Все | Индивидуальное поведение | Общественное поведение | Общие теоретические основы этологии | Половое поведение

Пер. с англ. – М.: Мир, 1992. – 670 с. Ред. – д.м.н. Л.А. Фирсов. © Перевод на русский язык, Е.З. Година, В.В. Свечников, 1992 [Jane Goodall. The Chimpanzees of Gombe: Patterns of Behavior. The Belknap Press of Harvard University Press. Cambridge, Massachusetts, and London, England 1986].

 

Оглавление

Предисловие редактора перевода. Введение. 1. Мрак рассеивается. Первые шимпанзе в Европе. На заре изучения. С 1960-х годов до наших дней. 2. Разум шимпанзе. 2.1. Мир восприятий шимпанзе. 2.2. Процессы научения. 2.2.1. Физическое и социальное окружение. 2.2.2. Целенаправленное поведение. 2.2.3. В ученье у человека. 2.2.4. Факторы, влияющие на способности и обучаемость. 2.3. Высшие когнитивные функции. 2.3.1. Межмодальный перенос. 2.3.2. Абстрагирование и обобщение. 2.3.3. Перемещение во времени и пространстве. 2.3.4. Символизация. 2.3.5. Понятие собственного «я». 2.4. Социальные взаимодействия при решении задач. 2.4.1. Способность понимать намерения других. 2.4.2. Намеренная передача сообщений. 2.5. Рассудок и рациональность. 2.6. Из лаборатории – в лес. 3. Исследования в Гомбе. Среда обитания. Методы полевых исследований. Взаимоотношения между шимпанзе и наблюдателями. 4. Кто есть кто. 5. Демографические сдвиги. Возраст полового созревания. Беременность и роды. Миграция между сообществами. Здоровье и болезни. Сезонные влияния. Смертность. 6. Коммуникация. Влияние настроения. Коммуникация и обмен информацией. Комбинации сигналов и конкретные ситуации. Невербальные «диалекты». 7. Сообщество уникального типа. Природа сообщества. Социальность. Обсуждение. 8. Взаимоотношения. Основные типы взаимоотношений. Изменение взаимоотношений на протяжении жизни. Сети социальных взаимоотношений двух шимпанзе. Адаптивная роль взаимоотношений. 9. Передвижение по территории. Влияние отдельных животных на передвижение группы. Суточные передвижения. Изменение индивидуальных особенностей передвижения с течением времени. Территория сообщества. Другие популяции шимпанзе. 10. Питание. Выбор пищи. Поиск пищи. Способы и продолжительность кормежки. Численность групп. Конкуренция за растительную пищу. Вода и минеральные вещества. Копрофагия. Насекомые и продукты их жизнедеятельности. Птицы и мелкие млекопитающие. Особенности питания шимпанзе в разных сообществах. 11. Охота. Методы охоты. Кооперация во время охоты. Убийство. Перехват добычи и поедание падали. Поедание мяса. Распределение мяса. Успехи в охоте и поедании мяса. 12. Агрессия. Агрессивные паттерны. Ответные реакции. Коалиции и «цепная реакция». Причины агрессии. Факторы, влияющие на уровень возбуждения. Индивидуальные различия. Различия в агрессивном поведении самцов и самок. Роль агрессии в сообществе шимпанзе. 13. Дружеское поведение. Физические контакты. Приветствие. Терпимость. Социальная игра. Дележка пищи. Помощь и альтруизм. Любовь и сострадание. 14. Груминг. Техника груминга. Изменения в процессе развития. Сеть груминга. Шесть профилей груминга. Уменьшение напряженности. Манипуляционная стратегия. 15. Доминирование. Иерархия самцов. Мотивация и альфа-статус. Доминантность и самки. Какие выгоды дает высокий ранг? 16. Половое поведение. Половой цикл. Ухаживание и спаривание. Паттерны спаривания. Инцест. Отцовство. Изменение репродуктивной стратегии самца с возрастом. Иерархическое положение самца и репродуктивный успех. Выбор самки самцом. Половые стратегии самок. Обсуждение. 17. Территориальное поведение. Вылазки в пограничные зоны и патрулирование границ. Взаимодействия между самцами соседних сообществ. Самцы сообщества Касакелы и «восточные» самцы. Взаимодействие самцов с самками из соседних сообществ. Отношение самок сообщества к «чужакам». Рождение и гибель сообщества. Вторжение с юга. Участие разных самцов в патрулировании. Другие популяции. Обсуждение. Территориальные ли животные шимпанзе? На пороге войны? 18. Манипулирование предметами. Пищевые ситуации. Забота о теле. Исследовательские действия. Устрашение. Другие ситуации. Культурные традиции. 19. Социальное сознание. Приобретение социальных знаний. Предвидение последствий поведения. Социальное маневрирование и обман. Заключение. Приложение А. Сбор данных в Гомбе. Методы. Наблюдатели. Приложение Б. Два отчета о наблюдениях над взрослым самцом Жомео. Приложение В. Часы наблюдений над шимпанзе за пять лет. Приложение Г. Матрицы общения. Приложение Д. Данные о половом поведении шимпанзе. Аббревиатуры кличек шимпанзе, используемые в некоторых таблицах и рисунках. Литература. Признательность. Предметный указатель. Указатель латинских названий.

 

2. Разум шимпанзе

Ноябрь 1983. Пять шимпанзе, жившие на Психологическом факультете Центрального вашингтонского университета, занимались своими повседневными делами. Возможно, они почувствовали, что должно произойти что-то не совсем обычное, так как их жилище было вычищено в тот день особенно тщательно. Дверь лаборатории отворилась, и тихо вошли два человека. Четыре обезьяны прервали свои занятия и застыли в неподвижности, пристально глядя на вошедших. Пятый шимпанзе, самый маленький, какое-то мгновенье колебался, а затем принялся демонстративно с шумом бегать по клетке.

Посетителями были Аллен и Беатрис Гарднеры. Это они вырастили четверых шимпанзе, сидевших в безмолвном потрясении, но пятого, маленького Лулиса, раньше никогда не видели. Опомнившись через две-три минуты, первой «разговорилась» Уошо. Изобразив жестом имя Трикси Гарднер, она добавила: «Давай обнимемся». Дар, попытавшись схватить и успокоить Лулиса, изобразил имя Аллена Гарднера; то же самое сделала и Тату.

Дар и Моджа покинули Гарднеров сравнительно недавно (четыре и два с половиной года тому назад соответственно). Поэтому не удивительно, что они вспомнили жест, означавший имя Аллена Гарднера. Но ведь Уошо не видела Трикси целых 11 лет! (Роджер и Дебби Фаутс, личное сообщение.)

 

Два нормальных человека, глядя на одну и ту же яблоню, воспринимают ее приблизительно одинаково. Они видят коричневый ствол, зеленые листья и красные круглые яблоки. Если яблоки зрелые, они пахнут; если дует ветерок, слышится шелест листвы. Ближайшие к наблюдателям яблоки кажутся им более крупными, чем яблоки на дальней стороне дерева, однако эта иллюзия вскоре сама собой исчезает, и все яблоки начинают восприниматься как более или менее одинаковые.

Такое сходство восприятий разных людей определяется врожденными внутренними механизмами, которые сортируют и классифицируют сложный набор признаков, воздействующих в виде зрительных, обонятельных и слуховых стимулов на соответствующие органы чувств. Если позднее наблюдателям показать фотографию той самой яблони, они узнают ее. Благодаря врожденным механизмам абстракции и обобщения наблюдатели смогут отнести данный объект (или его изображение на фотоснимке) к категории «дерево», а в пределах этой категории выделить «яблоню».

Однако будут и различия (возможно, очень большие) в восприятиях тех же двух наблюдателей – в том, что останется в их сознании и как они истолкуют увиденное. Другими словами, наблюдатели будут думать о яблоне по-разному. Сильнее всего эти концептуальные различия будут выражены в том случае, если наблюдатели относятся к разным культурам (в особенности если один из них никогда раньше не видел яблока). Если наблюдатели принадлежат к одной и той же культуре, концептуальные различия в значительной мере будут определяться их социальным положением, родом занятий и интересами. Например, голодный воспримет яблоню как возможный источник пищи. Для мальчишки это может быть прежде всего то, на что можно залезть. Один человек, глядя на яблоню, обратит внимание на причудливые изгибы ее сучьев, цветовые сочетания плодов и листьев, рисунок переплетения ветвей на фоне неба и т. п., а другой ничего этого не заметит. Упомянутый уже мальчишка углядит валяющийся под яблоней длинный сук – великолепное орудие для сбивания яблок! Одну и ту же яблоню будут по-разному воспринимать художник, лесник, садовод, ботаник и человек, решивший в том месте, где она растет, построить дом.

Произнесенное слово «яблоня» выступает в роли абстрактного символа и вызывает у наших наблюдателей определенный мысленный образ. Если спросить их об этом образе, они без колебаний опишут дерево с яблоками, вообще дерево, вообще яблоки и т. п. Они смогут представить себе вкус яблока и текстуру его кожицы на ощупь. Но «мысленные переживания» этих наблюдателей, не направляемые какими-либо расспросами, будут, вероятно, различаться еще больше, чем при непосредственном созерцании яблони. Произнесенное слово «яблоня», как и всякий другой абстрактный символ, обозначающий яблоню, способно вызывать у разных людей самые разные мысленные образы. В голове одного человека при этом возникает просто картина дерева с яблоками; у другого – определенная яблоня, у которой он когда-то при свете луны встречался с девушкой; у третьего – яблоневый сад детства; у четвертого – сложная цепь ассоциаций, ведущая от Евы, змея-искусителя и Эдемского сада до ядерной катастрофы и светопреставления.

Насколько мир восприятия и мысленных образов шимпанзе совпадает с нашим? Далеко ли способен зайти шимпанзе по пути ассоциаций от простого созерцания яблони к Эдемскому саду? Только необычайно терпеливый, проницательный, чуткий и умелый исследователь, работающий в лаборатории с индивидуальными шимпанзе, может попытаться ответить на вопросы, касающиеся верхних границ умственных способностей этих животных. Рассмотрим теперь некоторые данные, полученные в таких исследованиях.

 

2.1. Мир восприятий шимпанзе

Судя по имеющимся сведениям, сенсорные системы шимпанзе очень сходны с нашими. Острота зрения, светочувствительность и способность к различению большинства цветов спектра у шимпанзе и человека сравнимы, хотя, по-видимому, человек более чувствителен к желто-красным цветам. Шимпанзе и человек обладают и примерно одинаковой способностью выявлять различия в размерах и форме предметов, а также одинаковым восприятием движения. Шимпанзе легко локализует источник звука и может различать ритмы. Слух у шимпанзе примерно такой же, как у человека, хотя чувствительность к высокочастотным звукам выше (Prestrude, 1970).

Систематических исследований обоняния шимпанзе не проводилось. Почти наверняка шимпанзе пользуется этим чувством в большей степени, нежели современный цивилизованный человек, хотя, вероятно, не больше, чем люди, живущие в непосредственном контакте с дикой природой, для которых возможность почувствовать запах хищника часто бывает вопросом жизни или смерти.

Супруги Келлог (Kellog, Kellog, 1933) предложили своему сыну и воспитывавшейся у них самке шимпанзе по кличке Гуа расположить в порядке предпочтения четыре вкусовых качества. Ребенок расположил их в следующем порядке: сладкое, кислое, соленое, горькое. Гуа высказала предпочтение кислому перед сладким, но в оценке двух последних качеств не расходилась с ребенком. Случайные наблюдения указывают на то, что у шимпанзе может спонтанно развиться пристрастие к алкоголю. Когда Темерлины взяли с собой в сад Люси в первый раз, она принялась снимать яблоки с деревьев. Однако во время последующих посещений сада Люси подбирала с земли совершенно гнилые плоды и поедала их. После этого «она казалась счастливой и часто смеялась... она хмелела от продуктов естественного брожения в гнилых яблоках» (Temerlin, 1975, с. 49).

Получив травму, шимпанзе обращаются с пораненным местом так, что большинство людей испытывало бы при этом сильную боль; это позволяет думать, что шимпанзе, возможно, менее чувствительны к боли, чем человек. Однако значительные различия в отношении к боли обнаруживаются и у людей-представителей различных культур. Чувствительность к температуре у шимпанзе и человека, вероятно, одинакова: обезьяны обычно избегают палящего солнца и в сильную жару расслабленно лежат в тени (см., например, Köhler, 1925; Fouts, 1974), а когда холодно – дрожат и выглядят очень несчастными.

Одинаково ли воспринимают яблоко шимпанзе и человек, если допустить, что сенсорные функции развиты у них одинаково? Воспринимает ли шимпанзе, подобно человеку, округлость яблока, прямизну или изогнутость сучьев яблони и т.д.? Н. Коте (1935), изучавшая механизмы восприятия у своего молодого воспитанника Иони, подвергла его более чем 500 тестам на различение предметов и пришла к выводу, что мир его зрительных образов очень сходен с миром зрительных образов ребенка (см. также Yerkes, Petrunkevitch, 1925). Одна самка-подросток могла различать середину числовой последовательности. С 75%-ной точностью она определяла нужные предметы из предъявлявшихся ей семнадцати, что, возможно, указывает на способность к примитивному счету (Rohles, Devine, 1966, 1967).

В мире восприятий шимпанзе главную роль, несомненно, играют пространственные отношения предметов; положение предмета в пространстве имеет для шимпанзе гораздо большее значение, чем такие его признаки, как цвет, форма или размеры. Йеркс (Yerkes, 1943) показал это в следующем опыте. Шимпанзе сидел в середине комнаты, в каждом углу которой стояли одинаковые по размеру и форме, но разные по цвету ящики. Шимпанзе наблюдал, как в один из этих ящиков кладется пища. Затем между ящиками и шимпанзе помещали ширму, и экспериментатор менял местами ящик с едой и один из пустых ящиков. Шимпанзе неизменно направлялся к тому месту, где первоначально стоял ящик с едой, полностью игнорируя цвет ящика (который, разумеется, он хорошо воспринимал). Обнаружив, что ящик пуст, обезьяна сначала проворно обыскивала все место вокруг него, затем начинала злиться и в конце концов бросалась на пол и разражалась криком. Эксперимент повторили с той разницей, что ящики теперь различались не только цветом, но также величиной и формой. Результат оказался тем же. В конце концов шимпанзе научался правильно определять нужный ящик, руководствуясь иными его признаками, нежели местоположение, но только в том случае, если время между перестановкой ящика и началом решения задачи не превышало 40 секунд. Как мы увидим, благодаря такому преимущественно пространственному видению жизни шимпанзе иногда лучше, чем люди, выполняют тесты, требующие пространственной памяти.

