А Б В Г Д Е Ё Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ъ Ы Ь Э Ю Я 

О ЯНЕ ЛИНДБЛАДЕ
И ЕГО ДЕСЯТИ КНИГАХ

Жизнь заканчивается трагично для каждого,
но в течение самой жизни можно приносить
счастье— и себе, и другим.

Ян Линдблад

«Милый Карин! Наконец-то! Теперь книга готова!—стремительно, как виртуоз-музыкант по клавишам рояля, напечатал Ян Линдблад редактору книжной фирмы "Бонниерс" К. Якобссону в Стокгольм. — Все тексты сегодня завершены. Ты получаешь готовый оригинал. Я же подумаю над тем, как проиллюстрировать эту книгу. Очень много работаю сейчас, хотя свищ на ступне остается и был весьма опасным, пока я находился у нас на холодном Севере. С дружеским приветом.

23 марта 1987 года».

Волочащейся походкой он прошелся перед изящной, сделанной под его рост кафедрой, на которой стояла пишущая машинка. Затем вернулся, поставил автограф, подпечатал шуточное «Четвертый куст слева в джунглях возле городка Канди в Шри-Ланке», вложил письмо в конверт и передал посыльному вместе с пакетом, в который уже была упакована рукопись. Через три часа, преодолев одиннадцать миль на юг на легком вездеходе по ухабистой, с выступающими корнями деревьев и обычно раскисшей от тропических ливней горной дороге, посыльный прибудет в шведское посольство в столице этой неспокойной республики. А уже оттуда с оказией доставят письмо и рукопись в Стокгольм.

Да, в джунглях острова стреляли. Не здесь, вблизи столицы, прикорнувшей на юго-западе острова-государства, а в трехстах километрах к северо-востоку. Но и в самой столице было напряженно.

Яна предостерегали в Швеции, предупреждали в Коломбо, когда он в середине октября 1986 года прилетел в Шри-Ланку, что его затея отснять с помощью сильно приближающих телекамер цветной трехчетырехчасовой фильм о жизни экзотической природы, паря на воздушном шаре на самой малой высоте над джунглями, нереальна. Чтобы сбить такую цель, не требовалась ракета «земля—воздух», достаточно было патрулю любой их воюющих сторон выпустить по нему автоматную очередь...

Но что эти опасности по сравнению с теми, которые он треть века носит в себе самом, тем не менее решаясь на очередную экспедицию в самые глухие дебри тропических лесов. Сахарный диабет с восьмилетнего возраста; пересаженная от единственной родной сестры почка, которая все-таки давала сбои; нарушенное кровообращение в обеих ногах (одна почти не действовала), особенно в ступнях; отсутствие большинства пальцев ног; почти не видящий глаз—результат инфекции, попавшей в него в северной Индии при прикосновении зараженного птичьего пера. Любое из этих заболеваний, а затем и все они вместе лишь задерживали начало его очередной экспедиции, обычно на время операции, высокой температуры, длительного лечения, но никогда не отменяли совсем.

Вот и на сей раз на выложенной из кирпича веранде каменного дома, созданного по чертежам самого Яна в горах над Канди, он оставался наедине с природой. Все комнаты имели очень высокие потолки, чтобы не давить морально в этой влажной жаре, когда и ночью бывало за тридцать градусов, а также для того, чтобы он для отдыха в паузах между работой над своей философской книгой мог предаваться любимому занятию — жонглированию. И тогда уж потолки никак не должны мешать. А на стене висел ивовый лук, который он иногда пристреливал.

Да, работа над книгой, жонглирование и стрельба из лука. А то, ради чего он приехал,— съемка фильма с воздушного шара и даже телесъемка в окрестностях Коломбо при участии научного сотрудника местного зоопарка, одного из лучших друзей и помощников Линдблада, Висантоя Нигегодома,—было далеко от завершения. «Бюрократы!»—хрипловатым, как всегда, голосом потрясал Линдблад стены своего особняка, имея в виду шри-ланкийских чиновников, по-прежнему числящих его в качестве скандинавского туриста и не дающих разрешения на облеты на воздушном шаре и телесъемки в джунглях.

