полностью пересматривают результаты классических сравнительно-морфологических и эмбриологических исследований.



2006:03:03
Обсуждение [1]