Пишите нам: info@ethology.ru

…– Животное! - Мила коротко, жарко вздохнула. Спущенной тетивой тренькнула резинка, и черное кружево спланировало на гладкие дубовые доски. Его пальцы справлялись с любыми крючками и петельками с обескураживающей скоростью, не оставляя ни одной из девушек времени одуматься.
Она верно подобрала хлыст. Этот ее тихий вскрик и марево взгляда заставили Костю забыть о рынке акций, о закончившейся страховке на машину и о ремонте. Дышать стало труднее.
…
Поглаживая нежную кожу, обтягивающую маленькую баранку спортивного кабрио, Костя сыто улыбался и отпускал белые облака в синюю летнюю ночь. Докурил, щелчком отстрелил окурок на обочину и разбудил мотор.
Да, животное. Ему нравилось это: заставить их забыть об ужимках и шутках, о брендах и модных ресторанах, заставить их разучиться говорить. Перевести все на язык движений, на рык и стон. Он умел сам превращаться в зверя и превращать в животных их всех. Это была настоящая наука. Костя знал, когда и что сказать, у него были наготове обойма шуток, зажигающих интерес, и набор фраз-лассо, захлестывающих и подтягивающих поближе. Он не пытался импровизировать – зачем? Нужно только подобрать оружие. Кому "Сохо", кому Фоменко. Кому французский брют, кому "Секс на пляже".
Костя не влюблялся. Их было так много, что сосредоточиться ни на одной толком не получалось. Каждая была для него лишь кадром в киноленте, и только из их мелькания складывался идеальный образ – шаткий, текучий. Но остановись на одной, конкретной – сразу найдешь отличия и изъяны. И пора уже дальше крутить бобины. Еще влюбиться не давал научный подход. По образованию Костя психолог. Специальность помогала ему играть на рынке: акции растут и падают не оттого, что дела компаний идут лучше или хуже, а потому, что в них верят или не верят люди. Торговля акциями – торговля страхами и надеждами. У психологов тут фора. Человек предсказуем.
А с женщинами все было еще проще, чем с акциями. Костя знал, чего женщины хотят от него, и знал, что сам может от них получить. Эволюционная психология, изученная Костей на втором курсе психфака, была более эффективным инструментом соблазнения, чем признания в любви. Она помогала ему настроить себя в тон с женской душой точнее любой серенады, приковывала прочнее обручального кольца. Она же не позволяла Косте обольщаться.
Наука гласила: человек – животное, существующее как вид уже миллион лет. Только в последние десять тысяч лет его поведение стало чуть сложнее. Но во всем, что касается связи между полами, людей ведет дремучее наследие предков. Все, что человек считает чувствами, всего лишь бразды инстинкта, который заставляет нас выбирать нужную колею. Ту, что поможет нам найти лучшего из возможных партнеров и вырастить потомство, передав свои гены дальше. Все. И больше ничего. Эволюционная теория отношений была для Кости прививкой от боли. Один раз уколовшись до крови, он потерял чувствительность. Не разочаровался в женщинах – просто теперь точно знал, чего от них ждать.
…
Ее окно погасло. Купе сорвалось с места и, лавируя между тарахтящими пепелацами, развозящими пары по домам из ночных клубов, понеслось по бульварам. Телефон пискнул: пришло сообщение. Костя прочел, ухмыльнулся. Отклонился от курса и вместо дома отправился в кафе с диванами и атласными подушками, где в кальянном дыму его ждала чуть пьяная и потому скучающая знакомая. Ее дыхание будет пахнуть мятой и ромом, ее платье будет спадать и задираться. У них еще ничего не было, но все случится сегодня. Сообщения в три ночи не приходят случайно. Фонари казались Косте звездами, несущимися ему навстречу. Было лето 2008-го, и Костя сам себе казался звездой. Ему в спину дул солнечный ветер, его сегодняшний день был беспосадочным полетом, а впереди его ждал совершенный космос.

Все просто. Всеми движет стремление передать свои гены. Женщинам для этого надо найти самого сильного или самого перспективного самца и привязать его к себе как можно прочнее. Оплодотворения недостаточно: нужно, чтобы мужчина продолжал снабжать и ее, и потомство едой, пока она беременна и пока не может добывать себе пропитание сама. Так будет всегда.
