Все | Индивидуальное поведение | Общественное поведение | Общие теоретические основы этологии | Половое поведение

СКОРОСТЬ ДВИЖЕНИЯ И ЯЗЫК ТЕЛА ПЕШЕХОДОВ В УСЛОВИЯХ СОВРЕМЕННОГО ГОРОДА: ЭТОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
М.Л. Бутовская, В. В. Левашова

Введение

Тело является важнейшим объектом исследования современных антропологов. Вопросу о половых различиях во внешнем облике человека посвящено значительное число экспериментальных и полевых наблюдений [Grammer, 1995; Hume, Montgomerie, 2001; Thornhill, Gandestad, 1999]. Движения, позы, мимика человека в русле этологических работ анализировались с эволюционных позиций [Eible-Eibesfeldt, 1989; Бутовская, 1999; Ekman, 1982]. В итоге стало очевидным, что многие характеристики невербальной коммуникации присутствуют в поведении людей самых разных культур и могут считаться универсальными (первичные эмоции: смех и улыбка; ритуалы приветствия и примирения и многое другое) [Hooff, 1972; Бутовская, Козинцев, 2002; Козинцев, 2002; Schiefenhovel, 1997]. Многие составляющие поведения человека в современном городе становятся более понятными, если обращаться к его эволюционным истокам. В 1990-х гг. возникло и сформировалось целое направление исследований — городская этология [Grammer, 1998; Eible-Eibesfeldt, 1989; Schmitt, Atzwanger, 1995], которая изучает самые разные аспекты жизни человека в городской среде: поведение в транспорте, взаимодействие мужчин и женщин в условиях массового анонимного общества, пространственное поведение в местах отдыха (парки, скверы, кинотеатры, стадионы), взаимоотношения в рабочих коллективах, в семье, с дальними родственниками и многое другое. Объектом изучения для этолога становятся экстремистские группировки футбольных болельщиков и нищие, молодежные субкультуры, группы лиц, увлекающихся экстремальными видами спорта, или рок-группы [Бутовская, 2004; Adang, 1999].

В данной статье мы хотели проиллюстрировать возможности этологического подхода при изучении одного из аспектов языка тела в городских условиях, связанного с походкой и скоростью движения пешеходов, и обсудить применимость эволюционной теории сексуальных стратегий для объяснения гендерных различий языка тела пешеходов в условиях массового анонимного общества. Рассмотрим кратко теорию сексуальных стратегий. Она предполагает, что поведение мужчин и женщин существенно различается вследствие базовых различий между полами в выборе постоянного и кратковременного партнера [Buss, Schmitt, 1993; Buss, 1999]. Мужчины стремятся к большему разнообразию, менее избирательны и более склонны к случайным половым связям, чем женщины [Clark, Hatfield, 1989]. В зависимости от стратегии выбора (постоянного и кратковременного партнера) могут различаться его критерии. Поскольку женщины во всех случаях более избирательны, для них важно правильно определить ценность мужчины как партнера и его готовность вносить постоянный или однократный вклад в обеспечение женщины и ее потомков. Мужчины демонстрируют более высокий уровень активности по сравнению с женщинами, причем эти различия проявляются с раннего детства и, очевидно, относятся к категории врожденных [Brislin, 2000; Ьа Freniere et al., 2002]. Для женщины важнейшими критериями при выборе постоянного полового партнера являются активность, умение постоять за себя, напористость, статус и обеспеченность [Бутовская, Смирнов, 2003; Buss, Schmitt, 1993]. Мужчина, чтобы быть избранным, должен демонстрировать хорошие физические качества, которые свидетельствуют о высокой вероятности здорового потомства. Для мужчин важнейшим сигналом служит внешняя привлекательность женщины, ее молодость и здоровье. Эти качества являются первостепенными при выборе постоянной партнерши, тогда как в случае кратковременных связей роль внешности существенно снижается, на первый план выходит доступность женщины. Каким образом теория сексуальных стратегий связана с поведением пешеходов на улицах города? Об этом мы поговорим ниже.

Можно предположить, что в эволюционном прошлом человека женщинам приходилось делать выбор между потенциальными партнерами и от него зависела судьба их детей. В этих условиях они должны были научиться идентифицировать более перспективных и преуспевающих мужчин. Важным критерием служили качества, свидетельствующие об амбициозности и предприимчивости мужчины, его умении находить пропитание и защищать женщину от опасности [Schmitt, Atzwanger, 1995].