В январе 1987 года он послал в Стокгольм звуковое письмо редактору отдела природы шведского телевидения Арне Вейсе: «Это мое личное послание тебе. Сижу на веранде. Если вслушаешься, то наверняка различишь неумолчный звон цикад. Чищу снаряжение возможному продолжению работ. Здесь ведь очень сыро. Еще так много не сделано. А время идет, и все еще не хватает каких-то подписей для разрешения летать. Конечно, положение здесь неустойчивое. Однако в течение долгого времени убитых поблизости не было. Я всегда готов к работе, воздушный шар на старте. Надеюсь снять фильм, когда мне разрешат полететь на шаре над землей на небольшой высоте. А пока штурмую книгу "Человек—ты, я и первозданный"!»

Через неделю после отправки 23 марта рукописи книги в посольство текст был доставлен в Стокгольм в издательство «Бонниерс». В тот вечер Ян. с неизменной дружеской улыбкой на губах общался с семьей своих друзей-сротечественников в Коломбо. Он чувствовал себя как обычно: что-то распирало, где-то тянуло, то тут, то там болело—нудно или остро... «Мы все в большей или меньшей степени пленники дрессировки нашей особой формы жизни, ревниво охраняющие "свой" участок охоты, гоняющиеся за престижем среди таких же, претендующих на наименование Homo sapientissimus, человека наиразумнейшего»,— шутил он.

А в четверг 2 апреля ему вдруг стало очень плохо. Жаловался на почку. Снова кошмарная дорога— пытка пыткой,—на сей раз в больницу Наволока в Коломбо. В субботу 4 апреля положение Яна стало критическим, и местные врачи связались с той самой шведской больницей Худдинге, где уже однажды, в 1980 году, спасли Линдблада, трансплантировав ему почку. В ночь с воскресенья на понедельник во время подготовки к авиаперелету в Швецию Линдблад умер. Умер как раз в том самом возрасте пятидесяти четырех лет, когда из этого мира ушли многие знаменитейшие люди. И на этот раз ушел знаменитейший, человек, который еще при жизни успел стать легендой.

Ян Линдблад родился в 1932 году в городе Эребу в довольно бедной семье. Местность, в которой он рос, расположена в южной трети страны, глубинке Скандинавского полуострова, среди вздыбленных морен и отрогов гор, густо поросших смешанным лесом— скугом, как его называют скандинавы, как раз посередине между величайшими озерами Швеции: Венерн, Веттерн и Ельмарен.

Как и положено у протестантов, новорожденному при крещении дали несколько имен: Ян Виктор Армас. А его фамилия Линдблад—«лист липы»—как нельзя лучше подчеркивала, что сама природа признала его своим, приняла в свидетели тайн жизни зеленого мира.

Ян был очень болезненным мальчиком, хилым, щуплым и невероятно тощим; можно сказать, что весь его вес составляли лишь обувь и одежда. А если добавить к этому еще и антропологическое отличие от окружающих—монголоидный эпикантус, вогнутую спинку носа, глубоко посаженные глаза, малорослость, то есть типичные штрихи лапоноида,—то станет ясной причина неконтактности с ним шведских сверстников. Родным языком Линдблада был шведский, но с раннего детства он знал, что корни его предков уходят в северную Лапландию, лен Вестерботтен.

Возможно, именно эти особенности Яна способствовали тому, что он рос и развивался почти в одиночестве, лишь в обществе сестренки, а также очень быстро полюбившихся ему и ставших как бы родными представителей шведской фауны, поселенных в уголок комнаты дома родителей,—рептилий, земноводных, мышей, пернатых, особенно наиболее интеллектуальных и общительных из них—скворцов. Изучая животных своего домашнего зоопарка и диких обитателей скуга, Ян с каждым годом проявлял все большую способность к «пониманию душ» тех, кого считал равными человеку. Как и он, человек, имеющими природой данное право на жизнь, на землю и на воздух! Обладая редчайшим слухом и даром имитации, Линдблад немало преуспел в общении с представителями мира дикой фауны, научившись безукоризненно «говорить» на их языке. Еще в гимназическом возрасте его—создателя домашнего зоопарка и настойчивого пропагандиста среди сверстников любви к животным—можно было назвать зоологом по призванию. Да он и сам уже мечтал стать зоологом