Костина машина – обтекаемое купе с открытым верхом, алый металлик, и Костины часы – швейцарский хронометр, скромный, но очень правильной фирмы, и Костин загар, и его тонкий итальянский джемпер – все это говорило девушкам о том, что с пропитанием не возникнет трудностей. Никогда.
На втором курсе ему было сложно поверить, что они всегда будут видеть в нем прежде всего источник ресурсов. К пятому, на исходе третьего романа, он понял, что с этим ему придется смириться. Так устроен мир.
…
– Угостишь меня пинаколадой? - Один ее глаз, зашторенный каштановой прядью, изучал Костю, другой – яркий, карий, обрамленный придающей объем тушью – озорно смеялся.
– Конечно, - Костя кивнул.
Подозвал официанта, заказал напиток, себе взял содовую со льдом. Натали, опустив жало трубочки в белую пену, защебетала об учебе, и о планах на лето, и о подружках, которым не повезло с ухажерами, и о том, что ей неудобно в однокомнатной квартире на "Тушинской", но в будущем году она переберется в центр, и о последнем фильме Финчера, и о Коэльо, и о том, как она мечтает о новой "копейке" BMW, и еще о приезде модного британца в клуб "Феймус"…
В уме Костя пометил маркером информацию о "Тушинской" и о машине, поддержал разговор о Финчере, сахарно улыбнулся в нужный момент, заказал еще одну пинаколаду, пригласил Натали на завтра в дорогой ресторан, заказал еще одну пинаколаду и предложил подбросить ее до дома.
Натали сказала, что домой ехать не хочет, а хочет кататься. Тур по Садовому, трип на смотровую на Воробьевых горах, потом гонки по набережным… Когда они наконец остановились у ее подъезда, Натали предложила подняться на чашечку кофе.
Им даже не нужны были деньги как таковые. Им нужно было ощущение открывающейся кредитной линии. Спросите у десяти девушек, какой мужской порок они считают самым неприятным и непростительным. Девять из десяти назовут жадность и только потом вспомнят о жестокости, неверности, глупости. Они и сами не понимают, почему так считают. Это природа. Инстинкт.
…
– Животное! - Мила всхлипнула.
Костина щека раскраснелась от ее неуклюжей, но ощутимо болезненной пощечины. У Милы потекла тушь, слезы чертили черные траншеи на ее лице.
Отношения для девушек начинаются с третьей совместной ночи. После первой они ждут звонка от нового кавалера: позвонить самой – так же бестактно, как самой сделать предложение. После второй начинают представлять, как могли бы выглядеть общие дети. Три ночи, проведенные с девушкой, для нее означают, что вся история перетекла из области звериных отношений в область отношений человеческих.
Так думают девушки.
– Как ты можешь? Ты ведь говорил… Я думала…
– Думала что? - Костя напустил на себя скучающий вид.
Нет лучшего способа оттолкнуть девушку, чем продемонстрировать ей свое безразличие. Ненависть, разочарование, даже презрение – все эти переживания лежат на шкале эмоций, пусть и находятся в отрицательной ее половине. Чувства со знаком минус можно перевести в чувства со знаком плюс. Так думают девушки.
А думают они так потому, что, оплетая мужчину паутинками чувств, отрицательных и положительных, они привязывают его к себе, иногда и вопреки его воле. Благодарность и чувство вины, эйфория от совместной ночи и легкое недовольство ею, побуждающее мужчину доказывать свою состоятельность, игра на притяжение и отталкивание, обещания и отказы… Вторгаясь в область чувств, мужчина ступает на территорию женщины. И единственный способ остаться свободным от этой липкой паутины – это оставаться бесчувственным. Эволюционная психология помогала ему и тут.
"Животное!" - кричала Мила.
"Девушка хочет привязать к себе даже не тебя самого, а нужный набор генов для воспроизводства и надежный источник ресурсов", - холодно нашептывал Косте американский психолог Дэвид Басс, автор трактатов по эволюционным механизмам отношений.
Дэвид Басс, должно быть, натерпелся от женщин. А уж после того, как он такое написал, они его и вовсе возненавидели. Ни одна девушка, с которой Костя еще в университете пытался поделиться премудростями его теории, не смогла отреагировать на нее хотя бы нейтрально. Костя решил, что они так злятся, потому что Басс раскрыл глобальный женский заговор.