Ряд исследователей полагает, что на ранних этапах эволюции человека умение держаться в выпрямленном положении, равно как и передвигаться на большие расстояния, могло являться объектом интенсивного полового отбора [Jablonski, Chaplin, 1993; Lewin, 1993]. В дальнейшем, на этапе формирования современного человека, примерно 35-40 тыс. л.н. мужчина прочно занял ведущее место охотника и стал основным добытчиком мяса для группы. Успешность охоты зависела от умения находить дичь, скорости движения, физической силы, меткости и ряда других качеств. Чтобы получить доступ к мясу, женщины должны были правильно определять возможности потенциальных половых партнеров и делать выбор в пользу лучших охотников [Fox, 1972]. Это остается актуальным даже при традиции равномерного распределения добытого мяса между семьями в группе. Если такого рода предпочтения имели место, то вполне вероятно, что в популяциях первобытного человека происходил интенсивный отбор на атлетизм и скорость движения мужчин.

В группах охотников-собирателей, практикующих эгалитарные отношения, успешность вождя во многом определяется его активностью, смекалкой, умением искать и находить источники пропитания, а также щедростью и умением развлекать своих подчиненных. Именно такой портрет вождя у намбиквара, индейцев Бразилии, рисует в своей книге К. ЛевиСтросс [1999]. А. Шмитт и К. Ацвангер [Schmitt, Atzwanger, 1995] предположили, что в эволюционном прошлом человека скорость движения мужчин могла служить показателем высокого статуса и перспектив в получении ценных ресурсов, поскольку она является индикатором общего уровня активности в первобытном обществе. Молодые, сильные и здоровые мужчины должны были проявлять охотничью и военную доблесть, чтобы получить возможность жениться (или взять еще одну жену). При этом скорость их передвижения служила важным залогом жизненного и репродуктивного успеха. Для женщин было первостепенно важным выявить среди потенциальных женихов самого перспективного: в процессе эволюции более успешно выживали потомки тех, кто делал правильный выбор. Разумеется, скорость движения являлась лишь одним из показателей социально-экономической перспективности мужчины (женщины, по-видимому, должны были обращать внимание на силу, физическую ловкость, интеллект и другие качества), но в своем исследовании А. Шмитт и К. Ацвангер уделяют основное внимание именно этому параметру. По мнению австрийских этологов, в современном индустриальном обществе скорость движения продолжает оставаться важным индикатором социально-экономического успеха мужчины и играть роль "истинного сигнала" для женщин в опознании ценного полового партнера. В отношении женщин аналогичная связь не должна прослеживаться, поскольку этот признак не мог нести никакой ценной информации о партнерше (ведущие критерии — красота, молодость и здоровье).

Здесь следует сказать, что многие эволюционные психологи, этологи и антропологи являются сторонниками теории сексуальных стратегий. Многочисленные исследования последних лет подтверждают ее жизнеспособность и применимость для объяснения поведения человека в современном индустриальном обществе (подробнее об этих исследованиях см.: [Бутовская, 2004]).

Свою гипотезу А. Шмитт и К. Ацвангер обосновали на австрийском материале [Schmitt, Atzwanger, 1995]. Дополнительным доказательством ее справедливости явилось отсутствие связи между скоростью и статусом для пенсионеров (69 ~ 8 лет), ибо, по мнению А. Шмитта и К. Ацвангера, мужчины этой возрастной категории уже не стремятся к повышению собственного статуса и, как правило, не участвуют в воспроизводстве.

Насколько данная гипотеза универсальна и каким образом могут изменяться критерии выбора партнера по характеристикам его походки в различных культурах, далеко не ясно. Хотя австрийские исследователи и выявили положительную корреляцию между скоростью движения мужчин и их статусом, возникает вопрос: продолжает ли данный показатель служить надежным индикатором в условиях, когда скорость перемещения определяется наличием и возможностями автомобиля, лодки, самолета и прочих средств передвижения. Гипотеза А. Шмидта и К. Ацвангера не учитывает также и характерных особенностей многих традиционных обществ, для которых важным моментом является наследование титула и имущества. Торопливость, порывистость и быстрая ходьба могут расцениваться как признак низкого статуса и малой обеспеченности (например, в традиционных культурах Индии, Китая, Таиланда, арабского Востока и пр.) [Васильев, 1988; Малявин, 1995; Иванова, 1999; Brislin, 2000].