Для пополнения и проверки словаря жестов у шимпанзе, обучающихся языку ASL, обычно используют фотографии. Если предмет снят на ярко окрашенном фоне, шимпанзе при предъявлении им фотоснимка часто «называют» не предмет, а цвет фона (Gardner, Gardner, 1983). Гарднеры обнаружили также, что их обезьяны гораздо легче распознают на фотографиях снятые зимой голые стволы и ветви деревьев или «рождественскую елку» на фоне неба, чем деревья, покрытые пышной летней листвой. (Интересно, сможет ли «опытный» шимпанзе точно опознать яблоню зимой? Многие люди этого сделать не смогли.)

Кёлеру удалось расширить наши представления о том, в чем различен мир зрительных восприятий у шимпанзе и человека. Так, например, он показал, что шимпанзе, использовавшие ящики, чтобы дотянуться до подвешенных бананов, не обращали никакого внимания на стоявшие у стены столы, не воспринимая их как самостоятельные, легко передвигаемые предметы. Для решения некоторых задач требовалась палка, которую шимпанзе должны были выламывать из деревянного ящика. Если между досками, из которых был сделан ящик, имелись щели, животные быстрее догадывались, что эти доски могут служить орудиями для решения задачи. Кёлер (Köhler, 1925) пришел к заключению, что «взрослый человек легче подвергает анализу видимое целое, нежели шимпанзе».

Вероятно, по этой же причине очень трудной для обезьян оказалась задача, в которой, прежде чем передвинуть ящик под свисающую с потолка приманку, нужно было вынуть из него тяжелые камни. Многие шимпанзе так и не справились с этой задачей, хотя затратили много сил, пытаясь передвинуть под приманку ящик с камнями. Даже самый одаренный из шимпанзе, Султан, наткнувшись, наконец, на решение, вытащил из ящика всего лишь несколько камней, облегчив его ровно настолько, чтобы с большим трудом его можно было сдвинуть с места.

Вики, предоставленная самой себе, сортировала предметы, руководствуясь не их назначением; а материалом, из которого они были сделаны (деревянные палочки для еды откладывала в одну кучу с карандашами, а не с ножами, металлические пуговицы-с другими металлическими объектами, а не с костяными пуговицами). Для решения определенных задач, однако. Вики быстро подбирала нужный предмет, так что при надобности она все-таки могла воспринимать предметы в соответствии с их функцией (Hayes, Hayes, 1951).

Интересные выводы сделал Кёлер, проанализировав ряд случаев, казалось бы, «глупого» поведения шимпанзе. Так, например, одна самка в поисках подходящего орудия несколько раз проходила мимо небольшого дерева с ветвями, пригодными для решения задачи. Не обращая на них никакого внимания, она вместо этого пыталась выломать из двери крепко ввинченный болт. Для обезьяны черный болт на фоне белой двери был гораздо заметнее, чем ветка дерева (в конце концов эта самка все-таки догадалась оторвать ветку). Кёлер приводит и другие примеры того, как у шимпанзе зрительные впечатления берут иногда верх над практическими соображениями (Köhler, 1925, с. 97). Одна из наименее способных шимпанзе Кёлера, самка по кличке Рана, доставала подвешенную к потолку приманку своим излюбленным способом: она вертикально ставила шест, быстро взбиралась по нему и успевала схватить висевший плод даже тогда, когда шест вместе с нею начинал уже падать. Однажды, не найдя подходящего шеста и безуспешно попытавшись несколько раз добраться до приманки с помощью короткой палки, обезьяна вдруг взяла вторую такую же короткую палку и, соединив их концами, сделала несколько движений, как бы пытаясь вскарабкаться по этому зрительно цельному шесту!

Обмотать четыре раза веревку вокруг бруска так, чтобы ее витки не касались друг друга, – это для шимпанзе, по-видимому, такая же невыполнимая задача, как распутать клубок ниток для человека. Или, как иронически добавляет Кёлер, «для автора этих строк – разложить складной стул» (Köhler, 1925, с. 103).

Восприятие окружающего мира у шимпанзе, как и у человека, в значительной мере определяется обучением и опытом. Шимпанзе, воспитывающиеся в семье человека, научатся видеть в столах то, чем они являются на самом деле, и при надобности легко смогут переставить стол с одного места на другое. Привыкнув пользоваться веревкой, они лучше поняли бы и задачу ее накручивания на брусок. (В конце концов и складной стул перестает быть проблемой, если иметь с ним дело достаточно часто!) Палка, которая сначала воспринимается как нечто длинное и прямое, если ее потрогать, оказывается еще и твердой. А если с помощью этой палки удалось к тому же достать пищу или ударить соседа, она превращается уже в орудие.

 

2.2. Процессы научения

Существует много определений научения, которые, как отмечает Хайнд (Hinde, 1966), различаются в зависимости от круга научных интересов их авторов. В некоторых этологических определениях подчеркивается, что научение является адаптивным процессом и что оно приводит к заметному изменению поведения. Торп (Thorpe, 1956, с. 55) определяет научение как «процесс, который проявляется в адаптивном изменении индивидуального поведения в результате опыта». Хотя адаптивные результаты научения играли огромную роль в эволюции поведения, Стенхауз (Stenhouse, 1973) полагает, что слово «адаптивный» следует исключить из определения, так как в противном случае логически становится невозможной выработка неадаптивного поведения, которая, к сожалению, в особенности у человека, имеет место. Кроме того, индивидуальный опыт «может приводить к таким изменениям внутренней организации…, которые проявляются в изменениях поведения не сразу» (Hinde, 1966, с. 41). Эти изменения могут затем фиксироваться в центральном хранилище памяти (Stenhouse, 1973). Впоследствии по способности или неспособности животного извлекать из памяти соответствующие реакции можно судить о том, произошло ли в данном случае «научение» или нет.

Все биологи высказывают единодушное мнение, что научение не является единым процессом, но вопрос о механизмах научения остается спорным. Мы не будем вдаваться в дискуссию по поводу основных положений теории этого процесса: это быстро развивающаяся, полная противоречий область знания, в которой я не считаю себя достаточно компетентной. С другой стороны, рассматривая психику шимпанзе, процессам научения необходимо уделить должное внимание, особенно если учесть полученные недавно данные о том, что у высших приматов «процессы познания каким-то образом возникают из более общих, примитивных ассоциативных процессов научения и в конце концов заменяют их» (Rumbaugh, Pate, 1984, с. 568). Большинство понятий, которыми оперирует автор, излагая ниже в сильно упрощенном виде этот вопрос, были предложены в 1956 году Торпом и до сих пор широко используются в научной литературе.

2.2.1. Физическое и социальное окружение

Безусловно, существует много форм поведения, которым шимпанзе незачем обучаться (например, дыхание или сон) или которые развиваются постепенно, по мере созревания организма (многие крики, позы и жесты, относящиеся к системе коммуникации). Крайне важным аспектом научения в раннем периоде жизни является видоизменение врожденных реакций в результате взаимодействия животного с физическими и социальными факторами окружающей среды. Хотя в поведении шимпанзе, выросшего в условиях социальной изоляции, и будут обнаруживаться многие видоспецифические паттерны коммуникации, их употреблению в нужной последовательности и в нужном контексте он должен обучаться на собственном опыте в социальной среде (Menzel, 1964).

Детеныш шимпанзе на каждой стадии развития физически и психологически готов к тому, чтобы обучаться новым формам поведения, а поскольку в силу филогенетических причин он предрасположен вести себя определенным образом (например, карабкаться вверх, манипулировать предметами, проявлять общительность), одним навыкам он будет научаться легче, чем другим (таким, например, как выполнение слишком сложных искусственных тестов, придуманных человеком).

Свои знания шимпанзе приобретают главным образом в результате взаимодействия различных форм перцептивного научения, научения методом проб и ошибок и имитационного научения. Пока не ясно, насколько эффективно происходит научение у животного, которое просто смотрит, слышит и воспринимает запахи окружающих его предметов внешнего мира, но, несомненно, анализ и накопление перцептивного опыта играют важную роль в постепенном ознакомлении с физическим и социальным окружением. Шимпанзенок многое узнаёт уже за те месяцы жизни, когда он крепко цепляется за грудь своей матери, чувствуя ее страх, возбуждение или удовольствие. Он не может позволить себе обращать внимание на все стимулы, которые непрерывно атакуют его со всех сторон. Мало-помалу одни предметы, звуки и запахи становятся для него важными, тогда как другие, воздействуя на его органы чувств, не фиксируются в сознании. Сначала его могут одинаково пугать самые разные вещи: появление в вольере сотрудника в белом халате; взрослый самец шимпанзе, сотрясающий железную стенку соседнего помещения; визг его матери при испуге; рука человека со шприцем. На некоторые из подобных вещей детеныш учится не обращать внимания – он привыкает к ним. Другие события приобретают для него вполне определенный смысл. Звук ключа, поворачивающегося в замке в определенное время дня, возвещает о завтраке и вызывает у шимпанзенка сильное возбуждение; на этот звук у него уже выработался условный рефлекс*. Вид шприца, хотя бы раз уколовшего шимпанзенка, скорее всего будет вызывать у него реакцию страха. Но если после этого в течение нескольких дней шприц будут приносить, но не употреблять по назначению, реакция страха в конце концов угаснет.

[*Различают два типа условных рефлексов: классический (или павловский), пример которого здесь упомянут, и инструментальный, когда вознаграждаются определенные случайные движения животного. Так, например, если всякий раз, когда цыпленок шагнет вправо, вознаграждать его пищей, то в конце концов он обучится ходить по кругу.]

Постепенно у шимпанзенка складывается «мысленная карта» (McReynolds, 1962) окружающей его обстановки. Она вырабатывается гораздо легче у детенышей, растущих в ограниченном пространстве лаборатории или даже в просторном открытом загоне (Menzel, 1974; Menzel, Premack, Woodruff, 1978), чем в природных условиях, где территория гораздо больше.

Некоторые формы поведения «заразительны». Если какой-нибудь шимпанзе, принимаясь за еду, хрюкает от удовольствия или, наоборот, испугавшись чего-нибудь, ощетинивается и пускается наутек, то находившийся рядом с ним сородич часто будет следовать его примеру. Это явление получило у этологов название социального облегчения. Если один шимпанзе видит, как другой спешит к увешанному плодами дереву или устремляется из закрытого помещения в открытый загон, куда только что принесли пищу, он почти наверняка сделает то же самое, так как поведение сородича привлекло его внимание к пище. Описанный феномен известен под названием локального усиления (усиление реакций животного под влиянием локальных факторов). Социальное облегчение помогает молодому шимпанзе научиться подавать в той или иной ситуации определенные голосовые сигналы, избегать той или иной опасности и т.п.; локальное усиление повышает информированность детеныша о его ближайшем окружении.

Решающую роль в процессе научения играет положительное и отрицательное подкрепление-вознаграждение и наказание. Во время игрового и исследовательского поведения детеныш получает все больше сведений о физических свойствах окружающей его среды. Шимпанзенок залезает на дерево, сухая ветвь обламывается, и он падает на землю. Однажды уяснив для себя связь между «качеством» ветки и падением (а для этого может потребоваться несколько подобных эпизодов), он будет избегать сухих веток. С другой стороны, детеныш может с первого же раза оценить восхитительный вкус того или иного плода. Взаимодействуя с другими шимпанзе или с человеком, он начинает понимать, какие поступки приемлемы и поощряются (например, если попросить, тебе могут почистить шерсть; если подойти к кому-нибудь с приглашением поиграть, тебя могут пощекотать), а какие наказываются (например, если укусить ухаживающего за тобой человека).

Нам удалось проследить постепенное накопление знаний у шимпанзе по мере его созревания и взаимодействия с окружающей средой – формирование у него приобретенных склонностей. В естественных условиях обитания этот процесс приводит к развитию поведения, характерного для взрослых членов той социальной группы, к которой относится данный шимпанзе. В неволе этот процесс может привести к развитию различных стереотипных и причудливых форм поведения (если врожденные склонности животного не находят применения) или же к формированию у шимпанзе необычайно живого и уравновешенного характера (если врожденные склонности детеныша осторожно направляются на совершенствование поведения). Рассмотрим теперь, каким образом накопленные знания об окружающей среде используются в поведении.

2.2.2. Целенаправленное поведение

В лаборатории животному часто приходится решать задачи, которые с точки зрения реальной жизни лишены всякого смысла. Когда шимпанзе с большим опытом выполнения тестов на различение сталкивается с новой задачей (в которой, например, требуется выбирать на пульте более темную из двух зеленых фигур), он по прошлому опыту знает, что вознаграждение последует в том случае, если он выберет только одну из фигур. Сначала шимпанзе будет пробовать оба варианта – ему пока еще нечем руководствоваться в своем выборе. А как только он узнает (путем проб и ошибок) правильный ответ, он сможет сделать обобщение и в дальнейшем будет выбирать более темную из двух фигур также и иного цвета (например, синих или красных). Насколько легко шимпанзе придет к такому обобщению, будет зависеть от его прошлого опыта и от ряда других факторов – от мотивации, внимания и индивидуальных способностей.

Если шимпанзе пытается решить менее сложную задачу (например, от перехода с одного дерева на другое с помощью сородича до задач, которые животным предлагал в своей лаборатории Кёлер), он вполне может прибегнуть к тем способам решения, которые уже испытывались им раньше. При этом, прежде чем будет найдено правильное решение, несколько попыток могут оказаться безуспешными. Такие попытки Кёлер называл «хорошими» и «плохими» ошибками. «Хорошие» ошибки свидетельствуют о том, что шимпанзе «понимает» существенные моменты задачи. Так, один из шимпанзе Кёлера, пытаясь достать висевший над ним банан, поднял ящик и на весу прислонил его к стене. Если бы ящик мог сам собою прикрепиться к стене, шимпанзе наверняка дотянулся бы до приманки! Точно так же когда Рана «зрительно» составляла из двух палок шест, она, по всей видимости, понимала, что для решения задачи нужна более длинная палка. Напротив, «плохие» ошибки свидетельствуют о полном непонимании животным условий задачи (как, например, в том случае, когда шимпанзе переставляет куда-то в другое место ящик, который стоял в нужном месте, но не был достаточно высок, чтобы животное могло дотянуться с него до приманки). Описал Кёлер и примеры «полной тупости» у некоторых шимпанзе, которые ранее уже продемонстрировали свои способности к решению задачи. Одна самка, например, чтобы достать плод, лежавший за решеткой вольеры, таскала по полу тяжелые камни (результат проведенного ранее в той же вольере опыта, в котором камни служили животному подставкой).

«Хорошие» и «плохие» ошибки, совершаемые в подобных ситуациях, способствуют ознакомлению животного с условиями задачи. Шимпанзе может наткнуться на решение задачи случайно, т. е. достичь цели в результате случайной активности, не понимая ее связи с задачей. Молодой шимпанзе, безуспешно перепробовавший разные способы перебраться с одного дерева на другое, в конце концов может двинуться вдоль ветки, которая, согнувшись под его тяжестью, послужит для него мостом. Сначала животное, возможно, и не уловит связь между тяжестью своего тела (или, по крайней мере, своим поведением) и достижением цели. Но не исключено, что если описанная ситуация повторится, то эта связь будет уже мысленно зафиксирована. Тогда можно будет сказать, что шимпанзе обучился решению задачи.

