Пишите нам: info@ethology.ru

Я видел первого в мире говорящего дельфина. Нет, вот так: Первого Говорящего Дельфина. Если быть совсем точным — дельфиниху, восьми лет от роду. Зовут Зоей… Но давайте по порядку.

Началось все с того, что в октябре я позвонил профессору Баранову. Незначительное дело, с которым я к нему обращалася, мы быстро разрешили и перешли к обсуждению планов на Новый год.

— А мы, Леша, в Коктебель едем. Обучать дельфинов азбуке Морзе.

— Как это?

— Идея такая: создать язык — посредник между человеком и дельфином. Чтобы обоим было удобно общаться. Я сконструировал такое приспособление — трубка, а на конце резинки с контактами. Дельфин будет их ртом нажимать. Точка — тире… Там дельфинарий, мы с Агафоновым едем, психолингвистом. Хересу попить, эксперимент поставить…

— А мне с вами можно?

— Почему нет?

Ремарка: с Владимиром Барановым, старшим научным сотрудником Института океанологии РАН, я познакомился два года назад на Соловках, где он обеспечивает работу видео— и аудиоаппаратуры, фиксирующей жизнь местной популяции белух. В тот момент он только что закончил монтировать фильм с первой (и пока единственной) видеосъемкой копуляции белух в природе. Честно говоря, я до сих пор не знаю, профессор ли он, но вид имеет совершенно профессорский и говорить об устройстве цивилизации китов и прочих дельфинов может часами. Так что пусть будет «профессор Баранов».

Дельфины и остальные люди

Дельфины в Коктебельском дельфинарии обитают в двух бассейнах — основном, выгнутом дугой и окруженном трибунами, и маленьком, сообщающемся с главным. Есть еще бассейн с котиками, которые время от времени истошно ревут, заглушая шум прибоя.

Прочие животные, в том числе люди, обитают главным образом в подтрибунных помещениях. Здесь и квартира тренера Аллы Азовцевой, куда я попадаю вечером 29 декабря.

Ученые — Александр  Агафонов и Владимир Баранов — прибыли тремя днями раньше и сейчас пьют коньяк. Кроме них в комнате присутствуют: Алла (человек), Груша (шпиц), Гриша (тоже шпиц), два больших белых попугая, Яна (американский бульдог), черная карликовая свинья, кошка, питон в одном террариуме и агама в другом. Все это зверье тут же кидается меня любить: шпицы подпрыгивают до груди, попугаи садятся на плечи, Яна трется боком, свинья дружелюбно всхрюкивает.

— Не бойся, — говорит Алла. — У нас тут полный Джеральд Даррелл. Никто не укусит.

— А мы, Леша, пока ты добирался, уже научили Зою главному — нажимать на контакты, — говорит Баранов.

— За три дня?

— Ну да. Знаешь, в чем секрет атомной бомбы? В том, что ее можно было сделать… Ты дельфи­нов-то вблизи когда-нибудь видел?

— Нет пока.

— Пойдем, удовлетворишь детское любопытство.

Бассейн и трибуны по случаю зимы и ненастья закрыты тентом. Здесь тихо, горит неяркое дежурное освещение, афалины лежат затылками кверху в разных концах водной дуги. «Спят, наверное», — думаю я и тут же вспоминаю, что в нашем понимании дельфины никогда не спят, потому что сон у них однополушарный, что открыл наш ученый Лев Мухаметов. Дельфиний мозг отключает полушария по очереди — говорят, это нужно, чтобы случайно не утонуть во сне…

Последнюю мысль я додумать не успеваю, так как дельфины разом зашевелились и через секунду собрались у помоста, подставляя головы для приветствия и поглаживания. (Меня теперь постоянно спрашивают: на что похож дельфин на ощупь? На дельфина похож — упругий, как резина, чуть теплый, гладкий.)

Зоя

— Алла, а можно сделать так, чтобы она не брызгалась? — просит Баранов (человек и, кажется, профессор), когда Зоя (дельфин), игриво плюхается плашмя в воду и обдает брызгами океанолога с его приборами. — Все готово.