Означает ли это, что по движениям человека и его физическому облику невозможно определить его статус и экономическое благосостояние? Можно ли утверждать, что данные характеристики перестали служить опознавательными сигналами при выборе полового партнера в современном обществе? Вероятно, это также нуждается в проверке. По нашему мнению, на роль универсального признака для идентификации статуса и хороших жизненных перспектив может претендовать выпрямленное положение тела. По данным исследования, проведенного в США в 1980 г., лица, обладающие высоким статусом, держатся прямо и кажутся выше [Weisfeld, Beresford, 1982]. Более того, окружающие склонны расценивать тех, кто держится прямо, как более преуспевающих и социально значимых при прочих равных условиях. Хорошая физическая подготовка (спортивность фигуры) также может оказаться в условиях современного общества надежным индикатором высокого социальноэкономического статуса (не случайно в последнее время среди бизнесменов и работников различных коммерческих организаций стало престижным посещать тренажерные залы, занятия по бодибилдингу, теннису, плаванью и пр.). Существенную роль в положительной оценке статуса играет также рост человека (это прежде всего верно в отношении мужчин): высоких мужчин окружающие склонны расценивать как более преуспевающих. Многочисленные исследования психологов и антропологов подтверждают данный тезис [Бутовская, 2004].

Люди обращают внимание не только на телосложение прохожих, но и на их внешность и одежду. Из всех этих характеристик складывается единый образ идущего навстречу человека. Роль одежды и украшений в обществе зависит от разнообразия окружающей среды. Связь между качеством одежды и статусом мужчины прослеживается в 10 % моногамных обществ, среда обитания которых бедна ресурсами, и в 67 % — в условиях изобилия [1.оъ, 2000]. Что касается женщин, то в моногамных обществах, обитающих в бедной экологической среде, одежда вообще не является показателем их статуса, а в 38 % обществ в условиях богатых природных ресурсов одежда и украшения женщин служат индикатором статуса и власти их мужа или отца [Ibid.]. В современных постиндустриальных обществах, переживших сексуальную революцию (особенно в Западной Европе и Северной Америке), отчетливо проявляется тенденция к выраженной эмансипации женщин, росту общей занятости их в производстве и увеличению числа незамужних женщин брачного возраста. В этих условиях одежда у женщин, по-видимому, становится независимым сигналом их собственного экономического благополучия и успеха.

Существуют ли универсальные признаки социально-экономического статуса в современном индустриальном и постиндустриальном обществе? Каким образом культура влияет на эти сигналы,. ослабляя или усиливая их? Являются ли показатели социально-экономического статуса более однозначными у мужчин, чем у женщин? Эти вопросы послужили отправной точкой для нашего исследования и определили его основные цели: выявить универсальные закономерности и кросскультурные различия в характере связи между социально-экономическим статусом пешеходов, с одной стороны, и скоростью движения, качеством одежды и осанкой — с другой.

 

Материалы и методы исследования

Мы измеряли скорость и общие характеристики передвижения пешеходов в условиях большого современного города в трех разных культурах (армянской, калмыцкой и русской). Армяне, калмыки и русские принадлежат к разным этносам и различаются по вероисповеданию. Полевые материалы были собраны в течение 2001 г. Прямые наблюдения за скоростью движения пешеходов проводились в рабочие дни с 10.00 до'17.00 часов при сухой теплой погоде (1 = 20 ... 25 'С) на участках, удаленных от туристических маршрутов и мест массового гуляния, а также от транспортных остановок и витрин магазинов. Все выбранные улицы были сходны по ширине тротуаров и высоте зданий. Плотность пешеходов составляла 5 — 20 (Москва) и 1 — 7 (Ереван, Элиста) человек в минуту. Индивидуальную скорость движения измеряли на отрезке тротуара длиной 20 м при помощи секундомера. В качестве объектов наблюдения выбирали людей без багажа и без затруднений в ходьбе. В сборе данных участвовало два человека. Первый проводил этологические наблюдения, второй — анкетирование. Помимо скорости движения, фиксировали также другие предположительные индикаторы статуса пешехода: положение тела и головы, качество одежды, эмоциональное состояние. После того как конкретный человек преодолевал экспериментальный отрезок тротуара, к нему подходил второй наблюдатель с анкетой, составленной с учетом наших предположений о других возможных индикаторах статуса пешеходов, и просил дать небольшое интервью. Со слов респондента фиксировали данные о его возрасте, росте, весе, месте рождения, национальности, образовании, занимаемой должности, уровне доходов, занятиях спортом, семейном положении, месте предполагаемого назначения. По результатам интервью для каждого из опрошенных пешеходов вычисляли социально-экономический статус, представляющий собой сумму баллов по показателям образования, занимаемой должности и уровня дохода (по 4-балльной шкале). Максимальный статус был равен 12 баллам, минимальный — 3. Если человек отказывался беседовать с нами, информация по наблюдению не использовалась в дальнейшем анализе результатов.