С тем же правом о нем можно говорить и как о прирожденном артисте, Все первые семь лет обучения в гимназии, с семи до четырнадцати лет, мальчик танцевал в группе статистов балета Оперного театра, получая по кроне за вечер. Когда у него выдавались свободные вечера, он ездил по народным паркам, зарабатывая для родителей и сестры как жонглер и недюжинный мастер художественного свиста. С годами он все больше потрясал слушателей, подражая пению различных птиц Швеции (к концу своей жизни—ста пятидесяти видам пернатых), а также имитацией голосов животных—их писков, ворчаний, рыков, разговоров—и исполнением известных и неизвестных соотечественникам музыкальных мелодий. В старших классах гимназии и вплоть до тридцати двух лет Ян в качестве дополнительного средства к существованию—для себя, для прокорма подопечных животных, а затем и для материального обеспечения собственной семьи—избрал акробатику. Тренировки отнимали у него каждый день от трех до пяти часов. По его словам, каждую тренировку он заканчивал «маршем на руках»: девяносто ступеней вниз по лестнице до выхода из здания гимназии, а затем еще пятнадцать ступеней вверх!

О себе он говорил, что всегда бью одиночкой, никогда не любил работать в коллективе, даже тренироваться коллективно, не переносил открытой соревновательности, в том числе и в спорте Все таинства фокусов и трюков жонглирования и акробатики он также постигал один, лично, без тренера.

В 1954 году, когда Ян учился на биологическом факультете Стокгольмского университета и жил в столице, он приобрел старенькую 16-миллиметровую кинокамеру и отснял с ее помощью на первые сотни метров пленки свой домашний зоопарк: сову, двухметрового ужа, двадцать семь видов птиц. В течение трех последующих лет во время летних каникул Линдблад на велосипеде пробирался по тропам в самые дальние закоулки лена Сёдерманланд, что к юго-западу от Стокгольма, и в каждый из сезонов снимал по фильму. Эти любительские пробы навели его на мысль о создании «длинного фильма» о жизни в скуге. Впоследствии он напишет об этом своем фильме «Глухомань»: «Пять летних сезонов в скуге, прерываемых учебой в университете,—это мое измученное тело и совсем разоренная экономика. Мечта о длинном фильме стала кошмаром».

И вдруг успех! Аншлаги в печати! Восторг рецензентов и зрителей. И большой приз «за качество», а к нему огромный гонорар. Линдблад решил не транжирить его на мелочи, а отправиться в длительное путешествие—в сельву Южной Америки. И тогда последовал четкий заказ шведского телевидения. Оно хотело иметь фильмы о красном ибисе, о летучих мышах, о большой черепахе и об изолированных индейских племенах, которые никогда не встречались с людьми другого мира.

Линдблад согласился. Пять лет он снимал фильмы в Южной Америке то надолго исчезая с киноаппаратурой на горном плато или в пещере с летучими мышами, то в сельве, часами лежа в засаде с камерой, больной лихорадкой и тем не менее готовый снимать потаенную жизнь дикой природы, то вживаясь в быт первобытного человека, индейцев племени акурио в Суринаме, которые никогда не встречали других людей. Уже во время этих бесконечных перенапряжений смерть буквально хватала его за пятки.

Телесериал в Швеции, а затем и в других странах Западной Европы имел огромный успех. Имя Линдблада стало известно любому шведу, как и его хриплый голос, с 1964 года сопровождавший все его телефильмы о природе, своего рода программу «В мире животных», в которой он стал ведущим. С четырьмя сотнями неведомых дотоле видов птиц и насекомых, а также рептилий познакомились шведы, а затем и другие западноевропейцы. В 1965 году Яна заметило одно из крупнейших в Швеции издательств—«Бонниерс», и в 1966 году вышла в свет его первая книга «Путешествие к красным ибисам». Через год—«В совином царстве», еще через два—«Мой зеленый рай». Первая известная советскому читателю книга Линдблада «Белый тапир и другие ручные животные» была издана в Москве в 1976 году в издательстве «Мир». В Швеции она вышла в 1972 году и была четвертой у автора.