Йеркс (Yerkes, 1943, с. 135) описал поведение шестилетней самки Мамо в тесте с ящиком и палкой. В середину узкого длинного ящика с открытыми концами помещался (вне досягаемости шимпанзе) банан. Чтобы получить банан (вознаграждение), Мамо должна была толкать его от себя к дальнему концу ящика с помощью палки, лежавшей рядом с ящиком. Целых 12 дней не могла Мамо решить эту задачу. В течение предоставленного ей на это часа в день она то смотрела на банан, то тянулась к нему, то принималась поблизости играть, причем иногда-с палкой. На 13-й день, кувыркаясь у одного конца ящика, она заглянула внутрь и неожиданно направилась «прямо к палке и схватила ее, всем своим видом выражая определенность намерений... В ту же минуту, до того еще, как обезьяна приблизилась с палкой к концу ящика, экспериментатору стало ясно, что задача решена».

Спонтанное решение подобного рода задач основано на «улавливании» связей между вещами, или инсайте (Köhler, 1925). Иногда этот процесс может также включать мысленное представление о чем-то отсутствующем (как, например, в случае шимпанзе Кёлера по кличке Султан, который, прекратив безуспешные попытки достать подвешенную приманку, внезапно замер на какое-то мгновение, а затем галопом поскакал в другую комнату, притащил оттуда ящик, мимо которого он проходил в тот день, и с его помощью добрался до лакомства).

В отличие от таких феноменов, как социальное облегчение и локальное усиление, решение новых задач путем наблюдения и имитации поведения других особей также предполагает инсайт. По определению Кёлера (Kohler, 1925, с. 190), подражание представляет собой способность животного «уловить и осмыслить значение действий другого животного». Торп (Thorpe, 1956, с. 135) предложил более узкое определение этого понятия, подчеркнув, что если говорить об истинном зрительном подражании, то «имитируемый паттерн должен представлять собой такой двигательный паттерн, которого нет в репертуаре данного вида»*.

[*Торп полагал, что подражание, «по-видимому, требует от животного самосознания и понимания того, что особь, которой оно подражает, похожа на него самого» (Thorpe, 1956, с. 464). В таком случае из круга животных, способных к подражанию, следовало бы исключить виды, лишенные «самосознания». Имитационное обучение играет чрезвычайно важную роль и в поведении человека (как и шимпанзе), и, по всей видимости, «истинное» подражание, выделяемое Торпом в особую категорию, лучше всего рассматривать просто как верхнюю точку в непрерывном восходящем ряду.]

В неволе некоторые шимпанзе обнаруживают такие способности к подражанию, которые удовлетворяют даже строгим критериям Торпа. Классическим примером может служить поведение Вики, которая поджимала губы, что не входит во врожденный поведенческий репертуар шимпанзе, чтобы намазать их губной помадой (Hayes, Hayes, 1951). А в рамки более широкого определения подражания, предложенного Кёлером, вписываются такие сложные формы поведения у выросших в человеческой семье шимпанзе, как шитье, откупоривание бутылок, разливание напитков и рытье земли лопатой, т. е- многие из обычных действий, которые человек производит у себя дома.

В следующем поразительном примере главное действующее лицо – снова Вики. Однажды она внимательно наблюдала, как ее «мать», чтобы разгладить фотографии, закладывала их между страниц телефонной книги. В течение нескольких последующих дней все имевшиеся в доме листки бумаги – нераспечатанные письма, лекарственные рецепты и даже салфетки – усердно разглаживались Вики (Hayes, 1951). Другой известный эпизод произошел, когда заболел Морис Темерлин. После того как его сильно стошнило, он в сопровождении озабоченной Люси добрался до постели. Через некоторое время Люси вернулась в ванную комнату, приняла вертикальное положение, склонилась над унитазом (как это сделал ее хозяин), широко раскрыла рот и сделала несколько кряхтящих звуков, словно имитируя рвоту (Temerlin, 1975). Еще один интересный случай подражания произошел в Иоганнесбургском муниципальном зоопарке. Два самца шимпанзе жили в соседних вольерах, но не могли видеть друг друга. Одного из них сторож научил курить, что, разумеется, вызвало восторг у посетителей зоопарка, снабжавших его сигаретами. Второй самец, которого специально курить не учили, в скором времени тоже освоил это занятие; поощряемый посетителями, он научился курить, глядя, как это делают они (Brink, 1957). Самый одаренный из группы шимпанзе Мензела, самец по кличке Бандит, проводил долгие часы, внимательно наблюдая из своей вольеры, чем занимаются люди снаружи. Именно он часто выступал в роли заводилы «побегов» обезьян из вольеры; когда же все остальные шимпанзе убегали в лес, Бандит получал в свое единоличное распоряжение оставленные людьми инструменты (лопату, поливочный шланг и т.п.) и в выпавшие ему недолгие минуты свободы изображал человеческую деятельность (Р. Midgett, личное сообщение).

Лулиса, приемного сына Уошо, Роджер Фаутс приобрел в возрасте 10 месяцев, а затем его и Уошо познакомили с тремя молодыми шимпанзе из группы животных, участвовавших во втором исследовании Гарднеров, – Даром, Моджей и Тату. Фаутс и его сотрудники в присутствии шимпанзенка умышленно не употребляли жестов языка ASL (за исключением семи вопросительных жестов, означавших «какой», «кто» и «что»). Ни один человек не учил Лулиса никаким жестам; и тем не менее к тому времени, когда ему исполнилось четыре с половиной года, он благодаря наблюдению и подражанию выучил 39 жестов (Fouts, Fouts, Schoenfeld, 1984).

2.2.3. В ученье у человека

«Одна из главных причин широкого использования шимпанзе как экспериментальных животных – их сравнительно хорошая обучаемость». Так писал Йеркс (Yerkes, 1943, с. 133). Человек в полной мере воспользовался этой способностью шимпанзе при подготовке молодых животных к космическим полетам. Моррис и Моррис (Morris, Morris, 1966) подробно описывают условнорефлекторную процедуру, которой подвергаются при этом шимпанзе. За пультом управления они должны выполнять длительные и сложные операции, испытывая примерно такое же умственное напряжение, какое, по расчетам, испытывают пилоты космического корабля на околоземной орбите.

Моррисы приводят описание 14-дневного теста на выносливость, которому подвергался в Аэромедицинской научно-исследовательской лаборатории Холломэнской военно-воздушной базы (штат Нью-Мексико) один пятилетний шимпанзе. До того как подвергнуться тесту, этот шимпанзе прошел специальный курс тренировки общей продолжительностью 1093 часа. Во время самого теста он сидел в тесной кабинке, опутанный вшитыми в его найлоновый костюм тугими ремнями. На ногах у него были ботинки с металлическими пластинками, через которые он получал слабые электрические удары, если действовал неправильно. Перед ним находился пульт, за которым он работал, чтобы получить вознаграждение (пищу и воду) или избежать наказания (ударов тока). Восемь раз в течение суток проводились рабочие сеансы продолжительностью по 66 минут. В промежутках между ними животное могло отдохнуть и поспать. Каждый сеанс был разделен на четыре фазы с интервалами в одну или две минуты. О начале первой фазы возвещал зуммер. В одном из трех окошек пульта перед шимпанзе зажигался красный свет, и в течение всего времени, что он горел, животное, чтобы избежать ударов тока, должно было нажимать на один из трех рычагов с частотой по меньшей мере один раз в каждые 20 секунд. Когда зажигался синий свет, шимпанзе должен был быстро нажать на другой рычаг, иначе получал удар тока. В течение этих первых 15 минут на один рычаг он должен был нажать приблизительно 45 раз, на другой – семь раз. На протяжении следующих 15 минут, когда загорался зеленый свет, шимпанзе «зарабатывал» себе воду. Если он нажимал на один из рычагов с интервалом 20 секунд, из трубки, помещавшейся у него над головой, ему давали глоток воды; если он нажимал рычаг с меньшим интервалом (хотя бы в 19 секунд), воды не было. На протяжении следующих 15 минут он точно так же «зарабатывал» пищу. В течение последних 15 минут шимпанзе должен был различать три стимула разной формы, всякий раз выбирая самый причудливый из них. После этого он предавался честно заслуженному отдыху, а потом все повторялось сначала. За 14 дней шимпанзе в общей сложности отработал 120 часов описанной экспериментальной процедуры. Трудно поверить, но эффективность его работы за это время действительно возросла, так что к концу эксперимента шимпанзе значительно лучше выполнял питьевые тесты и тесты на различение формы, а выполнение других тестов не ухудшилось. Когда шимпанзе, наконец, окончательно освободили, никаких расстройств у него не обнаружили, если не считать некоторой слабости в конечностях, исчезнувшей через день. После всей этой изнурительной процедуры шимпанзе даже не потерял в весе.

Именно тем, что шимпанзе легко поддаются обучению и легко обучаются самостоятельно путем подражания, так как обнаруживают что-то вроде понимания характерных моментов демонстрируемого поведения, объясняется их необычайная популярность в шоу-бизнесе. Было описано (Morris, Morris, 1966) поведение одного шимпанзе по кличке Питер, который в 1909 году выступал в Нью-Йоркском театре. На сцене он вкушал изысканные блюда, курил сигару, чистил зубы, причесывался, пудрился и «давал на чай» своему дрессировщику. После этого он раздевался, зажигал свечу, ложился в постель и задувал свечу. Затем вставал, одевался и ухаживал – на роликовых коньках – за молодой женщиной. В заключение шимпанзе четверть часа выполнял различные трюки на велосипеде и завершал программу тем, что на ходу пил из пивной кружки. Затем он слезал с велосипеда, аплодировал себе и уходил со сцены. Как утверждали, в поведении этого шимпанзе во время выступления насчитывалось 56 различных действий. Но самым прославленным артистом-шимпанзе безусловно был Дж. Фред Маггс, который за свои выступления на вершине славы получал в неделю 357 фунтов стерлингов (в то время это составляло около тысячи долларов) – и это в самом начале 1950-х годов!

В естественных условиях обитания взрослые шимпанзе, вероятно, лишь изредка прибегают к специальному обучению своих детенышей с целью изменить их поведение, хотя, как мы увидим, многие из материнских форм поведения в значительной мере способствуют обучению детеныша. Йеркс (Yerkes, 1943) описывает, как в изучавшейся им колонии шимпанзе часто специально поощряли такие формы поведения детенышей, как лазанье по деревьям или хождение по земле.

Особый интерес представляет в этом отношении поведение Уошо. Шимпанзе обучают языку жестов ASL путем сочетания двух приемов – «постановки» рук животного в надлежащее положение и демонстрации ему исполнения различных жестов (Gardner, Gardner, 1969). Исследователям удалось три раза наблюдать, как Уошо пыталась обучить новым жестам своего приемного сына. Однажды, увидев приближавшегося человека с плиткой шоколада, Уошо принялась с важным видом расхаживать на двух ногах по вольере и, ощетинившись, в сильном волнении изображать жест «пища». Лулис, которому в то время было всего 18 месяцев, пассивно наблюдал за происходившим. Внезапно Уошо подошла к нему и, взяв его руку, сложила ее в жест «пища» (пальцы, указывающие на рот). Следующий случай произошел в сходной ситуации, когда Уошо изобразила жест «жвачка», но при этом ее рука находилась на теле Лулиса. В третий раз Уошо без всякого повода подняла небольшой стул, подтащила его к Лулису, поставила перед ним и три раза очень внятно изобразила жест «стул», все время при этом внимательно глядя на Лулиса. Два жеста, означающие пищу, вошли в словарь Лулиса, а знак «стул» в словарь включен не был (Fouts, Hirsch, Fouts, 1982). Складывается такое впечатление, что Уошо могла обучать других шимпанзе, потому что в свое время сама подвергалась обучению.

2.2.4. Факторы, влияющие на способности и обучаемость

Одни шимпанзе обучаются легко, другие – гораздо труднее. Отчасти это можно объяснить индивидуальными различиями в наследственной организации центральной нервной системы, отчасти - разным жизненным опытом животных. Нельзя забывать и о темпераменте; возбудимый или нервозный шимпанзе легче отвлекается от выполнения задачи, чем спокойное, уверенное в себе животное. При этом важную роль играет также уровень мотивации.

Сильная мотивация способствует успешному выполнению задания; в этом случае внимание животного сосредоточено на задании, и его не так легко отвлекают посторонние стимулы. На степень мотивации в свою очередь влияют такие факторы, как характер вознаграждения или наказания (если они присутствуют в ситуации), трудность задачи для данного животного и его эмоциональное состояние в данное время. Кёлер (Kohler, 1925) описывает случай, когда самая взрослая самка из тех шимпанзе, с которыми он работал, по кличке Чего неожиданно решила задачу благодаря повышению уровня мотивации. Произошло это в самом первом тесте, которому подверглась Чего: около клетки лежала кучка плодов, до которых обезьяна вполне могла дотянуться, если бы отодвинула в сторону мешавший ящик. В течение двух часов она не переставала безуспешно тянуться к пище. Тут к Чего стали приближаться несколько более мелких обезьян. Когда они подошли ближе, опасность вызвала у Чего «прозрение»: она схватила ящик, отставила его в сторону и завладела плодами раньше, чем подоспели молодые обезьяны.

Другой эпизод, описанный Кёлером (1925), показывает, каким образом низкий уровень мотивации может затруднить выполнение уже освоенной задачи. «Умного» Султана легко обучили помогать убиравшим его вольеру служителям – собирать в корзину кожуру, оставшуюся после чистки фруктов. В первые два дня он отлично справлялся с заданием; «на третий день ему то и дело нужно было напоминать об этом; на четвертый день приходилось уже приказывать ему подбирать каждую отдельную кожуру; а на пятый… надо было самому приводить в движение его конечности, заставляя его брать кожуру, поднимать ее, шагать, протягивать руку над корзиной, выпускать кожуру из руки и т.д.; конечности шимпанзе, как только они заканчивали движение и их оставляли в покое, застывали в оцепенении» (там же, с. 252).

Характер вознаграждения тоже может влиять на выполнение задания животным. Если пищевой стимул слишком слаб, сытый шимпанзе иногда вообще не станет утруждать себя попыткой его заработать; если стимул очень силен, животное может так возбудиться, что не сможет сосредоточиться на решении задачи. У очень голодного шимпанзе вид пищевой приманки способен вызывать полное оцепенение, так что животное вообще не в состоянии будет «думать» о задании (Köhler, 1925). Прайор (Pryor, 1984) рассматривает сравнительные достоинства различных процедур обучения – с чередующимся подкреплением (животное то получает, то не получает награду) и с редким неожиданным «сверхвознаграждением», которое выдается вовсе не в связи с особо успешными действиями животного (хотя его поведение и в этом случае должно быть удовлетворительным). Прайор нашла, что создающийся при этом «эффект выигрыша» чрезвычайно способствует дрессировке животных.