Нами были собраны данные по 900 пешеходам (по 150 мужчин и 150 женщин в каждом из трех городов). В соответствии с целями нашего исследования в калмыцкую выборку вошли только калмыки, а в армянскую — только армяне. В дальнейшем из массива анализируемых данных были исключены студенты и пенсионеры, потому что возникли затруднения с определением уровня дохода у первой категории горожан и состояния здоровья — у второй. В итоге в анализируемой выборке оказалось 714 чел.: в Москве 122 мужчины и 110 женщин, в Ереване соответственно 130 и 124, в Элисте — 109 и 119; женщины в возрасте от 18 до 55 лет, мужчины — от 18 до 65 лет, потенциально образующие рабочую популяцию каждого из трех городов. Московская выборка содержала 2,7 % безработных, ереванская — 14,7, элистинская — 10 %.

Статистическая обработка данных проводилась с помощью программы SPSS. Для анализа были использованы методы корреляции Пирсона (А) и ранговой корреляции Спирмена (Rs), которые позволяют определить тесноту (силу) и направление корреляционной связи между двумя признаками. Чем больше различий между признаками, тем Rs (R) ближе к — 1 (отрицательная корреляция), чем их меньше, тем Rs (R) ближе к 1 (положительная корреляция) ( — 1 < Rs < 1). Различия считались достоверными (р < 0,05, р — уровень значимости), если вероятность того, что они все-таки недостоверны, составляла 5 %.

Достоверность корреляционного анализа, как правило, оценивалась по двухстороннему критерию, но в тех случаях, когда направленность связи была исходно очевидна, применяли односторонний критерий. Для оценки зависимости между скоростью движения, с одной стороны, социально-экономическим статусом, возрастом, ростом, положением тела, качеством одежды, занятием спортом, направлением движения — с другой, применяли метод частичной корреляции (г) с контролем по росту, весу, возрасту. Для анализа комплексной взаимосвязи между скоростью движения пешеходов и социально-экономическим статусом, с контролем по росту, положению тела, возрасту, применяли множественный регрессионный анализ (В — нестандартизованный коэффициент, Std Error — стандартная ошибка, Beta — стандартизованный коэффициент, Т — контрольная величина, р — уровень значимости).

Для анализа двух независимых выборок по таким показателям, как положение тела, качество одежды, эмоциональное состояние, скорость движения, применяли тест Колмогорова — Смирнова (Z).

 

Общие характеристики пешеходов

Анализ общих характеристик внешности пешехода, включая рост, вес, положение тела и головы, качество одежды и эмоциональное состояние, в каждом из трех городов проводили для трех категорий мужчин и женщин, с низким, средним и высоким ростом, с учетом ростовых стандартов данной популяции. Распределение по росту и весу было сходным во всех трех популяциях как для мужчин, так и для женщин.

Осанка. В каждой из исследованных выборок по этому признаку выделены три группы: люди, держащиеся прямо, люди с "нормальным", средним положением тела, сутулые, сгорбленные индивиды. Женщины держались в среднем более прямо по сравнению с мужчинами во всех трех культурах. Но достоверные различия между полами по этому показателю были получены только для калмыков (Z = — 2,68, р < 0,007) и армян (У = — 3,70, р < 0,000). Выявлены некоторые культурные различия при сравнении трех выборок. Среди мужчин калмыки и русские держались более прямо, чем армяне (Z = — 4,75, р < 0,000 и Z = — 4,27, р < 0,000 соответственно). Между русскими и калмыками по этому показателю достоверные различия отсутствовали. Сходная тенденция была выявлена и для женской выборки: калмычки и русские, между которыми нет достоверных различий, держались более прямо, чем армянки (У = — 3,26, р < 0,001 и Z = — 2,09, р < 0,036 соответственно).