Когда сильный, обеспеченный и умный мужчина встречает красивую и стройную женщину и соблазняет ее, объяснил Косте Басс, для мужчины эта история заканчивается, а для женщины – только начинается. Каким бы перспективным ни был зачатый ребенок, выращивать чадо в одиночку с точки зрения эволюции значит для женщины обречь и себя, и его. С обузой на руках саблезубые тигры сожрут точно.
Поэтому, если поединок за самку у мужчин завершается на стадии постели, то женское сражение за самца не заканчивается никогда. Поэтому, для закрепления победы, женщинам так нужны свадьбы. Поэтому коллеги и бывшие подружки, соседки и партнеры мужа всегда находятся под многократной линзой, а все незамужние дамы в его окружении причисляются к лицам легкого поведения.
Именно поэтому женщины настоящей изменой, с которой нельзя смириться, считали не секс, а именно отношения на стороне, а мужчины гораздо острее реагировали на сам акт.
С Милой вышло не очень красиво. Обещал сводить на мюзикл, опоздал, задержавшись в постели на предыдущем свидании, из-за спешки не успел переодеться и пришел со следами губной помады на рубашке. Мила уколола его претензией – поторопилась немного, а он, чувствуя, что, не ответь он сейчас, потом вопросы обрушатся на него лавиной, решил сразу расставить все по местам. Сказал ей, что свобода для него, хищника, слишком ценна.
– Животное! - давясь слезами, повторила она и хлопнула с размаха дверью его авто. Костя дал по газам.
…
Зима сковала экономику – и национальную, и личную – толстой ледяной коркой.  За пару месяцев акции Газпрома, который называл себя национальным достоянием и содержал полстраны, упали в четыре раза. Обвалилось все, во что Костя вкладывал свои деньги, и все, во что он вкладывал деньги своих клиентов. Дуплекс на Ленинском пришлось продать, чтобы кредиторы не привели в исполнение свои угрозы. Дом на Новой Риге застыл недостроенный. Как-то очень неожиданно деньги закончились сразу у всех.
Апологеты гламура, которые в последний год кокетливо щебетали о том, что золотой блеск и перерасход на новые итальянские коллекции, дескать, вышли из моды, вдруг лишились корпоративов, концертов, выставок и спонсорских легких денег. Те, у кого еще что-то оставалось, стали стесняться показывать это, опасаясь уравнения благ и просто грабежей.
Какое-то время Костя еще ходил по инерции в те клубы, где когда-то ему улыбались все девчонки у барной стойки. Но сейчас, зная, что ему придется ловить чадящий пепелац с водителем из солнечного Баку, лишь бы не признаваться, что сам он пересел на корейскую машину, Костя в клубах чувствовал себя немного скованно. И девушки тоже вдруг стали относиться к нему с прохладцей. Может быть, потому что с него сошли обычный его лоск, его искусственный загар и его уверенность в себе. От него больше не шел запах свежих долларов. От Кости пахло теперь иначе: экономичным шампунем, иногда – немного потом, всегда – немного страхом.
Потратить тысячу долларов за вечер теперь ему казалось безумием, потому что в месяц он зарабатывал две. С теми из друзей, которых серп кризиса задел не так болезненно, он общаться стеснялся. Те, что пострадали больше него, сторонились его сами. Но вот с друзьями из детства, с однокурсниками, которых он последние годы игнорировал, Костя пошел на сближение.
И совсем странная вещь получилась с Милой. Он почему-то стал о ней вспоминать и думать гораздо чаще, чем когда она звонила ему каждый вечер, который не заканчивался в ее постели. Рутинная нарезка кадров, предшествовавших их первой ночи: знакомство на Канарах, прогулка по пляжу, такая долгая, что оба сгорели до цвета бифштекса, поцел уи под отдающиеся в груди аккорды гитары, игра в фанты на балконе под низким звездным небом, – вдруг превратилась для него в настоящий роман. Он стал скучать по ее московской квартире, с мореными дубовыми досками, делающими дом похожим на корабельную палубу, с маленькой кухонькой, на которой даже двоим вечно не хватало места, и с ванной комнатой, где висел ее махровый халат с капюшоном (она говорила, как у Майка Тайсона)…
Лица брюнеток, шатенок, блондинок, перебывавших в его кровати, Костя быстро забывал. Приметив одну из бывших знакомых в модных кафе, куда он забредал по инерции выпить черного чая, Костя отгораживался газетой. Боялся вопросов, избегал предложений прокатиться в ресторан или в клуб, одна ночь в которых в компании прелестниц посадила бы его на сухой паек на неделю.