Шимпанзе (как и другие млекопитающие) может «работать» не только за пищевое вознаграждение, а также, например, ради того, чтобы почистить шерсть сородичу, или чтобы ему самому почистили шерсть (Yerkes, Petrunkevitch, 1925), или поиграли с ним (Falk, 1958). Более того, шимпанзе может беспрестанно выполнять понравившееся или вызывающее у него интерес задание, просто получая удовлетворение от своих действий. Батлер (Butler, 1965) называет такое поведение самовознаграждением. Сытый шимпанзе может продолжать выполнять подобного рода задание даже при незначительном пищевом подкреплении (или вообще без него) гораздо дольше, чем, например, голодный шимпанзе, вынужденный делать то, что ему не нравится (как, например, в случае с Султаном и банановой кожурой) или вообще не удается. Моррис (Morris, 1962) подробно обсуждает пристрастие многих шимпанзе к рисованию карандашом и красками. Животные могут сосредоточенно заниматься этим в течение многих минут, не получая никакого материального вознаграждения. Уошо и Моджа начали рисовать еще в раннем детстве (Gardner, Gardner, 1978), и за этой их деятельностью ведутся систематические наблюдения (Beach, Fouts, Fouts, 1984).

Часто решающим фактором, определяющим успех или неудачу при выполнении того или иного задания, бывает характер прошлого опыта животного. Например, если от шимпанзе требуется сбить палкой свисающий плод, огромное значение имеет то, приходилось ли животному манипулировать палками или играть с ними в прошлом. Шиллер (Schiller, 1952) нашел, что шимпанзе, ранее не имевшие дела с палками, не могли пользоваться ими в тестовых ситуациях. Однако после того, как животные получали возможность свободно играть с палками, накопленный в игре опыт они могли уже применить и в специальном тесте. Султан, например, «догадался» соединить друг с другом две палки и таким образом удлинить орудие настолько, чтобы достать расположенную вне клетки пищу, только после того, как однажды во время игры он случайно вставил одну палку в другую. До тех пор решение задачи Султану никак не давалось, хотя Кёлер даже сам продемонстрировал шимпанзе богатые возможности полой палки, засунув в один из ее концов палец животного. Значение прошлого опыта наглядно проявилось в эксперименте, в котором оценивались способности к подражанию Вики, детей дошкольного возраста и шимпанзят, выросших в лаборатории (возраст всех испытуемых был одинаковым). По своему опыту Вики мало чем отличалась от среднего ребенка соответствующего возраста; ее результаты в проведенных тестах были гораздо ближе к результатам детей, чем результаты шимпанзят, выросших в лаборатории (которые, надо сказать, вообще не смогли выполнить большинство тестов (Hayes, 1951; Hayes, Hayes, 1962)).

Влияние раннего опыта на последующие способности к обучению взрослого животного-это вопрос, который в настоящее время вполне заслуженно привлекает большое внимание ученых. Получены данные о том, что даже различия в зрительном опыте в ранней жизни могут впоследствии сказаться на обучаемости в ситуациях, требующих зрительного различения (Hinde, 1974). Как показал Рамбо (Rumbaugh, 1974), социальная и зрительная депривация в течение первых двух лет жизни обязательно вызывает какое-нибудь нарушение высших когнитивных функций у 14-летних шимпанзе. В тестах на различение с двойным выбором после переделки ранее выработанной реакции на противоположную у шимпанзе, родившихся на воле, результаты были «несравненно лучше», чем у одинаковых с ними по возрасту шимпанзе, подвергавшихся в ранней жизни депривации. Начиная с двухлетнего возраста шимпанзе обеих групп содержались в одинаковых лабораторных условиях.

 

2.3. Высшие когнитивные функции

Данные, полученные при изучении высших когнитивных функций у животных, часто заставляли усомниться в «уникальности» человека, порождая тем самым бурю возмущения. К счастью, многие исследователи, руководствуясь исключительно идеалами научной истины, не обращали на это внимания и продолжали делать свое дело.

2.3.1. Межмодальный перенос

Способность узнавать на ощупь то, что мы видим глазами, и наоборот, до недавнего времени считалась привилегией человека. Сегодня, однако, мы располагаем четкими доказательствами того, что шимпанзе тоже обладают способностью к такому межмодальному переносу (Davenport, Rogers, 1970). Они могут опознавать на фотографиях не только предметы, которые раньше им были знакомы визуально, но и предметы, которые в прошлом они воспринимали только на ощупь (Davenport, Rogers, 1971; Davenport, Rogers, Russell, 1975). Позже было показано, что способность к переносу информации из одной сенсорной системы в другую присуща не только человеку и его ближайшим родственникам - человекообразным обезьянам; она была обнаружена и у свинохвостого макака (Gunderson, 1982). Можно ожидать, что в скором времени последуют попытки выявить это свойство и у различных других видов животных и что многие из них увенчаются успехом.

2.3.2. Абстрагирование и обобщение

Способность к формированию понятий – еще одно свойство, которое, как полагали вплоть до самого последнего времени, ставит человека над «зверями». Для того чтобы создать понятие какого-нибудь предмета, например яблока, необходимо абстрагировать некоторые его свойства (такие, как форма, цвет, запах) и сделать следующее обобщение: этот предмет (яблоко) представляет собой то же самое, что и вот этот предмет (другое яблоко), но отличается от того предмета (персика). Еще один шаг – и сформулировано понятие «фрукт»: это будут яблоки и персики в отличие, например, от теннисных мячей. Описанный процесс требует также способности классифицировать предметы в соответствии с какими-то их ключевыми свойствами.

Если бы Гарднеры не начали проводить свои исследования по обучению обезьян языку, мы, вероятно, и сегодня мало что знали бы о способностях шимпанзе к формированию понятий. Как бы то ни было, сейчас мы располагаем в этом отношении богатой и все увеличивающейся информацией. Как отмечают Гарднеры, ошибки, которые совершала Уошо, давали даже больше интересного материала, чем ее правильные ответы. Так, например, когда Уошо спрашивали, указывая на гребень, как называется этот предмет, она жестом вполне могла изобразить щетку, но вряд ли когда-нибудь изобразила бы тарелку. Жест, означающий тарелку, однако, вполне мог ошибочно использоваться Уошо для обозначения вазы или даже чашки. Иными словами, Уошо могла четко классифицировать предметы по категориям. Четверо молодых шимпанзе, с которыми Гарднеры работали в своем втором исследовании, однозначно относили множество различных пород собак к категории собака, различные виды цветов – к категории цветок, многих насекомых – к категории жук и т.д.* Любопытно, что автомобили (на фотографиях или игрушечные) шимпанзе чаще относили к одушевленным, чем к неодушевленным предметам (Gardner, Gardner, 1983).

[*Когда Уошо впервые показали живых шимпанзе и спросили «Что это?», в ответ она выразительно прожестикулировала: «Черные жуки». Что из этого можно заключить относительно ее представлений о шимпанзе и насекомых, неясно!]

Уошо и другие шимпанзе, обучавшиеся языку, были способны обобщать употребление жестов, перенося их из контекста, в котором они были выучены, в новые, но вполне подходящие ситуации. Уошо, выучившая жест открывать в применении к дверям, стала использовать его и в тех случаях, когда хотела бы открыть тот или иной сосуд, холодильник или даже водопроводный кран (Gardner, Gardner, 1969). Лана, изучавшая язык Йеркиш и усвоившая фразы, служившие для одной цели, стала правильно употреблять их и для иных целей в полном соответствии с новыми ситуациями (Rumbaugh, Gill, 1977).

Шимпанзе, обученные языку, обнаруживают и понимание категориальных отношений между предметами. Сара могла четко разграничивать такие же и иные предметы и понимала такие пространственные отношения, как на – под и внутри – снаружи (Premack, Premack, 1972; Premack, 1976). Шимпанзе, обученные языку, обнаруживают и понимание категориальных отношений между предметами. Сара могла четко разграничивать такие же и иные предметы и понимала такие пространственные отношения, как на – под и внутри – снаружи (Premack, Premack, 1972; Premack, 1976).

Когда Саре было 16 лет, провели оценку ее способности решать задачи на аналогию. В одной серии из 36 тестов (каждый тест отличался от всех других) Саре предлагались задачи следующего типа. Фигура А имела зубчатый край, была синего цвета и помечена крупной точкой; фигура А' не отличалась от А формой и цветом, но не была помечена точкой. Таким образом, Сара должна была понять, что отличие состояло в отсутствии точки. Стимул В представлял собой оранжевый полумесяц, помеченный точкой; Сара должна была найти B', сделав выбор между большим оранжевым полумесяцем без точки и большим голубым полумесяцем с точкой. Выбор Сары при решении подобных задач оказался правильным в 72% случаев. Поскольку все задачи отличались друг от друга, она не могла научиться решать их методом проб и ошибок; кроме того, она сделала правильный выбор в первых четырех из предложенных ей тестов. Полученные результаты позволяют думать, что Сара уже до эксперимента обладала способностью «рассуждать по аналогии» (Gillan, 1982).

Изучали и способность Сары к решению задач на концептуальную аналогию. Например, ей предлагалось сделать выбор между ножом и тарелкой, если дано, что отношение яблока (В) к одному из этих предметов (B'?) такое же, как отношение бумаги (А) к ножницам (А'); Сара выбирала нож. При решении подобного рода задач она давала правильные ответы в 85% случаев. Поскольку, решая такие задачи, обезьяна могла руководствоваться ассоциациями (яблоки больше ассоциируются с ножами, чем с тарелками), ей предлагались и другие задания – например, сделать выбор между ножом и тарелкой при условии, что отношение яблока (В) к одному из этих предметов (В'?) такое же, как отношение крышки (А) к кувшину (А'). В этом случае Сара правильно выбирала тарелку. Автор (Gillan, 1982) заключает, что шимпанзе способны улавливать как перцептивные, так и концептуальные отношения между предметами и оперировать этими отношениями при оценке сходства и различия.

2.3.3. Перемещение во времени и пространстве

Далеко ли простирается мир шимпанзе за пределы настоящего момента? Другими словами, многое ли шимпанзе помнят из прошлого и насколько способны они предвидеть или, быть может, даже планировать будущие события?

Способность животного извлекать пользу из своего опыта, безусловно, предполагает хранение информации в центральной нервной системе и ее извлечение оттуда по мере надобности. Ведь прийти к правильному решению в данной ситуации - будь то узнавание сородича после его долгого отсутствия или выполнение сложного лабораторного теста - позволяет животному именно взаимодействие этой ситуации с центральным хранилищем памяти.

Общеизвестно, что шимпанзе хорошо запоминают тех людей и животных, которые что-то значили в их жизни, о чем убедительно свидетельствует случай, приведенный в самом начале этой главы. В литературе часто встречаются сообщения, что шимпанзе узнавали ухаживающих за ними людей, не видя их год или еще дольше; описано, как одна самка узнала человека, выходившего ее во время тяжелой болезни, через четыре года (Yerkes, Yerkes, 1929). По словам Кёлера (Kohler, 1925), один из его шимпанзе был дружески встречен запомнившими его остальными членами колонии после четырехмесячного отсутствия. Шимпанзе, с которыми работал Мензел, узнали возвратившегося в колонию самого взрослого из них самца по кличке Рок спустя 18 месяцев (W. С. McGrew, личное сообщение). Великолепно помнят шимпанзе и плохо обращавшихся с ними людей (Yerkes, 1943).

О решающей роли, которую играет в восприятии шимпанзе местоположение предметов, уже говорилось. Много лет назад хорошую память шимпанзе на расположение предметов в пространстве продемонстрировал в своих впечатляющих опытах Тинклпо (Tinklepaugh, 1932). Молодой самец и молодая самка, которых по отдельности проводили через шесть комнат, могли видеть, как в каждой комнате под один из двух одинаковых ящиков прячут пищу. Затем животных возвращали в исходный пункт и позволяли им свободно переходить из комнаты в комнату и в каждой из них искать пищу только под одним из ящиков. Шимпанзе сделали правильный выбор соответственно в 92 и 88% случаев. Те же особи испытывались затем в еще более сложной ситуации. В большой комнате по кругу были размещены целых 16 пар одинаковых ящиков. Шимпанзе сидел на стуле в центре круга, а в это время экспериментатор прятал под один из каждой пары ящиков пищу. Затем животное подводили к первой паре ящиков, и оно делало выбор. Если выбор оказывался верным, шимпанзе возвращался на стул, поедал добытую пищу, потом делал второй выбор и т.д. по всему кругу. Показатели правильного выбора в подобных тестах колебались у обоих шимпанзе в пределах от 78 до 89% и были выше, чем полученные в аналогичных тестах с детьми.

Хорошая пространственная память позволяет шимпанзе составлять великолепную мысленную схему расположения важнейших ориентиров окружающей его местности. Мензел (Menzel, 1974) провел с молодыми шимпанзе серию опытов в большом открытом загоне. Животных поодиночке помещали в загон, где они могли наблюдать, как экспериментатор прячет в разные места до 18 кусочков пищи. Затем животных переводили не менее чем на две минуты в закрытое помещение, откуда загон не был виден. Вновь оказавшись в загоне, шимпанзе обнаруживали великолепную память и обычно отыскивали все спрятанные кусочки пищи, часто направляясь к ним по укороченным маршрутам, а не по пути, проделанному экспериментатором. Впоследствии подобное поведение было изучено у других особей в другом загоне (Menzel, 1978); шимпанзе отыскивали спрятанную пищу столь же успешно и в том случае, если наблюдали, как экспериментатор прячет пищу, по телевизионной системе.

Шимпанзе не только великолепно запоминают местоположение предметов в окружающем их пространстве, но и могут сохранять подобную информацию длительное время. Одно из животных Кёлера видело, как в песок закопали пищу, а потом песок разровняли. Когда спустя 48 часов шимпанзе вновь оказался в этом месте, он сразу же побежал туда, где была зарыта пища. Несколько позже Лана продемонстрировала ученым, что этим обезьянам не чужд и более «академический» склад памяти. Она с легкостью запоминала и извлекала из памяти символы языка Йеркиш. Более того, процесс извлечения информации во многом протекал у нее так же, как и у человека (Buchanan, Gill, Braggio, 1981).

Тинклпо (Tinklepaugh, 1932) в своих опытах показал, что шимпанзе способны к предвидению событий. Животное, наблюдавшее, как в ящик клали его излюбленную пищу, обнаруживало явные признаки удивления, разочарования, а иногда и возмущения, если спустя какое-то время открывало ящик и находило там вместо своей любимой еды другую, не столь вкусную пищу, положенную в ящик без его ведома. Свое неудовольствие шимпанзе выражал телодвижениями, гримасами и криками. Такая же реакция наблюдалась и в том случае, если тайком от шимпанзе большой кусок какой-нибудь снеди заменяли маленьким. Люси, с которой работали Темерлины, часто сопровождала семью в загородных выездах на ранчо. По дороге им приходилось переезжать через несколько мостов, которые Люси ненавидела, так как боялась их. Темерлин писал: «Беспокоиться она начинает, когда чувствует, что мост приближается, иногда уже за целых 200 или 300 ярдов…» Особенно сильную панику вызывал у нее один очень неустойчивый мост; уже за добрую полумилю от этого моста Люси принималась трястись и хныкать, иногда хватая за руку того, кто в то время вел автомобиль (Temerlin, 1975, с. 73).