У бортика бассейна стоит психолингвист Агафонов. Он смотрит в окуляр видеокамеры и наговаривает что-то научное. Рядом с ним Баранов проверяет регуляторы источников питания и громкости. На самом бортике сидит на корточках Алла. В одной руке у нее кнопки подачи сигнала, в другой — метровая трубка с резиновыми губками на конце. За спиной у Аллы ведро с рыбой, в зубах зажат свисток. Как мне объяснили, если дельфин действует правильно, тренер свистит один раз, но длинно, в случае ошибки — несколько раз коротко. Тоже азбука. В центре этой эпической картины дельфин Зоя, которая не очень пока понимает, почему ее два-три раза в день по десять минут заставляют жать «ртом» на контакты.

Алла опускает трубку к воде, Зоя встает на хвост и смотрит на аппаратуру.

Само обучение выглядит довольно просто: Алла нажимает кнопочку в левой руке — под водой из спикера раздается гудок. На короткий звук Зоя должна ответить коротким нажатием, на длинный — длинным. За правильные ответы получает рыбу. Сегодня, на четвертый день эксперимента, разучиваем комбинацию «короткий — длинный». Как и вчера.

— Володя, я решила усложнять задачу. Вижу, ей скучно становится. Давай попробуем комбинацию из трех сигналов… Нет, девочка моя, неправильно.

Тренировка закончена. Агафонов выключает камеру и с гордостью сообщает:

— По моим прикидкам сегодня восемьдесят процентов верных ответов.

В этот момент Алла открывает перегородку, и в бассейне сразу становится тесно: появляются еще два дельфина — Марина и Ваня. Четвертый дельфин Даня, как самый старший и авторитетный — ему около тридцати, — держится особняком и остается в одиночестве плавать в главном бассейне. Остальные — условно — одногодки, им лет по восемь. Условно, потому что только биография Зои известна в деталях: она родилась в неволе. Возраст остальных определяли, например, по износу зубов. А вообще дельфины живут лет по 50–70 (впрочем, мнения зоологов здесь разделяются: некоторые говорят, что по 30, но это вряд ли — очень уж поздно они тогда начинают размножаться, после 10 лет).

Дельфины, прибывшие в бассейн, требуют поиграть с ними в мяч и окончательно вымачивают Баранова.

— Пойдемте вниз, холодно.

— Алла, как вы их различаете? — спрашиваю, пока спускаемся.

— А как вы людей различаете?

— У нас, гм, морды разные.

— И у них разные лица.

Язык

— Сама идея как-то работать с языком дельфинов возникла больше 50 лет назад, — говорит Александр Агафонов, греясь после эксперимента крымским портвейном. — Было известно, что мозг дельфинов по размерам сопоставим с человеческим, извилин достаточно, а звуки, которые они издают, очень разнообразны. Так вот, изучать язык можно разными способами — например, записать звуки дельфинов и потом сопоставить с их же поведением. Вроде бы идея разумная, но вот смотрите: сидим мы в комнате, ничего не происходит, а звуки при этом мы издаем довольно сложные. С другой стороны, возьмем футбольный матч: звуков много, все постоянно меняется, но информации в этих звуках мало. Поэтому такой подход можно использовать, но для более простых животных.

Джон Лилли пытался обучить дельфинов английскому языку — и получил какие-то сигналы в ответ, поскольку дельфины умеют издавать довольно сложные звуки. Может быть, они и пытались подражать английским словам, но, насколько это было осмысленно, непонятно.

— Все разговоры на эту тему начинаются с того, что «это уже сто раз делали, еще в семидесятые годы». А заканчиваются тем, что «ни у кого ничего не получилось», — вмешивается обсохший Баранов. — И вообще Саша немного не с того начал. Изначально мы плясали вот от чего: Саша высказал гипотезу, поражающую своей красотой и элегантностью — что дельфиний язык пошел от эхолокационных сигналов, которыми они прозванивают акваторию. Они излучают высокочастотные ультразвуковые сигналы и в ответ за счет доплеровского смещения получают эхо более низкой частоты, которую мы, люди, уже можем слышать. Косяк рыбы — один звуковой образ, рыбацкая сеть — другой. Дельфин сплавал на разведку, прозвонил косяк рыбы, получил эхо. Вернулся к своим и это эхо повторил.