А по Миле он скучал. Вначале пытался говорить себе, что сработали, натянувшись, те клейкие нити, которыми она успела его окрутить. Комплекс вины за то, как поступил с ней, например. А потом, не понимая толком, что с ним происходит, по дороге с работы заехал ночью в ее двор. Нет, не по дороге совсем, пришлось сделать огромный крюк. Вышел, долго смотрел на ее окна, пока те не погасли, и уехал, так и не набрав ее номер.
И снова вспоминал. Как-то получалось, что все мелочи, которыми были заполнены часы между их схватками на простынях, теперь обретали значение, хотя раньше они казались ему если не решительной потерей времени, то обычными ритуальными играми, ведущими пару к неизбежной развязке.
Ее ужас от поехавших колготок, как будто они лишили ее совершенства, и ее сосредоточенный взгляд, когда она готовилась к госэкзаменам на кухне, думая, что он спит, и ее восхищение готовым букетом в исполнении цветочных богов с Киевского вокзала.
Странно было влюбиться в Милу именно сейчас, через полгода после того, как он ее бросил. Эволюционная теория не спешила объяснять Косте, что с ним сейчас творилось. И она не могла подсказать ему, что делать дальше.
Скопив денег на букет, размерами напоминавший те, что он дарил ей раньше, Костя отправил его с посыльным. Вечером ему позвонили, сказав, что адресат не принял цветы, и предложили с минимальной наценкой переслать их еще кому-нибудь. Костя без колебаний назвал мамин адрес, потому что отправлять букет любой другой девушке ему показалось странным.
Он звонил ей – она не брала трубку. Отправлял сообщения и часами не отходил от телефона, дожидаясь ответа, но так и не получал его. Мила превратилась в его наваждение.
Кончилось тем, что после работы он, как подросток, заступал на дежурство у ее подъезда. И однажды встретил ее – с взрослым коренастым мужчиной. Костя отпрянул в тень, проводил их глазами до приземистого раскосого "мерседеса", а потом, грызя ногти, сел в автомобиль и уехал.
Дэвид Басс, хотя ему и было что сказать по этому поводу, деликатно смолчал. Костя добрался до дома и выпил бутылку французского коньяка из своего неприкосновенного запаса. Ему не хотелось мстить, не хотелось ничего себе доказывать, и погоня за количеством виделась ему теперь неудачной и вынужденной подменой качества.
Выходило, что нужна ему все же была только одна. И что в непрестанном мельтешении женских образов он не сумел углядеть тот, что можно было назвать идеальным.
С Милой он больше не виделся.
Эта история продолжения не имела, но она для Кости не закончилась: такие истории просто не кончаются, надолго оставляя след в душе, хотя у Дэвида Басса, в душу не верящего, нашлось бы, наверное, свое объяснение.
Даже с наступлением весны и повышением зарплаты утолить свой голод сменой действующих лиц в своей пьесе Костя больше не мог. И хотя из трагедии его пьеса обернулась драмой, а со временем стала походить и на комедию, пружина ее сюжета уже была другой.
Может быть, перерос. Может быть, подходил возраст завязывать с гулянками и определяться. А может, его, как и многих, просто подкосил кризис.
В учебнике приводился хороший пример резких эволюционных изменений: на остров, населенный редким видом канареек, обрушился ураган. Птиц с большими крыльями ветром унесло в океан. Выжили только те, у которых перья были аномально короткими.
Может быть, в новом мире могли преуспевать только те, кто сам подрезал себе крылья, или те, кто соглашался на это. А может, прокатившийся по нему ураган заставил Костю вопреки своей воле сделать еще один шаг вверх по лестнице эволюции, наконец преодолев стадию "животное".
(Печатается в сокращении) Журнал Космополитен http://www.cosmo.ru/planet_cosmo/rest_with_cosmo/678964