Качество одежды. Количество хорошо одетых людей в трех культурах варьировало значительно. По качеству одежды армяне и русские достоверно отличались от калмыков (Z= — 3,93, р < 0,000 и Z= — 2,36, р < 0,018 соответственно). Оказалось также, что процент хорошо одетых мужчин и женщин может сильно различаться в рамках одной культуры. Так, например, в Элисте почти 40 % женщин были одеты лучше среднего уровня, тогда как среди мужчин хорошо одетых лишь ок. 16 % (Z = — 4,57, р < 0,000). У армян и русских мужчины и женщины в равной мере уделяли внимание своим туалетам. Максимальное количество хорошо одетых мужчин отмечено в Ереване, а хорошо одетых женщин — в Элисте.

Эмоциональное состояние. Во всех трех выборках женщины достоверно чаще, чем мужчины, демонстрировали позитивное выражение лица. У калмыцких мужчин оно было достоверно более позитивным по сравнению с русскими и армянами (Z = — 1,94, р < 0,053 и Z = — 2,62, р < 0,009 соответственно), которые по этому показателю не различались. Для женской выборки достоверных различий между культурами не выявлено.

 

Скорость передвижения, антропологические и поведенческие характеристики представителей разных возрастных групп в трех культурах

Все обследованные пешеходы были разбиты нами на четыре возрастные группы (18 — 25, 26 — 35, 36 — 49, 50 — 65 лет). Анализировались средние показатели роста, веса, положения тела, качества одежды, скорости движения и эмоционального состояния у мужчин и женщин.

Во всех культурах выявлена отрицательная корреляция роста мужчин и женщин с возрастом и положительная — с весом, а также отрицательная между положением тела и возрастом мужчин и женщин (русские: Rs = — 0,25, р < 0,008; армяне: Rs = — 0,37, р < 0,000; калмычки: Rs = — 6,28, р < 0,002).

Отрицательная корреляция между качеством одежды и возрастом наблюдалась у женщин во всех трех культурах и у армянских мужчин (Rs = — 0,19, р < 0,027). Ни в одной культуре не выявлена достоверная связь между возрастом и эмоциональным состоянием пешеходов, как мужчин, так и женщин.

Кросскультурные сравнения по возрастным группам выявили ряд культурных различий по скорости движения, качеству одежды, осанке и эмоциональному состоянию пешеходов. Оказалось, что армянские мужчины в возрасте от 18 до 25 лет были одеты достоверно лучше русских, в трех остальных возрастных группах русские мужчины и армяне по качеству одежды не различались. Однако мы выявили достоверные различия для мужчин в возрасте 26 — 35 и 50 — 65 лет по осанке: русские в обоих случаях держались более прямо. По скорости передвижения различались только москвичи и ереванцы второй возрастной группы: армяне двигались достоверно быстрее (Z = — 2,99, р < 0,003, n1 = 36, n2 = 37).

Мужчины московской и элистинской выборок отличались друг от друга лишь в третьей возрастной группе (36 — 49 лет) по скорости движения и качеству одежды: русские двигались быстрее (Z = — 2,0, р < 0 05, пl = 35, п2 = 33) и были лучше одеты (Z = — 2,48, р < 0,01, nl = 35, n2 = 33).

Армяне и калмыки больше всего различались по анализируемым показателям. Ереванцы первой, третьей и четвертой возрастных групп одевались достоверно лучше элистинцев (первая группа: Z = — 2,99, р < 0,003, nl = 23, n2 = 31; третья: Z = -2,23, р < 0,03, nl = 39, n2 = 33; четвертая: Z = -2,00, р < 0,05, nl = 31, п2 = 21). Армяне отличались также от калмыков по осанке с 26 лет и старше: калмыки держались более прямо (вторая возрастная группа: Z = — 2,39, р < 0,02, nl = 37, n2 = 24; третья: У = — 2,59, р < 0,01, nl = 39, n2 = 33; четвертая: Z =-3,46, р < 0,001, nl = 31, n2 = 21). Для второй возрастной группы выявлены достоверные различия по скорости передвижения и эмоциональному состоянию: армяне двигались быстрее (Z = — 3,51, р < 0,001, nl = 37, n2 = 24), а эмоциональное выражение лица у калмыков было более положительным (Z = — 3,27, р < 0,001, nl = 37, п2 = 24).