Один из телефильмов Линдблада назывался «Гвиана—континент птиц». В 1975 году на ту же тему была издана научно-художественная, роскошно иллюстрированная цветными фотографиями книга «Гвиана—тропическая глухомань». В этих пяти книгах представлен мир животных, тревога за судьбы их, теснимых и истребляемых человеком, за сохранение вообще всей природы, без которой не останется на Земле места и для самого человека.

Двумя годами позже произвела сенсацию его книга «Каменный век и белые индейцы». А шведская фирма грамзаписи, использовав лучшие прежние достижения Линдблада, выпустила долгоиграющую пластинку «Близкая природа», на которой он рассказывает о мире пернатых Швеции и имитирует их голоса. Пластинка вышла колоссальным тиражом и разошлась с огромным успехом.

Наконец исследователь дозрел до идеи «гигантского полотна»—до многосерийного телефильма о том, как вмешательство человека в дела природы приводит к истреблению многих видов, в том числе львов и тигров, и как сплошная рубка лесов, например на склонах Гималаев, ведет не только к тотальной гибели лесной растительности, но и фауны лесов, к наводнениям, смерти и лишениям сотен тысяч людей. Замысел нуждался не только в огромных материальных затратах, но и в титанических физических и моральных усилиях самого Линдблада, а также тех немногих спутников, которых он взял с собой. За три года, с 1976 по 1979-й, Ян отснял три части из шести серий, которые он озаглавил несколько громоздко, но не без умысла «Мир Книги джунглей». Почему «Книги», а не .просто «Мир джунглей»? Да потому, что в основу, замысла легли рассказы о нетронутой природе—«Книга джунглей» Редьярда Киплинга. Но они не выступали первичной хронологической вехой телефильма, поскольку сопроводительный текст заставлял зрителя думать глубже, шире, дальше—в географическом аспекте и в исторической перспективе. Вот здесь в глубокой древности было царство львов; знаменитый барельеф львицы на дворце Ашшурбанипала в Ниневии датируется второй половиной VII века до нашей эры; во время похода Ксеркса в Македонию в 480 году до нашей эры его армию беспокоили львы; «два последних льва в Ираке были пойманы сразу после первой мировой войны»; во всем мире насчитывается сейчас лишь около двух тысяч львов и т.д.

За два года работы Линдблад не раз оказывался на грани смерти — от перегрева на солнце и различных инфекций. На третий год перед выездом на съемки врач предупредил: «Почки функционируют плохо». Съемки были очень трудными, к тому же последние два месяца работы в Индии Ян жил лишь на хлебе, рисе и яйцах. В результате та часть фильма, которая должна была быть посвящена последствиям нарушения экологического равновесия на склонах Гималаев, а затем и в остальной Индии, не была снята.

В ноябре 1979 года Линдблад оказался в лучшей клинике свой родины—Худдинге. В крупнейших центральных газетах Швеции появились статьи под заголовками: «Путешествие заканчивается в больнице», «Телесценарист Ян Линдблад тяжело болен» и т.д. За первую неделю пребывания в больнице в ожидании почки, которую ему найдут для пересадки, Ян потерял в весе' четыре килограмма, был слаб и говорил, что этот его фильм—«последнее путешествие». Затем врачи немного подлечили его. Телевидение переоборудовало больничную палату в монтажную, и он по десять часов в день монтировал третью часть телефильма— пятую и шестую серии.