— Да, много раз. Но вообще-то идея витала в воздухе, я только оформил… — слегка смущается Агафонов.

— Но тогда наш начальник, — продолжает Баранов, — наш вредный профессор, сказал: «Теория красивая, но ее никогда не смогут подтвердить или опровергнуть». Тут уже меня взяло: «Как это не сможем?!» Для начала нужно показать, что дельфин может повторить сигнал. А что может быть проще, чем сигнал азбуки Морзе? То есть я придумал перевести все это в дискретную форму, чтобы не было сомнений, повторил он сигнал или нет. А в сентябре я был здесь на отдыхе, зашел в дельфинарий, познакомился с Аллой. И вот мы приехали.

— Я не понял, у вас командировка или?.. — спрашиваю я, глядя на двух немолодых уже ученых, подозрительно легких на подъем, идеи и реализацию этих идей.

— Да какая командировка! Так приехали.

— Ну а что даст повторение сигнала? Попугай ведь тоже повторяет.

— То, что мы пытаемся здесь делать, — пилотный эксперимент, — говорит Агафонов. — Наша задача — выяснить, может ли дельфин воспроизводить последовательность длинных и коротких сигналов. Следующая задача — узнать, насколько афалина умеет абстрагироваться. То есть вне зависимости от того, чем подается сигнал — зуммером, спикером или вообще светом, — дельфин должен понимать, что важен не способ подачи сигналов, а лишь их последовательность. Зуммер уже попробовали — вроде бы понимает… Затем хотелось бы этими комбинациями обозначить привычные дельфину предметы и действия. Допустим, «принеси мяч». И  потом посмотреть, может ли дельфин сам что-то спросить у тренера.

— А чем это будет отличаться от того, что есть сейчас? Ведь дельфина и так обучают каким-то трюкам.

— Можно пофантазировать и предложить ему сделать что-то, чему он не обучался. Ну, допустим, сказать «положи мяч в обруч». Если он этот трюк не знает, но команду выполнит, значит, он не механически усвоил сигналы, а понял смысл слов. С обезьянами такое получалось: тридцать лет назад пытались учить языку шимпанзе. Обезьяна не может произносить человеческие звуки, и их обучали языку глухонемых или предлагали систему знаков. Оказалось, что до уровня двухлетнего ребенка шимпанзе вполне способны освоить коммуникацию. А здесь еще интереснее: цивилизация дельфинов ведь негуманоидная.

— Сейчас что-то известно про язык афалин? После пятидесяти лет изучения?

— Немного.

— Леша, я ведь тебе про акустические иероглифы рассказывал! — вмешивается Баранов. — Мы это называем акустическим иероглифом. Это не выстроенные по-европейски последовательности слов, а зашифрованное в одном звуке понятие. Примерно как у китайцев или древних египтян.

— А речь будет похожа на комиксы Бидструпа, — говорит Агафонов, — в нескольких картинках рассказывается целая история. Только здесь картинки звуковые.

Абстракции

— До середины прошлого века считалось, что элементарная рассудочная деятельность есть у всех животных, а абстрактное мышление — только у человека. Затем был поставлен следующий эксперимент, — рассказывает Баранов, — берется тазик с водой, в нем две вертикальные стенки. На одной из них балкон, на противоположной три дверцы. Две черных и одна белая. Причем белая открыта, а черные закрыты.

Балкон постепенно вдвигался в стенку, и крысе нужно было куда-то прыгать. После нескольких попыток крыса понимала, что, чтобы не оказаться в воде, прыгать нужно именно в белую дверцу. Тогда опыт изменяли. Теперь было две белых закрытых дверцы и одна черная открытая. Крыса опять заучивала, что прыгать нужно в черную. Потом опыт еще несколько раз меняли — делали дверцы в полоску, вертикальную и горизонтальную, но всякий раз открытой оставалась та дверца, которая отличалась от других. Через некоторое время крыса понимала и это, после чего цвет ее больше не интересовал — только различия. Независимо от того, где она находилась.