Московские и ереванские женщины в возрасте 26-35 лет достоверно отличались друг от друга по скорости передвижения: русские двигались быстрее (Z = -2,10, р < 0,04, nl = 19, n2 = 22). В четвертой возрастной группе были выявлены достоверные различия по осанке: москвички держались более прямо (Z= — 2,64, р < 0,008, nl = 27, n2 = 39).

Московские и элистинские женщины достоверно отличались друг от друга в третьей возрастной группе по осанке и в четвертой — по скорости передвижения: калмычки держались более прямо (Z = — 2,47, р < 0,01, и nl = 38, n2 = 43), а русские ходили быстрее (Z = -2,48, р < 0,01, nl = 27, n2 = 20).

Между армянской и калмыцкой выборками выявлены различия только по осанке женщин в возрасте 36 — 49 лет: калмычки держались достоверно более прямо (Z = — 2,29, р < 0,02, nl = 40, n2 = 41).

 

Скорость движения пешеходов и обобщенный социально-экономический статус

Достоверная положительная корреляция между скоростью движения и социально-экономическим статусом выявлена только у русских женщин (см. таблицу и рисунок).

На следующем этапе мы провели анализ с учетом возраста пешеходов. Оказалось, что положительная корреляция между статусом и скоростью наблюдается у русских женщин второй и третьей возрастных групп, у армянок второй и калмычек первой. В мужской выборке такая связь обнаружена только у армян 18 — 25 лет.

Во всех трех культурах у женщин наблюдалась корреляция между скоростью движения и выпрямленным положением тела и отсутствовала между скоростью и качеством одежды. Для мужчин связь между этими показателями не выявлена. Во всех трех культурах обнаружена тесная связь между статусом и качеством одежды как у мужчин, так и у женщин.

У русских мужчин выявлена отрицательная корреляция скорости движения с возрастом (r = — О, 26, р < 0,002) и положительная — с ростом (г = 0,14, р < 0,054); у армянских отрицательная с возрастом (1" = — 0,27, р < 0,001). У калмыков связь между скоростью и другими показателями вообще отсутствует. В женской выборке картина иная. У русских женщин выявлена положительная корреляция скорости с социально-экономическим статусом (r = 0,25, р < 0,004), положением тела (г = 0,23, р < 0,009) и качеством одежды (r = 0,21, р < 0,012), у армянок и калмычек скорость не зависела от статуса, но была положительно связана с ростом (r = 0,21, р < 0,01; r = 0,22, р < 0,008 соответственно) и положением тела (r = 0,22, р < 0,007; г = 0,36, р < 0,000 соответственно) и отрицательно — с возрастом (r = — 0,17, р < 0,026; r = — 0,25, р < 0,003 соответственно).

Однако зависимость между социально-экономическим статусом и скоростью может носить не линейный, а более сложный характер. Чтобы проверить эту догадку, мы провели регрессионный анализ для каждой из исследованных групп. Для русских мужчин зависимость между социально-экономическим статусом и скоростью оказалась не прямой, а квадратичной, причем максимальная скорость зарегистрирована у мужчин со средним статусом (В = 0,179 ~ 0,090, Beta = 1,46, Т = 2,00, р < 0,05). Для русских женщин эта зависимость также квадратичная, но максимальная скорость наблюдалась у женщин с высоким статусом (В = — 0,193 ~ 0,098, Beta = — 1,74, Т = — 1,98, р = 0,05), а среднему соответствовала минимальная. У армянских и калмыцких мужчин и женщин квадратичная зависимость между скоростью и статусом не обнаружена.

Скорость движения пешеходов могла зависеть от того, куда они направлялись в данный момент времени; Чтобы проверить, так ли это на самом деле, мы вычисляли коэффициент ранговой корреляции Спирмена между скоростью и направлением движения. Достоверная положительная корреляция была получена только для москвичек (Rs = -0,29, р < 0,003, n = 104) и армянок (Rs = 0,15, р < 0,04, по одностороннему критерию). Далее вычислялась частичная корреляция между скоростью движения и статусом пешеходов с контролем по возрасту, росту, весу и направлению движения. Она оказалась достоверной только для москвичек (г = 0,23, р < 0,02, n = 104).