Получены убедительные данные о способности шимпанзе к построению планов (Dohl, 1968; Rensch, Dohl, 1968). Самка по кличке Юлия, ко времени проведения эксперимента уже успевшая хорошо проявить себя в работе со сложными лабиринтами, получила в свое распоряжение два ряда из пяти запертых прозрачных ящиков, каждый из которых отпирался ключом особой формы (см. рисунок). В последнем ящике одного ряда лежал банан, а последний ящик второго ряда был пустым. Ключ, которым открывался первый ящик «бананового» ряда, Юлия могла выбрать в одном из двух незапертых ящиков «первоначального выбора»; правильный первоначальный выбор ключа обезьяна могла сделать только в результате мысленного представления приводящих к цели событий в обратном порядке.

Цель, достижение которой преследовала Юлия, была перед нею налицо. А одна из самок арнхемской колонии, Франхе, обнаружила явную способность строить планы на будущее, которое существовало только у нее в голове. Случилось это вскоре после того, как начавшиеся холода возвестили о приближении зимы. Утром, прежде чем выйти из своей спальной клетки, находившейся в помещении, Франхе собрала охапку соломы, вынесла ее наружу и принялась сооружать теплое гнездо. Обезьяна взяла солому до того, как почувствовала холод на улице; очевидно она вспомнила, что накануне зябла, и предвидела, что этого можно ожидать и сегодня (de Waal, 1982).

Во время длительного, богатого бурными сценами обучения навыку пользоваться ночным горшком Вики в качестве награды за примерное поведение получала сласти. Покойный Леонард Кармайкл рассказал мне случай, свидетелем которого он был во время посещения Хейсов. По пути к горшку Вики немного задержалась, вспрыгнула на буфет и взяла из стоявшей там банки конфету – награду за свое поведение. Возможно, именно из-за этой задержки события повернулись не совсем так, как, вероятно, ожидала Вики. К изумлению гостя, Вики, обескураженная неудачей, с мокрым задом снова вскарабкалась на буфет и положила конфету обратно в банку. Кроме них с Вики, в комнате никого не было.

Имеется много данных о способности шимпанзе предвидеть социальные последствия своего собственного поведения (и поведения сородичей) и соответственно рассчитывать свои действия. Позже мы еще вернемся к этому вопросу.

2.3.4. Символизация

Рассматривая процессы символизации у шимпанзе, Меддин (Meddin, 1979), ссылаясь на Мида (Mead, 1934) и Лэнджера (Langer, 1957), определяет символы как «репрезентативные формы мысли, в том смысле что символы заменяют или представляют (репрезентируют) нечто совершенно иное. Однако в отличие от конкретных форм образной мысли символы отображают не только непосредственные стимулы, но и абстракции (искусственно образованные когнитивные категории)».

Способность к истолкованию фотографических изображений определяется пониманием невербальных символов (Davenport, Rogers, Russell, 1975; см. также Langer, 1957). Как мы уже видели, шимпанзе обладают высокоразвитой способностью к восприятию фотоснимков, которую впервые у них обнаружил Кёлер (1925). Вики супругов Хейс (как и другие шимпанзе, выросшие в семье человека) имела обыкновение прикладывать к уху фотографии часов и издавала пищевые крики, постукивая по фотографии плитки шоколада (Hayes, Hayes, 1953). Как мы увидим, поразительно тонкое понимание сцен в видеофильмах обнаруживала Сара, с которой работали Примэки.

Принадлежавшая Темерлинам Люси реагировала на фотографии совершенно необычным образом. Как-то в самом разгаре эструса ей дали номер журнала «Плей-герл». «Всякий раз, когда она наталкивалась на фотографию обнаженного мужчины, ее возбуждение явно усиливалось. Она устремляла взор на изображение пениса и издавала звуки вроде тех, какие она обычно издает при виде очень лакомого кусочка пищи – низкие гортанные «у-у-у-у». Она пробовала гладить изображение пениса указательным пальцем – сначала осторожно, потом быстрее. На некоторых фотографиях она сначала гладила изображение пениса указательным пальцем, потом сильно возбуждалась и портила фотографию, расцарапывая ее ногтями. Покончив с одной фотографией, она переворачивала страницу и принималась за другую... Она не гладила и не царапала никакие другие детали, изображенные на снимке». Дойдя до фото, помещенного на развороте журнала, Люси разложила его на полу, села на него и в течение примерно 20 секунд терлась генитальной областью об изображение пениса, а затем принялась подпрыгивать над ним. Наконец, она отошла от журнала, но вскоре вернулась и очень точно направила тоненькую струйку мочи прямо на изображение пениса (Temerlin, 1975, с. 138).

Исследования, связанные с обучением шимпанзе языку, показали, что эти животные способны усваивать смысл жеста, лексиграммы и словесных символов. Шимпанзе точно и охотно реагируют на их предъявление и сами часто используют их в различных ситуациях. Синий пластмассовый треугольник, служивший для Сары символом яблока, по-видимому, вызывал у нее соответствующий мысленный образ: в отсутствие реального яблока она могла приписывать этому куску пластмассы такие свойства, как «красный цвет» и «округлость». В других ситуациях, однако, Сара могла правильно идентифицировать «синий цвет» и «треугольную форму» (Premack, Premack, 1972; Gillan, 1982).

Для выяснения связи между пониманием произнесенных слов и жестов языка ASL был проведен ряд опытов с молодым шимпанзе Алли, обучавшимся языку ASL. И слово, и жест явно вызывали у шимпанзенка мысленный образ предмета, который они обозначали. Например, когда исследователи удостоверились, что шимпанзенок понимает произнесенное слово «ложка» (он, например, правильно реагировал на команду: «Принеси ложку!»), его обучили соответствующему жесту ASL, пользуясь только словом «ложка» (т.е. реальную ложку при этом не показывали). Получив команду: «Принеси ложку!», на сей раз сформулированную на языке жестов, Алли успешно справился с задачей (Fouts, 1973).

Все шимпанзе, обучавшиеся языку ASL, обнаруживали способность к самопроизвольному сочетанию усвоенных жестов; впервые такая способность (например, сочетания жестов Сьюзан причесываться, там пить, вверх идти и т.п.) появилась в поведении шимпанзе в возрасте 6-10 месяцев, т.е. в том же возрасте, в каком она обнаруживается и у детей, обучающихся языку жестов, и раньше, чем у нормальных детей при обучении обычной речи (Gardner, Gardner, 1980)*.

[*Гарднеры установили также, что первые 50 жестов в словаре четырех шимпанзят, воспитывавшихся в семье человека и обучавшихся языку ASL, и первые 50 слов, произнесенные начинающими говорить детьми, в значительной своей части обозначают одни и те же предметы. При сравнении детей с шимпанзятами в различных попарных сочетаниях степень совпадения их словарей была примерно одинакова.]

Иногда для того, чтобы описать предмет, символа которого они не знают, обученные языку шимпанзе сами образуют сочетания жестов или лексиграмм. Так, Уошо, впервые увидев лебедя, на вопрос что это? изобразила два жеста – вода и птица. Можно, конечно, предположить, что Уошо просто последовательно передала два сообщения – «это вода» и «это птица». Подобным образом, однако, нельзя объяснить настойчивые просьбы Уошо дать ей камень-ягоду, что, как выяснилось, означало американский орех. Люси, с которой работали Темерлины и которая тоже обучалась языку ASL, показывали разную пищу – овощи, фрукты и т.д.; для большинства из них Люси знала «категориальные» жесты, такие как овощ, фрукт, напиток. Когда ее просили «назвать» некоторые продукты (что это?), она образовывала иногда такие сочетания жестов, которые заставляли по-новому посмотреть на ее представление о вещах. Сельдерей она назвала пищей-трубкой, арбуз – напитком-конфетой или фруктом-напитком, редиску – пищей ай-больно (редиска, которую впервые попробовала Люси, оказалась старой и жгучей) (Temerlin, 1975; Fouts, Budd, 1979). Творческие способности обнаружила и Лана, обозначив огурец бананом, который зеленый, а апельсин – яблоком, которое оранжевое (Gillan, 1982). Моджа называла шипучий напиток «Алка-Зельтцер» слушать-напитком, а зажигалку – металл-огнем (Fouts, 1975; Gardner, Gardner, 1980).

Особый интерес представляет тот факт, что в двух случаях шимпанзе сами придумали жесты. Когда Люси подросла, на улицу ее стали выводить на поводке. Однажды, горя нетерпением отправиться на прогулку, но не зная жеста, означающего поводок, Люси заявила о своем желании тем, что поднесла согнутый крючком указательный палец к кольцу, пришитому к ошейнику, который никогда с нее не снимали. Этот жест так и вошел в ее словарь (Temerlin, 1975). Во втором случае голодная Уошо забыла жест, которому Гарднеры обучили ее для обозначения нагрудника. Указательными пальцами обеих рук обезьяна изобразила контуры нагрудника у себя на груди. (Гарднеры поправили ее, но впоследствии выяснилось, что в языке ASL для обозначения нагрудника действительно используется жест, придуманный Уошо, который в то время они не знали; «свой» жест они изобрели сами!) (Gardner, Gardner, 1969).

2.3.5. Понятие собственного «я»

Могут ли шимпанзе абстрагировать понятие «я», позволяющее рассматривать себя как некий объект? Этот вопрос подробно обсуждает Меддин (Meddin, 1979). По мнению Мида (Mead, 1934; цит. по Meddin), «самосознание возникает вследствие социального взаимодействия у животного, которое способно к символическому мышлению и входит в организованную социальную группу». Понятие «я» представляет собой когнитивную структуру, связанную со способностью животного смотреть на себя со стороны, как бы поставив себя в положение других особей. Эта способность, таким образом, позволяет животному рассматривать себя как объект.

Уошо первой из шимпанзе показала, что она способна узнавать себя. Когда она разглядывала свое отражение в зеркале и ее спросили, что это, она без колебаний ответила: я, Уошо (Gardner, Gardner, 1969). Гэллап (Gallup, 1970, 1977) экспериментально показал, что и другие шимпанзе обладают способностью к самоузнаванию. Пять животных под наркозом были раскрашены красной краской таким образом, что сами они могли бы увидеть цветные пятна на своем теле только в зеркале. Проснувшись и поглядев в зеркало, шимпанзе стали трогать руками странные отметины. В прошлом все эти животные уже смотрелись в зеркало; три особи, выросшие в изоляции и никогда не имевшие дела с зеркалом, не проявляли такой реакции и вообще не обнаруживали признаков самоузнавания.

Мензел и др. (Menzel, Savage-Rumbaugh, Lawson, 1985) разработали серию остроумных тестов, в которых два обученных языку шимпанзе – Остин и Шерман, – наблюдая за своей рукой с помощью зеркала или телевизионной системы, пытались дотронуться до предмета, который непосредственно они видеть не могли. До этих опытов оба шимпанзе обнаружили явные признаки самоузнавания при рассматривании себя в зеркале или на телеэкране. Так, например, каждый из них просто сиял, увидев свое изображение на экране. В первой серии тестов оба шимпанзе сразу же протягивали руку за ширму и доставали оттуда кусочек пищи, который, как и свою руку, они могли видеть только в зеркале. Во второй серии опытов (см. рисунок) животные должны были дотянуться до кусочка пищи (а впоследствии – до пятнышка лишенных запаха чернил), расположенного на внешней стороне двери. Шимпанзе могли видеть этот предмет только на экране телевизора, находившегося внутри комнаты, где сидели они сами; шимпанзе могли дотянуться до предмета, просунув руку через отверстие в двери; не спуская глаз с экрана, они направляли ее к цели. Животные легко справлялись с заданием даже в том случае, если изображение на экране было перевернуто относительно горизонтальной оси, вертикальной оси или обеих осей. Когда Остин в первый раз увидел на экране перевернутое изображение, он повернулся к экрану спиной и, согнувшись, стал рассматривать изображение между ногами. Спустя год после окончания описанных опытов (которые в промежутке не повторяли), животных снова подвергли тем же самым испытаниям. Шимпанзе вели себя еще увереннее, чем год назад, и дотягивались до цели в первые же 15 секунд после начала выполнения теста.

Тот факт, что Уошо сама каждый день принимала ванну и натиралась маслом, а также не раз подвергала этим процедурам свою куклу, свидетельствует о сложном отношении Уошо к себе как к «объекту». И все же последнее слово в разговоре о собственном «я» следует предоставить Вики. Как-то ей предложили рассортировать кипу фотографий, на которых вперемежку были изображены животные и люди. Вики супругов Хейс сделала всего одну «ошибку»: себя она отнесла к людям. Сама же Вики, безусловно, никакой ошибки в этом не видела (Hayes, Hayes, 1951).

 

2.4. Социальные взаимодействия при решении задач

До сих пор этому важному вопросу было посвящено всего несколько исследований, которые проводились в контролируемых лабораторных условиях, и в них редко участвовало более двух шимпанзе. Много лет назад Кроуфорд (Krawford, 1937) изучал у двух шимпанзе-подростков способность к сотрудничеству для получения пищевого вознаграждения. Позже у двух молодых шимпанзе, Остина и Шермана, была обнаружена способность к символической коммуникации. Сначала животные обучались правильно обозначать на языке Йеркиш одиннадцать различных видов пищи и напитков. Когда оба шимпанзе овладели этим навыком, на виду у одного из них кормушку наполняли определенной пищей. Потом его отводили в комнату, где сидел второй шимпанзе, и провоцировали на то, чтобы он спросил у экспериментатора название спрятанной пищи. Его товарищ, который до «прочтения» ответа на панели не знал, что находится в кормушке, мог затем подойти к пульту и попросить пищу. Вознаграждение (пищу) животные получали только в том случае, если оба совершали правильные действия. При этом они с самого начала практически не допускали ошибок. Как-то позже один из этих шимпанзе через окошко в стене, разделявшей их помещения, увидел, что его товарищ ест; он подошел к своему пульту и попросил пищу, которую ел второй шимпанзе. Тот поделился с ним (Savage-Rumbaugh, Rumbaugh, Bousen, 1978).

2.4.1. Способность понимать намерения других

Во время одного из опытов Кёлер (Köhler, 1925, с. 145) наблюдал следующий эпизод: «Я пытался обучить Чику пользоваться составной палкой. Я стоял за решеткой вольеры, а Султан сидел рядом на корточках и внимательно наблюдал за происходящим… Когда в конце концов стало ясно, что Чика абсолютно не понимает, что от нее требуется, я отдал обе палки Султану, надеясь, что он хоть как-то прояснит ситуацию. Султан взял палки, вставил одну в другую, но не стал есть плод сам, а ленивым жестом подтолкнул его к находившейся у решетки Чике». Этот случай, по мнению Кёлера, «ясно показал, что Султан способен рассматривать задание, которое нужно выполнить, с точки зрения другого животного» (курсив наш).