— Это чисто абстрактное мышление, которого, как считалось раньше, у животных нет. Сколько времени у меня ушло, только чтобы объяснить этот эксперимент! А крыса решает задачу на раз. Притом что у грызунов гладкая кора головного мозга и ни одной извилины. Другие животные решают эту задачу еще быстрее, — говорит Баранов, поглядывая в сторону бассейна.

— Тогда давайте поставим противоположную задачу, — предлагает Агафонов. — Пусть Зойка отвечает на короткий сигнал длинным, а на длинный коротким.

— И мы получим первого в мире дельфина-шизофреника.

Алла

Три дельфина (исключая Зою), выстроившись в затылок друг другу, с криком исполняют поклоны в большом бассейне — Алла вместе с тренером Димой проводит дежурную тренировку.

Алла для меня человек загадочный. Сначала я даже не мог определить ее возраст — то ли чуть за тридцать, то ли пятьдесят. Остановился на тридцати семи и, как потом выяснилось, промахнулся лет на десять в меньшую сторону. Алла — тренер и соучредитель этого нового дельфинария, помимо того у нее двое детей, куча животных — членов семьи, коих она иначе как людьми не называет, — и множество знакомых,
которых признает людьми не только она. Еще у Аллы катер, коллекция попугаев и так далее.

— Алла, зачем тебе эта наука? — спрашиваю я, устроившись на диване и стараясь не подставлять попугаю дужки очков: один раз он их уже погрыз.

— Давай с начала, да? Где-то лет в тринадцать я посмотрела фильм о дельфинах. Тогда, в 70−е, был бум, начали изучать их интеллект…

Алла Азовцева,  девочка из каменных джунглей, жила в Риге, ни одного дельфинария в жизни не видела. Но очень любила животных, а животные — ее. Она ходила в зоопарк, была юннаткой, ей доверяли убирать у оленей. И вот когда девочка закончила школу и готовилась поступать в университет, она вдруг задумалась: «А чего я хочу?» И поняла: работать с дельфинами. И решила устроиться туда, где много людей, связанных с животными. Устроилась в цирк, готовила лошадей для выступ­лений. Шесть лет. А потом…

— Мне дали телефон Льва Мухаметова (это тот самый ученый, который открыл однополушарный сон у дельфинов. — «РР») из Утришского дельфинария. Я позвонила. Ответ был такой: «Ой, девочка, какие дельфины! Может, на лето, временно, поварихой…» Я немедленно уволилась.

Она работала поварихой до тех пор, пока в дельфинарий не привезли двух белух. С белухами тогда тренеры не работали: считалось, что эти крупные животные неповоротливы и для представлений не годятся. Белух привезли осенью, когда почти все сотрудники дельфинария разъехались.

— Я поняла, что это мой шанс. И стала их учить по своему разумению. За три месяца выучила нескольким трюкам, и когда Лев приехал, он был в шоке: какая-то повариха в зимние холода научила животных! Он сказал: «Девочку не трогать, будет тренером».

И она стала одним из лучших тренеров, сделала лучшую программу. Но настал момент, когда ей стало скучно: ведь мечта была не просто дрессировать животных, а найти с ними общий язык.

— Я поняла, что сам дельфин для меня как станок, на котором зарабатываются деньги. А того общения, о котором я мечтала в детстве, нет.  У меня начался кризис.

Ей казалось, что ничего настоящего не осталось: все поверхностное, фальшивое. И совершенно случайно прошлой осенью к ней в дельфинарий зашел Володя Баранов и дал красивую идею.

— Знаешь, мне очень не нравится, когда говорят, что если дельфины не строят городов, то они глупые. У них своя цивилизация, свой мир.

— А можно будет расспросить об этом дельфинов? После того как их научат говорить?

— А с каждым ли человеком, владеющим русским языком, можно поговорить? В общем, чтобы поговорить о картине мира… Я так далеко не мыслю. Мне хочется узнать, что они чувствуют. Конкретно. Приятно — неприятно, это люблю — это не люблю. Я чувствами живу…

Инопланетяне

— В электричестве все поломки делятся на два типа: есть контакт в ненужном месте и нет контакта в нужном месте, — говорит Александр, глядя, как Баранов пытается устранить неисправность в оборудовании перед началом тренировки.