В каждой из трех культур мы анализировали зависимость между социально-экономическим статусом и занятием спортом для мужчин и женщин, вычисляя частичную корреляцию с контролем по возрасту, росту и весу. Она оказалась достоверной только для русских (г = 0,22, р < 0,07, n = 122) и калмыцких (r = 0,19, р < 0,06, n = 109) мужчин.

 

 

Связь между скоростью движения и обобщенным социально-экономическим статусом пешеходов

 

Показатель	Мужчины			Женщины
	Xср. +- SD	R	p	Xср. +- SD	R	p
Москва
Скорость	1,52+-0,26	0,04	0,32	1,42+-0,23	0,25	0,004
Статус	9,18+-2,13	-	-	8,57+-2,09	-	-
Ереван
Скорость	1,56+-0,28	-0,058	0,256	1,35+-0,24	-0,103	0,13
Статус	8,42+-2,62	-	-	8,23+-2,33	-	-
Элиста
Скорость	1,49+-0,25	-0,066	0,247	1,35+-0,24	-0,06	0,26
Статус	7,52+-2,38	-	-	8,02+-2,01	-	-

 

 

Обсуждение результатов

Специалист по городской антропологии Р. Левайн полагает, что культуры существенным образом различаются между собой по скорости жизни [Levine, 1997]. В качестве основных ее индикаторов автор использовал скорость движения пешеходов, скорость работы почтовых служащих при отправке посланий и пунктуальность в соблюдении времени назначенных встреч. Левайн проводил исследования в 31 стране, из них он выделил девять с максимальной (Швейцария, Ирландия, Германия, Япония, Италия, Англия, Швеция, Австрия и Нидерланды) и восемь с минимальной (Болгария, Румыния, Иордания, Сирия, Сальвадор, Бразилия, Индонезия, Мексика) скоростью жизни. Обращает на себя внимание тот факт, что самые высокие показатели отмечены в высокоиндустриальных странах Европы и Северной Америки, а низкие — в слабо развитых в этом плане странах Африки, Ближнего Востока, Юго-Восточной Азии и Латинской Америки. Впрочем, в пределах одной страны не всегда наблюдалась положительная связь между скоростью движения пешеходов и пунктуальностью или производительностью труда. К примеру, в девятку стран с максимальной скоростью движения пешеходов вошла Кения, а в Сингапуре и Китае этот показатель был одним из наиболее низких в мире. Таким образом, скорость движения пешеходов, возможно, является индикатором не общего ритма жизни в данной культуре, а каких-то характеристик самих людей и пространства, в котором они обитают.

Результаты нашего исследования показали, что средняя скорость движения пешеходов была самой высокой в Москве (1,47 + 0,25 м/с), средней в Ереване (1,46 ~ 0,28 м/с) и минимальной в Элисте (1,41 + 0,26 м/с). Такое распределение вполне согласуется с предположением о связи между размерами города и скоростью движения пешеходов [Wirtz, Ries, 1992]. Скорость движения в Москве была выше, чем в Вене (1,43 + 0,19 м/с) и в странах Центральной Европы (1,44 м/с). Однако, если бы мы провели исследование по двум другим показателям, использованным Р. Левайном, результаты наверняка оказались бы малоутешительными. Русские, а тем более калмыки и армяне, не отличаются пунктуальностью, свойственной немцам, или производительностью труда, как у японцев.

Аналогично данным А. Шмитта и К. Ацвангера, скорость движения у мужчин в Москве, Ереване и Элисте была выше, чем у женщин, даже с учетом роста (он в среднем выше у мужчин, чем у женщин). По меньшей мере, эти данные свидетельствуют в пользу предположения о большей значимости скорости движения для лиц мужского пола. Случайно ли то, что мужчины ходят быстрее женщин, и каким образом это связано с гипотезой о корреляции между скоростью и жизненным успехом мужчин — однозначно ответить на данный вопрос в рамках настоящего исследования невозможно.