Примерно пятьюдесятью годами позже Примэк придумал весьма остроумный метод изучения истинной способности шимпанзе понимать желания других (Premack, Woodruff, 1978). Самке по кличке Сара демонстрировали с помощью видеомагнитофона ряд коротких сцен, в которых актер-человек пытался найти выход из различных ситуаций (например, выбраться из запертой на ключ комнаты или согреться, когда электрический обогреватель не включен в сеть). После просмотра каждого сюжета Саре давали пару фотографий, на одной из которых было показано «решение проблемы» (фотография ключа или включенного в сеть обогревателя). Сара всегда выбирала нужную фотографию, и это позволяло предположить, что она «понимала проблематичность ситуации и цель, которую преследовал актер» (с. 515). В последующих тестах Саре демонстрировали ту же самую серию видеофильмов, но затем предлагали ряд альтернативных решений проблемы. Ей надо было выбрать одну из нескольких фотографий, на которых изображались целые, согнутые или сломанные ключи либо электрообогреватели, включенные в розетку, не включенные в розетку или же включенные, но с оборванным проводом. И в этом случае Сара всегда делала правильный выбор.

С помощью других тестов выяснялось, зависит ли сделанный Сарой выбор решения от ее «личного» отношения к тому или иному актеру. С этой целью были отсняты две серии видеофильмов. В первой серии в проблемной ситуации оказывался ее любимый служитель; он, например, пытался дотянуться до бананов, но ему мешал стоявший на пути ящик с кусками цемента. Во второй серии то же самое пытался сделать нелюбимый «Билл». Как и раньше, Саре предлагали на выбор «хорошие» и «плохие» альтернативы (для описанной ситуации – фотография актера, вынимающего из ящика куски цемента, или фотография какого-нибудь другого человека, лежащего на полу и засыпанного кусками цемента). Всего было проведено восемь тестов. Своего любимого служителя Сара всегда выбирала только на «хороших» фотографиях, Билла – шесть раз на «плохих». Как выяснилось в последующих тестах, наилучшей «плохой» фотографией для Сары была та, на которой был изображен распростертый на полу и заваленный кусками цемента актер! Исследователи заключили, что шимпанзе успешно справится со всеми тестами, «требующими способности понять желания или намерения другого индивидуума и учесть свое эмоциональное отношение к нему (Premack, Woodruff, 1978, с. 526).

Два молодых шимпанзе в Институте физиологии им. И. П. Павлова обнаружили способность к пониманию потребностей друг друга. Животных обучали (по отдельности) понимать значение трех фигур разной формы и цвета; если шимпанзе отдавал обучающему первую фигуру, он получал пищу, вторую-воду, а третью – игрушки. Когда животные в достаточной степени освоили задачу, их поместили в смежные клетки. Один из шимпанзе (А) был голоден, зато в его клетке лежала игрушка. Другой (Б), плотно поев, получил в придачу еще связку бананов. В распоряжении обоих был полный набор знаковых фигур. Через некоторое время А протянул Б через решетку, разделявшую клетки, фигуру, обозначавшую пищу. Б ее принял и, оторвав от связки один банан, отдал его своему товарищу. Вскоре после этого Б протянул А фигуру, обозначавшую игрушку, и А отдал свою игрушку Б. (Щастный, цит. по Поповкину, 1981). Экспериментатор никогда не учил этих шимпанзе отдавать пищу или игрушки, так что в описанной ситуации животные совершали эти действия исключительно по собственному почину.

2.4.2. Намеренная передача сообщений

В других экспериментах изучалась способность шимпанзе обманывать (Woodruff, Premack, 1979). В какой степени шимпанзе могут утаивать информацию или сообщать ложные сведения, если животному это выгодно? Запертый в своей клетке шимпанзе мог видеть, как под ящик прячут пищу. В результате многочисленных опытов каждый из четырех молодых шимпанзе научился указывать местонахождение пищи «сотрудничавшему» с ними человеку, который затем доставал ее и делил со своим «осведомителем». Во время многочисленных дополнительных опытов шимпанзе научились также утаивать информацию о местонахождении пищи от человека-конкурента», который доставал ее и все съедал сам. А самый взрослый из шимпанзе научился даже сообщать своему конкуренту ложную информацию.

Эти опыты свидетельствуют о способности шимпанзе к «предумышленной» передаче сообщений – способности, отчасти связанной с умением животного понять побуждения того, с кем оно взаимодействует.

 

2.5. Рассудок и рациональность

В недавно опубликованной работе Мейсон (Mason, 1982) перечисляет некоторые из главных особенностей рассудочного поведения, как такового: способность избирательно реагировать на самые разнообразные предметы и события; склонность видоизменять имеющиеся знания в зависимости от новых обстоятельств; многообразие мотивов и целей; использование различных и зачастую непрямых средств для достижения желаемого с учетом имеющихся знаний. Свой перечень Мейсон завершает следующим замечанием: «Умение планировать, предвидеть, способность выделять промежуточные цели и искать пути их достижения, вычленять существенные моменты данной проблемы – вот в сжатом виде суть рассудочного поведения» (там же, с. 134). Все перечисленные признаки характерны, в частности, и для поведения шимпанзе.

Ранее Стенхауз (Stenhouse, 1973, с. 31) определил рассудочное поведение как «поведение, адаптивно изменяющееся на протяжении жизни индивида», а рассудок – как «способность к рассудочному поведению». В отличие от негибкого, стереотипного инстинктивного поведения рассудочное поведение характеризуется пластичностью и приспособляемостью. Обучиться можно и неадаптивному поведению, но рассудочный поведенческий акт по определению не может быть неадаптивным; это, однако, не означает, что существо, наделенное рассудком, не может совершать безрассудочные действия. В четырехфакторной теории эволюции рассудка, предложенной Стенхаузом, предполагается, что филогенетически наиболее древним фактором в эволюции рассудка является сенсомоторный контроль, определяющий эффективность поведения. Затем более или менее параллельно могли эволюционировать центральное хранилище памяти и механизмы абстрагирования и обобщения информации. Позже всех прочих выработался «сдерживающий» фактор, позволяющий животному воздерживаться от «инстинктивных» реакций на тот или иной стимул; в результате животное способно теперь совершить альтернативное действие, которое может быть более полезным.

Теория Стенхауза позволяет проследить постепенную эволюцию рассудочного поведения от беспозвоночных до человека. Так, элемент рассудочного поведения обнаруживается уже у таракана, способного адаптивно изменять реакцию избегания в зависимости от времени, в течение которого он мог обследовать территорию (Barnett, 1958). Хотя общая способность к рассудочному поведению выражена у таракана слабо (с точки зрения человека), нельзя не признать, что элементы его уже имеются. Голубь, у которого процессы абстрагирования и обобщения достигают более высокого развития, может научиться клевать изображения людей на фотографиях (Herrnstein, Loveland, 1964). А шимпанзе, как мы видели, способен выбирать фотографию, показывающую возможный выход из трудной ситуации для человека, руководствуясь своими симпатиями или антипатиями к этому человеку.

Стенхауз утверждает, что критическую роль в эволюции рассудочного поведения, сходного с человеческим, сыграло появление и развитие четвертого – «сдерживающего» – фактора поведения. Возможно, что в своем происхождении этот фактор связан с павловским «внутренним торможением» (и гомологичен ему). Торп (Thorpe, 1956) отмечает, что в сложных тестах животным часто необходимо бывает сдерживать свои реакции, порой даже в тех случаях, когда раньше эти реакции подкреплялись. Обсуждая поведение молодых шимпанзе, научившихся утаивать информацию о местонахождении пищи, Вудрафф и Примэк (Woodruff, Premack, 1979, с. 357) заключают, что «оно по крайней мере отчасти было обусловлено способностью животных подавлять свои природные поведенческие склонности».

Вероятно, определенную роль в эволюции рассудка сыграла необходимость противостоять социальному давлению и решать проблемы, связанные с жизнью в группе (Jolly, 1966; Kummer, 1971),-приводить собственное поведение и желания в соответствие с поведением и желанием других членов группы. При этом у животного могут часто возникать внутренние конфликты, в которых, как указывает Мидгли (Midgley, 1978), одно желание приходится подавлять, чтобы дать выход другому. Стенхауз полагает, что именно сдерживающий фактор позволяет животному, столкнувшемуся с трудной проблемой или испытывающему противоречивые желания, чуть помедлить и выбрать какое-то решение. Такой процесс выбора решения «мы справедливо называем рассуждением» (Midgley, 1978, с. 258). Именно тогда, когда животное останавливается как бы в раздумье, у нас возникает впечатление, что оно «размышляет». Кёлер (Kohler, 1925, с. 166) наблюдал подобный случай, когда на примере Султана демонстрировал своему критически настроенному коллеге способности шимпанзе к решению задач: «Больше всего на посетителя произвела впечатление пауза… во время которой Султан, неторопливо почесывая голову и слегка поводя из стороны в сторону головой и глазами, тщательнейшим образом изучал ситуацию».

Люди, конечно, не просто «умные» животные: мы – существа рациональные. Рациональность включает сообразительность-«способность к расчетам, то, что поддается оценке в тестах для определения умственных способностей», и интеграцию – «устойчивую и эффективную систему приоритетов, … основанную на чувствах» (Midgley, 1978, с. 256). О том же говорит Флетчер (Fletcher, 1966, с. 321), замечая, что уровень умственного развития того или иного индивидуума определяется не только «относительно неизменными способностями к познанию, осознанию и мышлению», но также «характером организации личности в целом». И Мидгли, и Флетчер указывают, что обычно эти две стороны рациональности неразделимы. Однако иногда «интеллектуалы» ведут себя очень неразумно, а люди, совсем не умеющие решать сложные когнитивные задачи, могут быть наделены крепким «здравым смыслом» (характеристика, которую мы, как правило, даем человеку только в том случае, если его система приоритетов совпадает с нашей собственной).

Как подчеркивает Мидгли, система предпочтений, на которой основана рациональность человека, присуща не только людям; обнаруживается она и у высших животных. Шимпанзе, легко решающий сложные задачи на различение, но неспособный адекватно отреагировать на вызов более крупного и сильного самца, в естественных условиях будет испытывать значительные трудности. Рана – наименее способная из шимпанзе, с которыми работал Кёлер, – при решении задач часто обнаруживала «тупость». Но гораздо больше страдала она от своей неспособности налаживать добрые отношения с другими шимпанзе группы; «из-за своей тупости и зависимого, скучного характера она по большей части оказывалась лишней» (Köhler, 1925, с. 69).

Мидгли (Midgley, 1978, с. 282) заканчивает обсуждение вопроса о рациональности человека и животных следующими словами: «Специфическая особенность человека – это его умение понять, что происходит, и употребить это понимание на то, чтобы воздействовать на ход событий» (курсив наш). Но так ли уж уникален в этом отношении человек? Молодые шимпанзе Примаков могли различать великодушное и эгоистическое поведение людей и в соответствии с этим изменять собственное поведение. Сара, безусловно, понимала, в каких ситуациях оказывались люди в видеофильмах, и теоретически она могла повлиять на исход событий. Вряд ли мы сильно ошибемся, сказав, что она испытывала удовольствие от сокровенной мысли видеть нелюбимого Билла распростертым на полу и засыпанным кусками цемента, если она упорно выбирала именно эту фотографию.

В последнее десятилетие становилось все более очевидным, что человек не стоит в блистательном одиночестве, отделенный от «зверей» непреодолимой пропастью. Одно за другим обнаруживаются у представителей «низших» форм жизни свойства, столь высоко вознесшие человека над животными. Медленным размеренным шагом двигалась эволюция от таракана к мартышке, от мартышки к высшим обезьянам, от высших обезьян к человеку. Тем не менее, если даже отличие человека от животных носит не качественный, а всего лишь количественный характер, это отличие огромно. Об этом нельзя забывать. Как писал Йеркс (Yerkes, 1943, с. 185), «человекообразная обезьяна находится только в начале пути, по которому человек зашел уже далеко».

Таким образом, мы вернулись к нашему первоначальному вопросу: «Далеко ли способен шимпанзе зайти по пути ассоциаций, ведущему от простого созерцания яблони к Эдемскому саду?»

В начале этой главы мы говорили, что человек по-разному может воспринимать яблоню, использовать ее для своих нужд и думать о ней. Возникает вопрос, насколько отличаются восприятия шимпанзе от наших и насколько мы превзошли шимпанзе в ощущениях, понимании и воображении? Безусловно, ответ на этот вопрос будет зависеть от того, какого именно шимпанзе мы возьмем с собою смотреть на яблоню. Восприятие яблони Султаном будет отличаться от ее восприятия Люси; Вики все увидит в ином свете, нежели шимпанзе, извлеченный из одиночного лабораторного заключения; Уошо и Сара, естественно, расскажут нам о своих впечатлениях более подробно. Сара с помощью кусочков цветной пластмассы сообщит нам, что яблоки имеют круглую форму и красный (или зеленый) цвет, Уошо прожестикулирует: Мне, Уошо, пищу, быстрее, быстрее. Вики издаст пищевое хрюканье и вспрыгнет на дерево за яблоком; захрюкает и Люси, но ее мысли будут заняты бродящим соком падалицы и алкогольными радостями; «плохой гимнаст» Султан, как окрестил его Кёлер, приметит на земле палку, в мгновение ока собьет яблоко или потащит нас за собой к нижней ветке, которой можно воспользоваться как ступенькой; лабораторный шимпанзе будет, вероятнее всего, только безнадежно хрюкать и вряд ли предпримет что-либо еще. Если бы Уошо вдруг увидела, что за ее приемным сыном по полю гонится бык, она бы, наверное, прожестикулировала: Лулис, быстрее, взбирайся. Шимпанзе из лаборатории, пожалуй, не смог бы увидеть в яблоне путь даже к своему собственному спасению, не говоря уже о спасении сородича (последнее особенно очевидно в том случае, если в детстве этот шимпанзе был лишен социальных контактов). Сара сразу бы решила, что надо делать спасающемуся бегством индивидууму, но если бы он оказался ее врагом, она скорее всего указала бы ему на ветку, которая, по ее расчетам, должна сломаться и сбросить его прямо под ноги разъяренного быка. Возвратясь домой, Уошо и Моджа, возможно, начали бы решительно разрисовывать холст, а на вопрос, что они нарисовали, ответили бы: яблоки. Различия, которые обнаруживают разные особи в своем восприятии и понимании окружающего, служат показателем того, насколько сильно могут изменяться врожденные поведенческие склонности животного данного вида на протяжении его жизни. Удивительно не только то, что все особи отличаются друг от друга – удивительнее всего необычайное разнообразие этих отличий.