Дельфин ждет, Алла ждет, мы тоже ждем. Предпоследний день двухнедельной авантюрной командировки ученых.

— Вот поэтому я и говорю: нужно на что-то более простое переходить, без меня эти спикеры работать не будут, — говорит Володя, починив контакты, и, поднося палец к лицу, заговорщицки шепчет: — Наука!

Разговор на самом деле идет о серьезных вещах: как Алла будет учить Зою после того, как океанологи уедут. После небольшого мозгового штурма принимается предложение Баранова сигналить фонариком и зуммером, а ответ получать только светом. К моему удивлению, Зоя спокойно выполняет нужное. Головастая все же!

— Вот мы и показали, что дельфин мыслит абстрактно и реагирует только на длительность сигнала, независимо от способа подачи — спикер, зуммер или вообще фонарик, — говорит Агафонов.

— Вы это еще не показали, — возражаю я. — Вот когда Аллу из эксперимента уберем, тогда ясно станет. А так, может, она мимикой своим дельфинам помогает.

— Таргет нужно привязать, чтобы не Алла его в руках держала. Но сначала научить нужно.

— Рыбу-то все равно она будет давать.

— Тогда можно считать, что Зоя просто мысли читает.

Мы спускаемся под трибуны, и Саша садится расписывать план действий для Аллы на зиму и начало весны. Алла, как обычно, не сидит, а варит кофе.

— Знаешь, — вдруг говорит она. — Если бы не было бортиков, которые Зоя физически не может преодолеть, она была бы здесь с нами. Потому что ей очень интересно.

К практике нас возвращает Агафонов, написавший на листочке бумаги, какие слова Зоя должна выучить в первую очередь:

— Какой бы разум ни был, должна быть разница между предметом и действием. Вот четыре предмета и четыре действия. Дальше уже можно комбинировать: принеси мяч, положи обруч…

— Думаю, этим словам я ее очень быстро обучу.

— А слово «я»? — пытаюсь и я внести посильный вклад в науку.

— Леш, давай от простого к сложному. Когда я увижу, что Зойка «въезжает», тогда и будем усложнять. Но этим словам, думаю, к маю научу.

На листочке в клеточку Агафонов обозначил первые слова:

Мяч большой .

Мяч маленький ..

Обруч …

Серф ….

Кинуть –

Принести – –

Крутить – – –

Положить на борт – – – –

Меньше чем через две недели после того, как Зоя впервые увидела ту самую трубку с контактами на конце, она уже может повторять комбинации из четырех сигналов в любой последовательности. И ее действительно не смущает способ подачи сигнала. В планах ученых, кстати, совсем отказаться от аппаратуры. Дельфину труднее нажимать на пищалку, чем подавать звуковой сигнал самому, потому что у афалин нет инструментальной деятельности. Исследователи рассчитывают постепенно уменьшать громкость, пока до дельфина не дойдет, что он может отвечать и своим голосом. А они существа сообразительные.

— Знаешь, зачем все это нужно в практическом смысле? — подытожил Баранов. — Когда прилетят инопланетяне, к кому они обратятся? К нам с тобой. Потому что ни у кого такого опыта больше нет.

Накануне отъезда часов в десять вечера я вышел из гостевой комнаты дельфинария наружу покурить. За пластиковой дверью, ведущей к бассейнам, горело дежурное освещение, я заглянул туда и увидел следующую картину: Зоя, Марина и Ваня (я уже научился узнавать их по лицам) втроем играли в мяч. Причем, судя по всему, давно и с удовольствием. Без людей.

P.S.

Когда этот материал готовился к печати, из Коктебеля пришло сообщение от Аллы, продолжающей обучать дельфина Зою: «А мы с Зойчиком воюем — сначала все шло чудесно, а потом она сбилась, запуталась, засомневалась, потеряла веру в себя (как это знакомо!). В общем, за пару дней мы скатились к нулю — теперь восстанавливаю ее веру в себя. Поддержи ее — я ей передам!!!!:-)»

Фотографии: Сергей Каптилкин для «РР»