Из тех кадров, которые он снял в 70-е годы в ШриЛанке и в Индии не только кинокамерами, но и фотоаппаратами, а в больнице снабдил развернутыми подписями, Линдблад составил большую книгу под тем же, что и телефильм названием—«Мир Книги джунглей». Седьмая в Швеции (1979) и вторая в СССР («Мир», 1983), эта книга знакомит читателя с самого близкого расстояния и с красотами девственного леса, и с экзотическими птицами, и с красавцами южными оленями, и с царями природы—львами, тиграми, леопардами. Линдблад превзошел самого себя в общении с фауной Южной Азии, снимая с расстояния в несколько метров «отражение заката солнца в глазах отдыхающего льва». Это была моя самая чарующая сказка жизни. Теперь я знаю, чего она стоит!

Линдбладу пересадили почку от сестры, когда он заканчивал работу над книгой и в основном завершил работу над телефильмом. Побочным действием лекарства, препятствующего отторжению чужой почки, оказался авоад ступни. Возникла угроза ампутации ноги. В сентябре 1980 года, когда университет в Стокгольме присвоил Линдбладу, этому ученому-самоучке, звание почетного доктора зоологии, Ян снова оказался в больнице. Здесь в промежутках между процедурами он записал стереодиск «Мир Книги джунглей»—с тем же содержанием, что и книга, но озвученный голосами пернатых и других обитателей джунглей в имитации самого автора.

Следующий этап—новая сказка жизни. Вместе со своей женой, Пиа Терн Линдблад взялся за спасение двух рожденных в неволе и оставшихся без матери тигрят-близнецов—самца Рани и самки Лилиан. Они пытались приучить их к самостоятельному прокорму в скуге. Зимой и летом Ян с Пиа общались со своими питомцами, играли, бегали вперегонки, а Пиа даже плавала с ними в озере. Когда тигры стали взрослыми, Ян решил вернуть их в джунгли Индии, для чего встречался с Радживом Ганди, еще до вступления последнего в должность премьер-министра. Однако индийские крестьяне, имевшие коров и обрабатывавшие земли в той области страны, куда Линдблад намеревался переселить тигров, решительно воспротивились. Пришлось вернуть животных в зоопарк, Колморден, где они родились. А поскольку к этому времени здесь уже имелись полосатые хищники, тигров передали в зоопарк Боро. В 1982 году Ян издал свою восьмую, богато иллюстрированную книгу «Тигры—наша самая захватывающая сказка».

И снова оказался в больнице. Понимая, что ему, может быть, уже никогда больше не удастся отправиться в путешествия, он на больничной койке начал вспоминать разные экзотические истории из своей экспедиционной жизни, о которых нигде прежде подробно не рассказывал. В результате в 1984 году вышла в свет его девятая, опять-таки богато иллюстрированная книга воспоминаний о путешествиях в Тринидаде и на Тобаго, в Гвиане и Африке, в Индии и на ШриЛанке—«Мои тропические миры».

И наконец, последняя экспедиция и последняя книга. Шри-Ланка, 1986—1987 годы, вернее, полгода—с середины октября до начала апреля. Отснята часть фильма с воздушного шара. (Для показа по телевидению в Швеции в 1988 году, уже после смерти Линдблада, фильм был смонтирован его двадцатишестилетним сыном, тоже Яном.) И написана на Шри-Ланке и в том же 1987 году издана в Швеции десятая книга «Человек—ты, я и первозданный», по сравнению с предыдущими девятью почти не иллюстрированная. Но ведь это размышления натурфилософа, его собственная гипотеза.

Многие считают, что человек изначально—жестокий урод природы, истребляющий больше, чем ему нужно для существования, мстительный больше, чем любые другие виды фауны планеты. У Линдблада — человек изначально добрый, наилучший из живущих. Это потом, в социогенезе, когда «безволосая обезьяна» превратилась в Homo sapiens (человека разумного), человек остервенился, стал двуногим зверем среди животных, продолжающих жить по законам природы.

Ян Линдблад похоронен в Фарсте, во дворе церкви Сёдерлед вблизи Стокгольма. Он оставил после себя не только светлую память, но и удивительное духовное наследие—книги, фильмы, кассеты, диски. Его талант, его идеи будут духовной пищей человечества не только до конца этого столетия, но и в следующем...

Генрих Анохин