Теперь должно быть ясно, что шимпанзе, наделенный хотя бы средними умственными способностями и получивший надлежащее воспитание, сможет вслед за человеком одолеть гораздо более значительную часть «ассоциативного пути», чем считалось еще 10 лет назад. Недавно я разговорилась со своей подругой о том, что составляет предмет обсуждения этой главы, – о шимпанзе и яблоках. По странному совпадению моя подруга в детстве была абсолютно уверена, что на самой старой яблоне в саду ее родителей живет фея. Быть может, именно воображение, порождающее фей и Еву в Эдемском саду, составляет истинное отличие человека от шимпанзе? Йерксы (Yerkes, Yerkes, 1929, с. 577) писали, что в игровом поведении обезьян, «старающихся придумать, чем бы еще поразвлечься, и нередко... разыгрывающих представления, привлекающие внимание человека», явно угадывается творческое воображение.

И снова предоставим последнее слово Вики из семейства Хейс. Как-то Кэти Хейс случайно наблюдала в высшей степени необычное поведение Вики в ванной:

«Волоча кончики пальцев одной руки по полу, очень медленно и осторожно обходила она унитаз. То и дело останавливалась, оглядывалась на руку и возобновляла шествие... Вики была тогда в том возрасте, когда ребенок часто таскает за собой на веревке какую-нибудь игрушку… Когда она возила за собой вагончики, ботинки, кукол или кошельки, ее тело наклонялось вперед под точно таким же углом... Как-то раз она прервала это свое занятие, обернулась и сделала рукой несколько «дергающих» движений так их следовало бы назвать, если бы была веревка, за которую можно дергать; однако веревки не было. Потом Вики стала совершать какие-то загадочные движения руками вокруг шишечки унитаза, поставила на шишечку один кулак, на него – другой, а затем начала отклоняться назад, как при перетягивании каната. В конце-концов она сделала резкий рывок и вновь принялась обходить унитаз, таща за собой что-то такое, что, на мой взгляд, могло быть только воображаемой игрушкой на веревке…

Вики обожает «рыбачить». Стоя на каком-нибудь предмете мебели, она поднимает за веревку привязанную игрушку с пола. Теперь же она занималась тем, что, стоя на унитазе, подтягивала с пола воображаемую игрушку, поочередно перехватывая двумя руками невидимую веревку; затем опускала ее осторожно и снова «выуживала».

Вики играла так каждый день, «но только вокруг унитаза и нигде больше».

Однажды, спустя примерно две недели после того, как Вики придумала эту игру, произошел следующий случай:

«[Вики] опять остановилась около шишечки унитаза и попыталась распутать невидимую веревку. Но на сей раз она быстро бросила это занятие. Она вдруг села на пол и вытянула перед собой руки, как бы держа в них натянутый шнур. Взглянув на мое лицо в зеркале, она громко позвала: «Мама! Мама!»…

Разыгрывая сложную пантомиму, я взяла у нее из рук веревку и, делая руками какие-то движения, наконец отвязала ее от шишечки; а потом протянула ей «веревку», которую ни я, ни она (так мне кажется) не видели. «Вот так, малышка...» Ее забавное личико сморщилось в улыбке, и она как никогда быстро принялась ходить вокруг унитаза, таща за собой воображаемую игрушку».

Как-то из любопытства Кэти Хейс сама решила изобразить, будто она таскает игрушку за веревочку. Когда изумленная Вики в первый раз увидела это, она подбежала к тому месту на полу, где должна была находиться игрушка. Повторение этой пантомимы на следующий день, кажется, повергло Вики в ужас; она широко раскрыла глаза, стала хныкать, раскачиваться я в конце концов в полном расстройстве чувств прыгнула в объятия своей «матери». С тех пор никто из них больше не играл с воображаемой игрушкой (Hayes, 1951; с. 80-85). Изучение неразгаданных тайн воображения шимпанзе-дело будущего.

 

2.6. Из лаборатории – в лес

Генри Ниссен (Nissen, 1931, с. 103), подводя итоги своим беспрецедентным наблюдениям за жизнью шимпанзе в лесах Западной Африки, продолжавшимся два с половиной месяца, писал: «... в экспериментальных условиях наших лабораторий будут установлены истинные пределы способностей этих обезьян к сложным формам поведения». И действительно, изучать верхние уровни когнитивных способностей шимпанзе удавалось только в тщательно разработанных лабораторных экспериментах. А в подобных условиях шимпанзе, рассчитывая на похвалу и вознаграждение, способен превзойти самого себя и раскрыть такие возможности, которые обычно не используются в повседневной жизни в природной среде! В неволе шимпанзе может приобретать новый опыт, который будет в известном смысле развивать его ум. Его можно даже снабдить новыми средствами самовыражения, такими, например, как символический язык; а по мере того как раскрываются новые сложности когнитивных процессов, можно разрабатывать еще более хитрые тесты для изучения еще более глубоких умственных резервов. За 60 лет, прошедших с тех пор, как Вольфганг Кёлер начал свои классические исследования на шимпанзе, этим животным приходилось выполнять все более и более изощренные лабораторные задания.

«Умное» поведение у шимпанзе области Гомбе наблюдали многократно. Но как часто приходится иметь дело с рассказами случайных очевидцев! И хотя я твердо убеждена, что такие рассказы при их осторожной оценке могут многое дать для понимания сложного поведения шимпанзе, все равно испытываешь облегчение, когда та или иная когнитивная способность, якобы наблюдавшаяся в природных условиях, выявляется и в строгих лабораторных опытах. Выражая глубокую признательность всем тем ученым, результаты упорной работы которых освещены в сделанном выше обзоре, я перехожу к описанию поведения шимпанзе в естественных условиях обитания – в среде, где все формы поведения животных тесно переплетены и зависят от бесчисленных переменных; где спланированный эксперимент уступает место многолетним наблюдениям, записям и анализу; где изучаемых особей часто можно пересчитать по пальцам одной руки; где эксперименты ставит только сама природа, и только время способно иногда повторить их. Итак, из лаборатории – назад в африканские леса, где и началась вся эта история…

 

Заключение

В главе 2 я рассмотрела перцептивные и интеллектуальные возможности шимпанзе, выявляемые путем тщательных экспериментов в лабораторных и иных условиях содержания в неволе. В дальнейших главах было достаточно подробно описано, как одно из сообществ шимпанзе справляется с задачами каждодневной жизни в природе. Давайте теперь еще раз вернемся к вопросу, который мы задали в конце второй главы: в какой мере шимпанзе, живущие в естественных условиях, нуждаются в тех высоких познавательных способностях, которые, как мы знаем, у них есть?

Ежедневные передвижения от одного источника пищи к другому, вылазки на периферию территории, «брачные» путешествия-все это явно требует очень сложных механизмов ориентировки в пространстве и времени. Пространственная память играет здесь важнейшую роль. «Карта», хранящаяся в памяти шимпанзе, весьма обширна, что позволяет этим животным легко находить пищевые ресурсы, разбросанные на площади от 8 до 24 км² в пределах территории Гомбе. Пространственная память у шимпанзе содержит множество деталей; они знают не только расположение крупных источников пищи, например больших скоплений обильно плодоносящих деревьев, но и местонахождение одиночных деревьев и отдельных термитников. Они помнят по крайней мере в течение нескольких недель, где в точности происходили те или иные важные события, скажем, конфликты между сообществами. В лесу Таи шимпанзе не только помнят местонахождение «камней-молотков» и ореховых деревьев, но, по-видимому, могут, не видя в тот момент дерева, выбирать камни с таким расчетом, чтобы дальность их переноски была минимальной (Boesch, Boesch, 1984). В других частях Африки, таких как Сенегал, где территория сообщества может составлять сотни квадратных километров, к умственным способностям шимпанзе в этом плане предъявляются еще большие требования.

Каждый день несет с собой необходимость принятия решений. Присоединиться к А или к Б или же остаться в одиночестве? Двинуться на восток к фиговому дереву или на юг к рощице кокосовых пальм? Решения такого рода требуют познавательной оценки целого ряда факторов, таких как местонахождение самцов-соседей (встреченных, может быть, одним–двумя днями раньше) или соперника более высокого ранга (о присутствии которого стало известно по его голосу); учитывается также относительный урожай фиг и кокосовых орехов и/или степень их зрелости (на основании той информации, которая была получена накануне и хранится в памяти).

Не вызывает сомнений, что шимпанзе действительно строят планы на ближайшее будущее. Шимпанзе может, например, подобрать травинку, которую потом использует как орудие у термитника, находящегося на некотором расстоянии и пока что скрытого от глаз. Одна из моих любимых историй повествует о том, как Голиаф пустился было в путь, держа в одной руке последние два банана, но вдруг решительно вернулся к груде плодов, обменял свои слегка перезревшие бананы на два более твердых (которым, как мы знали, он отдавал предпочтение) и унес их с собой. Приходится ли шимпанзе планировать более отдаленные поступки? Может ли самец, начавший ухаживать за самкой незадолго до ее периовуляторного периода, знать, что раньше или позже половая кожа у нее полностью набухнет, и планировать в соответствии с этим свои действия? Когда Сатана повсюду следовал за самкой в эструсе и устраивался на ночлег неподалеку от ее гнезда, планировал ли он свой утренний набег? Или он просто каждый раз пользовался теми благоприятными обстоятельствами, в которых оказывался на следующее утро? Когда Литл-Би в сумерках разглядела фиги, планировала ли она подняться на рассвете и полакомиться ими вдоволь до появления конкурентов? Мы этого не знаем, но тот из шимпанзе, кто может строить подобные планы, наверняка получит преимущества перед тем, кто не может.

Совершенно ясно, что шимпанзе необходимы какие-то примитивные математические способности: обезьяны должны точно и притом подчас быстро оценить, на которой из веток растет больше, а не меньше зрелых плодов; иногда эту оценку приходится делать, уже взбираясь на дерево, чтобы успеть раньше конкурентов захватить местечко получше. Чем вернее расчет, тем обильнее вознаграждение. Старая самка, занятая извлечением термитов, быстро замечает, что результаты у ее дочки намного лучше, чем у нее самой, и настаивает, подчас весьма решительно, чтобы они поменялись местами.

«Удильщик» термитов демонстрирует также необходимость хорошо развитых понятийных способностей. Если, например, ход термитника при зондировании с помощью единственного находящегося под рукой орудия оказывается малопродуктивным, шимпанзе может пройти метров пять или около того в поисках более подходящего предмета. При этом ясно, что разыскивается орудие определенного типа: это может быть лиана, трава или кора, но всякий раз с помощью глаз или рук обследуются несколько различных кусков только одного материала (и никакого другого!), прежде чем выбирается подходящий образец. Этот процесс требует умения анализировать различные свойства отбираемых материалов: объект может быть прямым или изогнутым, твердым или гибким и т. д. Как же все-таки живущие в природе шимпанзе классифицируют окружающие их предметы и явления? Вероятно, существует много простых категорий, таких как съедобный/несъедобный, листообразный/плодообразный, друг/враг, неопасный/опасный, может напасть/миролюбивый и т.д. Некоторые из этих категорий являются, наверное, слишком застывшими и связаны с традициями того конкретного сообщества, в котором шимпанзе родились. Так, объекты, относимые к съедобным, – это только те, которые ели с детства. Это резко контрастирует с пластичностью социального поведения шимпанзе, но, конечно, эксперименты с новыми видами пищи намного опаснее.

Способность шимпанзе к символическому мышлению, вероятно, возникает в связи с необходимостью формировать понятия, оценивать отношения между вещами. Мы можем проследить тот путь, в результате которого представление, например, о фиге постепенно отделяется от самого плода. Ценность фиги состоит в том, что ее можно съесть. Важно, чтобы шимпанзе быстро научался распознавать как фигу тот плод, который висит на дереве у него над головой (и вкус которого ему уже знаком). Ему нужно также узнать, что фига отличается определенным характерным запахом, даже если сама может быть не видна. Пищевые крики других шимпанзе, доносящиеся из тех мест, где, помнится, растут фиговые деревья, тоже могут вызывать представление о фигах. Поскольку доказано, что шимпанзе способны к научению, вряд ли можно думать, что между этим представлением и восприятием какого-нибудь совершенно нового раздражителя (символа), также характеризующего фигу, лежит большой познавательный скачок. Хотя крики шимпанзе по большей части определяются эмоциями, для их интерпретации иногда требуются познавательные способности. А сами интерпретации могут быть предшественниками символического мышления.

Все те способности, о которых упоминалось выше, мобилизуются при социальных взаимодействиях - это та сфера, для достижения успеха в которой требуется хорошее понимание причинно-следственных связей. Как мы видели в предыдущей главе, особь низкого ранга может достичь и часто достигает желаемой цели с помощью хитроумных обходных маневров, несмотря на присутствие старшего по рангу собрата, не одобряющего ее поступки. Если самец хочет достичь высшей ступени иерархической лестницы, да еще и сохранить свое положение, он должен уметь планировать свои действия и манипулировать действиями подчиненных особей, из которых многие могут быть физически сильнее, чем он. Дела у него будут идти лучше, если он сможет установить отношения дружбы и взаимной поддержки с другим самцом. В сообществе шимпанзе социальная среда постоянно меняется, каждый индивидуум должен всегда быть настороже, уметь взвешивать характерные черты конкретной ситуации и в случае надобности быстро приспосабливать к ним свое поведение. Так, молодой самец, уже начавший демонстрацию и враскачку направившийся к самке, тотчас остановится и «пригладит» свою шерсть, если на сцене появится самец более высокого ранга. Поскольку явная агрессия в этой ситуации не принесет успеха, молодому самцу следует пользоваться более тонкими приемами, чтобы добиться ответной реакции со стороны самки. Иногда нужно принять молниеносное решение: убежать от агрессора или подойти с умиротворяющими жестами. Любая ошибка может повлечь за собой жестокое наказание.

Если живое существо действительно осознаёт социальную ситуацию в полном смысле этого слова, оно должно не только понимать цели и мотивы поступков других существ, но и уметь учиться на их опыте, просто наблюдая за ними. «Если Хамфри атакует Фифи, когда она берет его пищу, то он нападет и на меня, если я сделаю то же самое». Мы не знаем, в какой степени шимпанзе Гомбе способны к подобным рассуждениям, но такое умение было бы для них выгодным. В сообществе этого рода существует потребность в каком-то проблеске представления о «я» – в способности, как указывалось в главе 2, «представить позицию других по отношению к себе», что позволяет индивидууму воспринимать себя как объект. Подобно наивным шимпанзе, живущим в неволе, шимпанзе Гомбе, по-видимому, тоже неспособны узнать себя в зеркале (Goodall, 1971). Тем не менее некоторые особи несколько минут стояли, наклонившись над спокойной гладью воды и глядя на свое отражение. С точки зрения самосознания представляет интерес поведение маленького Гоблина, который, увидев, как мать вытерла листьями свой грязный зад, тоже подобрал горсть листьев и вытер ими свой чистый задик. Тем самым он продемонстрировал не только хорошо развитое понимание связи между вещами (это, конечно, необходимая предпосылка любого осмысленного подражания), но и осознание того факта, что у него тоже есть зад – хотя и другой, но по сути такой же, как у матери: «ее зад, мой зад».

А как обстоит дело с воображением? Существует ли для шимпанзе, живущих в природе, потребность в выдуманном мире? Я думаю, что одна из причин, почему воображение необходимо людям, состоит в том, что оно дает нам возможность в уме представить себе те действия, которые мы намереваемся осуществить в действительности. Я на самом деле научилась скакать на лошади в промежутке между двумя уроками верховой езды, каждую ночь в течение недели практикуясь в преодолении воображаемых барьеров. А мой дядя, старший хирург-консультант, никогда не ложился спать накануне операционного дня, не «проиграв» в уме все последовательные этапы предстоящих операций, включая и те действия, которые он предпримет в случае осложнений. Подобная практика может принести огромную пользу и для выработки стратегии на предстоящих сложных переговорах.

Вики, жившая у супругов Хейс, воображала, что она тянет за шнурок игрушки, но при этом выполняла движения, которые придавали вес ее выдумке. Маленькие дети в большинстве своем так же ведут себя, играя «понарошку». В Гомбе в трех различных случаях было отмечено, как самцы-подростки устраивали устрашающие демонстрации в лесу, вдали от своих сородичей; а Фиган, как мы помним, практиковался в демонстрациях по способу Майка, используя брошенную канистру из-под керосина и находясь в одиночестве в кустах. Можем ли мы утверждать, что эти действия не были предприняты специально для устрашения группы воображаемых соперников? Однажды четырехлетняя Вунда внимательно наблюдала с безопасного расстояния, как ее мать, вооружившись длинной палкой, «удила» свирепых муравьев-эцитонов с ветки, нависающей над их гнездом. Вскоре Вунда подобрала небольшой прутик, взгромоздилась на нижнюю ветвь небольшого деревца в той же позе, что и мать, и опустила свое миниатюрное орудие вниз – в воображаемое гнездо? И кто даст гарантию, что когда она потом извлекла его оттуда, ей не достался рекордный, хотя и воображаемый, улов?

Живые муравьи тоже очень занимательны. Маленькие детеныши, в особенности первенцы, не имеющие старших братьев и сестер, а значит, и постоянных партнеров для игр, подолгу наблюдают за муравьями, тыча в них палочками, сметая в сторону, словом всячески забавляясь при виде бегущих ручейков маленьких безобидных насекомых. Иногда они применяют технику выуживания термитов у входа в гнездо. Именно это сочетание любознательности и использования традиционных приемов в новых ситуациях, подкрепленное способностью извлекать выгоду из случайного опыта, может привести к появлению различных новшеств. А поскольку шимпанзе, как зачарованные, следят за необычным поведением своих сородичей, новые его формы могут передаваться от одной особи к другой благодаря наблюдению, подражанию и повторению. Это первые шаги культурной эволюции; таким путем действия одаренного индивидуума могут распространиться по всей группе и быстро войти в ее традиционный опыт. Механизм отбора родичей, столь ревностно охраняющий генетические преимущества данной генеалогической линии, оказывается нарушенным, и вся группа в сравнении с соседней может выиграть от случайных действий одного из ее членов. Нам пока еще не приходилось наблюдать включение новых форм поведения, технологических или социальных, в повседневную жизнь сообщества Гомбе (хотя некоторые новшества имитировались и повторялись несколькими другими особями в течение недолгого времени). Очевидно, однако, что те культурные традиции, которые мы видим сегодня, возникли благодаря изобретательности неких гениев, живших когда-то в прошлом.

Мы знаем, что в природе встречаются исключительно одаренные шимпанзе. Как кёлеровский Султан блистал своими талантами по части технологических находок при решении задач, так и Майк с Фиганом выделялись среди самцов Гомбе своими способностями к рассудочной деятельности, к умелому тактическому и социальному манипулированию. Другие, вроде Пом и Гремлин, отличались особым мастерством в ловле термитов. Каждая особь имеет свои собственные характерные черты. В самом деле, индивидуальные различия в свойствах личности у шимпанзе настолько выражены, что в этом отношении с ними может соперничать только наш собственный вид. В сообществе шимпанзе генетическому разнообразию способствует гибкая структура брачного поведения, которая позволяет всем самцам (включая калек и самцов низкого ранга) произвести потомков, если только они обладают достаточными социальными навыками, чтобы увести самку в брачное путешествие. Более опытные самцы имеют больше шансов передать свои гены потомству, поэтому интеллект, в той мере, в которой он наследуется, может значить больше, чем высокий ранг и агрессивность.

Я думаю, не нужно объяснять, что высшие познавательные способности необходимы шимпанзе в естественных условиях, хотя некоторые из них используются чаще, чем другие. Сегодня мы можем наложить друг на друга два портрета шимпанзе: один вырисовывается в результате лабораторных исследований, второй постепенно дописывается с натуры, складываясь из наблюдений в природе. Результат? Целое оказывается даже более удивительным и сложным, чем простая сумма частей. Конечно, картина еще не закончена; вполне возможно, что действительность, которую мы пытаемся запечатлеть, в отдельных местах слегка искажена, а иные мазки не слишком ровны, а то и вообще положены не там, где надо. И все же благодаря стремлению s пониманию, объединяющему представителей многих научных дисциплин, мы имеем ныне картину, гораздо более близкую к реальности, чем представления о шимпанзе 25-летней давности, когда впервые были начаты исследования в Гомбе.

Изучение шимпанзе – будь то в лаборатории, дома или в природе – выявляет одну поразительную вещь. Это подчас даже жутковатое сходство между некоторыми аспектами поведения человека и шимпанзе: длительный период зависимости от матери в детстве, позы и жесты невербальной коммуникативной системы, выражение эмоций, роль процессов научения, зачатки культурных традиций, удивительный параллелизм основных познавательных механизмов. Наш собственный успех как биологического вида целиком связан с бурным развитием головного мозга. По своим интеллектуальным возможностям мы настолько превосходим даже самых одаренных шимпанзе, что попытки ученых отметить черты сходства в мыслительных процессах человека и шимпанзе вызывали большей частью насмешки и негодование*. Когда Кёлер и Йеркс впервые опубликовали результаты своих исследований о решении задач обезьянами путем инсайта, они были незамедлительно и притом в оскорбительной форме обвинены во «вредной, я бы даже сказал отвратительной, тенденции отступления от истины» (Pavlov, 1957, с. 557)**. Однако подобные результаты, получаемые повторно, становились все более убедительными свидетельствами сложной умственной деятельности шимпанзе. Одно за другим свойства, прежде считавшиеся уникальными для человека, обнаруживались и у «более низких» форм жизни.

[*В последние годы споры разгорелись вокруг исследований, связанных с обучением языку. Что до меня, что я считаю весьма разумным предположить, что создания, так похожие на нас по своей генетической структуре, должны обладать некими прелингвистическими способностями, которые, вероятно, существовали и у наших древнейших предков.]

[**В 1933 г. И. П. Павлов приобрел двух шимпанзе – Рафаэля и Розу – и начал проводить серию обширных экспериментов по решению задач на Биологической станции в Колтушах. Один из тестов был спланирован так, чтобы повторить задачу Кёлера по составлению пирамиды из ящиков. Павлов подтвердил результаты Кёлера, но при этом настаивал на том, что решение путем инсайта приходит постепенно, как следствие всего поведения шимпанзе в процессе опыта. Это противоречило интерпретации Кёлера, определявшего инсайт как внезапное наше осознание связей между различными элементами поставленной проблемы (Windholz, 1984).]

Тем не менее мы не должны ни на мгновение забывать, что даже если мы отличаемся от обезьян не в качественном, а в количественном отношении, степень этих отличий по-прежнему огромна. Если мы будем знать, в чем наше поведение сходно с поведением шимпанзе, а в чем отлично от него, то мы, я думаю, сможем точно установить те свойства, которые делают человека уникальным существом. Здесь не место для подробного обсуждения этой проблемы, однако я хочу упомянуть по крайней мере три таких свойства.

Во-первых, мы владеем сложным языком символов. Мы можем не только показать нашим детям, как нужно что-то делать, но и рассказать об этом и объяснить смысл наших действий. Как пишет Лоренц (Lorenz, 1977, с. 161), это «помогает традиции освободиться от предметов». Мы можем обсуждать события, происходившие в далеком прошлом и с учетом всевозможных обстоятельств строить сложные планы на будущее – ближайшее или отдаленное. Мы можем не только разработать агрессивные выпады против своих соседей, но и подумать о том, как получше защитить себя. Слова служат основой для абстрактного мышления. Во взаимодействии умов развиваются идеи и уточняются понятия – подобно тому как конкурентные отношения между шимпанзе могут приводить к выработке более сложных социальных стратегий.

Во-вторых, я верю, что мы, как ни одно другое создание, способны к сознательному преодолению «эгоистического гена» (Dawkins, 1976) в нашем биологическом наследии. Наши альтруистические поступки не всегда эгоистичны; соответственно и акты насилия для нас не всегда неизбежны.

В-третьих, хотя основные агрессивные формы поведения у нас и у шимпанзе не столь уж различны, мы неизмеримо больше осознаем страдания, которые причиняем своим жертвам.

Находятся ли шимпанзе в конце своей эволюционной тропы? Или в их лесной среде обитания есть такие факторы отбора, которые – если бы хватило времени! – могли бы продвинуть их еще дальше по пути, пройденному и нашими древними предками, и тогда появились бы обезьяны, еще больше похожие на человека? Это кажется маловероятным, так как эволюция редко повторяет себя. Может быть, шимпанзе стали бы постепенно больше отличаться от нас – скажем, у них сильнее развилось бы правое полушарие мозга за счет левого.

Но все эти вопросы носят чисто академический характер. На них нельзя было ответить в течение многих тысячелетий, а сейчас уже ясно, что дни великих африканских лесов сочтены. Если шимпанзе еще смогут некоторое время выжить на свободе, то лишь на нескольких изолированных лесных территориях, скупо отмеренных человеком; возможности для обмена генетической информацией между разными социальными группами будут ограниченны или нереальны в таких условиях. Это уже происходит в Гомбе. И, весьма вероятно, наступит день, когда шимпанзе останутся только в лабораториях и зоопарках. (Если на этой стадии эволюция еще продолжается, то действует уже неестественный отбор!)

Между тем нам нужно еще многое узнать о поведении шимпанзе в природе – пока не поздно! По счастливому стечению обстоятельств, целый ряд длительных исследований уже ведется или планируется в различных географических районах. В лесу Таи (Кот-д'Ивуар) Кристоф и Хедвига Бёщ уже приучили многих шимпанзе к своему присутствию и надеются долго работать там; в Национальном парке Лопе (Габон) Кэролайн Тьютин тоже пытается добиться, чтобы шимпанзе привыкли к человеку, а затем планирует проведение длительных исследований; Юкимару Сугияма со своими коллегами по возможности часто наезжает в Боссу (Гвинея); на исследовательской станции «Кибале-Форест» (Уганда) Ричард Рэнгем совместно с Изабирие Басута организует еще одно длительное изучение обезьян, уже привыкших к присутствию человека. И, конечно, продолжается работа в Танзании – в Национальных парках Махале и Гомбе. При таком большом числе групп, за которыми ведутся наблюдения, и еще большем числе исследователей, готовых собирать материал на условиях, диктуемых самими шимпанзе, наши знания начнут стремительно расти. Когда будет больше наблюдателей, возрастут шансы увидеть редкие типы поведения, такие как конфликты между сообществами. По мере объединения и сравнения данных будут расти наши знания о различиях культурных традиций в разных частях ареала.

Давайте надеяться, что вся эта новая информация о месте шимпанзе в природе принесет некоторое облегчение тем сотням обезьян, которые ведут сейчас жизнь узников в наших лабораториях и зоопарках. Давайте надеяться, что хотя из-за нашей жадности и бесстыдного разрушения земной природы еще большее число шимпанзе будет постепенно лишено родного леса, свободы, а часто и жизни, наши знания об их способности испытывать привязанность, получать удовольствие, играть, чувствовать страх, страдание и печаль, помогут нам выказывать при обращении с ними по меньшей мере то же сострадание, что и при обращении со своими сородичами людьми. Давайте надеяться, что уж если мы продолжаем использовать этих обезьян для болезненных и психологически травмирующих экспериментов, то должны иметь совесть называть свои поступки так, как они того заслуживают, а именно – причинением страданий невинным жертвам.

Если бы те, кто отвечает за содержание шимпанзе (и других животных) в неволе, могли разделить со мной некоторые из самых дорогих для меня мгновений, испытанных в Гомбе! Ибо они часто вызывают в душе непереносимый стыд за поведение представителей нашего биологического вида – за высокомерную уверенность в том, что наши нужды, наши удовольствия, наши желания важнее всего остального. Позвольте мне поделиться с вами сейчас одним из бесчисленного множества таких моментов.

Солнце садится над озером Танганьика. Мелисса и ее дочь Гремлин соорудили гнезда метрах в десяти друг от друга. Сын Мелиссы Джимбл еще кормится стручками мсонгати, губы у него совсем побелели от клейкого сока. Детеныш самки Гремлин-малыш Гетти висит над своей мамашей, крутится, брыкается, хватает себя за пальцы ног. Время от времени Гремлин дотягивается до него рукой и лениво щекочет ему пах. Спустя несколько минут он начинает взбираться по веткам – малюсенькая фигурка на фоне оранжево-красного вечернего неба. Добравшись до небольшой веточки, нависающей над гнездом Мелиссы, он внезапно падает вниз – плюх! – прямо ей на живот. С негромким смешком бабушка приближает его к себе и начинает покусывать шею и лицо, пока не настает его черед смеяться. Он вырывается из ее объятий, снова залезает на ветку и еще раз шлепается вниз. Потом еще и еще.

Через какое-то время он возвращается к матери, устраивается возле нее и сосет, положив одну руку ей на грудь. Мелисса, протянув руку, срывает несколько покрытых листьями веток, тщательно укладывает их себе под голову и плечи и отдыхает. Быстро сгущаются тропические сумерки. Джимбл, кончив кормежку, появляется на краю материнского гнезда и просит позволения переночевать в нем. Мелисса касается его рукой, он залезает в гнездо и ложится рядом.

Вдруг с дальней стороны долины раздается мелодичное уханье одинокого самца. Это Эверед, который, вероятно, тоже находится в гнезде. Первым откликается Джимбл; он сидит возле Мелиссы, положив ладонь на ее руку, и смотрит в ту сторону, где находится взрослый самец один из его «героев». Затем вступает в хор Мелисса, которая по-прежнему лежит на спине; за ней - Гремлин. Последним откликается Гетти; он прерывает трапезу, чтобы подхватить вечернюю песнь своим детским голоском. «Семь часов вечера, погода ясная и сухая, и все хорошо».

По крайней мере на протяжении их жизней парк Гомбе – в охраняющей свою природу Танзании – по-прежнему будет для них безопасным домом.

2006:04:14