Важным представляется тот факт, что во всех трех исследованных нами культурах отсутствует линейная зависимость между высокой скоростью движения мужчины по улице и его статусом. У москвичей связь носила квадратичный характер: максимально быстро передвигались мужчины со средним статусом, а с низким и высоким — медленнее. Эти данные не могут быть интерпретированы однозначно. Одно из. возможных объяснений лежит в русле теории А. Шмидта и К. Ацвангера. Мужчины с низким статусом двигаются медленнее, т.к. не стремятся к экономическому успеху либо в силу определенных философских установок, либо полагая, что этот успех для них маловероятен. Мужчины с высоким статусом осознают свою значимость и стараются вести себя спокойно и неторопливо (они вообще редко ходят по улице пешком на большие расстояния, а если ходят, то в сопровождении провожатых). Мужчины со средним статусом часто достаточно амбициозны и проявляют отчетливое стремление к продвижению по социальной лестнице. В эту категорию попадают молодые люди, стремящиеся сделать карьеру. Таким образом, теория австрийских исследователей, по крайней мере, на русском материале находит подтверждение: скорость служит индикатором перспектив жизненного успеха мужчины.

Возможно, эти данные свидетельствуют в пользу существенного сходства между современным развитым индустриальным обществом и обществом охотников-собирателей по целому ряду параметров [Butovskaya et al., 2000]. И в том и в другом случае мужчины имеют все шансы добиться высокого социально-экономического статуса своими силами в течение собственной жизни. Поэтому вполне возможно, что связь между скоростью движения и статусом (или перспективой высокого статуса) у современных мужчин идентична комплексу успешности мужчинохотников в первобытном обществе [Jablonski, Chaplin, 1993; Lewin, 1993; Fox, 1972]. Парадоксально, но факт: традиционные общества земледельцев и скотоводов существенно больше (по сравнению с охотниками-собирателями) отличаются от современных по многим параметрам социальной структуры, иерархической организации и наследованию власти.

Единственная положительная линейная корреляция между скоростью и статусом была установлена нами для русских женщин. Она противоречит данным аналогичного исследования, проведенного в Вене. В чем причина этого несоответствия? По нашему предположению, полученные результаты объяснимы в русле представлений о женской эмансипации. В России, в отличие от Австрии, большинство женщин работает, домохозяек в Москве относительно мало, и в нашу выборку они просто не попали. Женщины с высоким статусом из русской выборки в подавляющем большинстве относились к категории "бизнес-леди", они оценивали свой статус по собственным достижениям, а не по успехам мужа или отца. Данные для Мос-. квы входят в противоречие с эволюционной психологической моделью, согласно которой связь между скоростью и статусом у женщин должна отсутствовать. Лишь отчасти они могут свидетельствовать в пользу эгалитарной социокультурной модели, т.к. она предполагает корреляцию между статусом и скоростью для обоих полов.

В армянской и калмыцкой выборках скорость не зависела от статуса как у женщин, так и у мужчин, что было предсказано нами изначально. Казалось бы, это противоречит эволюционной гипотезе. По-видимому, одно из объяснений кроется в частичном сохранении традиционности в данных патрилокальных культурах [Эрдниев, 1980; Тер-Саркисянц, 1998]. Хотя личная активность и целеустремленность мужчины оказывает значимое влияние на его жизненный успех, большую роль здесь продолжают играть статус семьи и ее влияние в обществе. Как следует из полученных нами данных, и в той и в другой культуре с высоким статусом мужчины ассоциируются достоинство, неторопливость, важность, уверенность и твердость походки. Чем выше статус мужчины, тем вероятнее, что он станет перемещаться более степенно.

По некоторым данным, скорость движения человека может зависеть от его эмоционального состояния: люди, страдающие от депрессии, ходят медленнее [Atzwanger, Schmitt, 1997]. В силу того что у мужчин самооценка зависит от его социально-экономического статуса в большей мере, чем у женщин, безработные мужчины могут ощущать себя более подавленно и тревожно, а скорость их движения порой падает ниже средней для женской выборки [Schmitt, Atzwanger, 1995]. В наших исследованиях достоверная связь между эмоциональным состоянием и скоростью движения обнаружена только у калмычек: чем положительнее был их эмоциональный настрой, тем быстрее они перемещались по городу.

Разумеется, в плане скорости передвижения в городе во всех трех культурах основная ставка делается на автомобиль. Индикатором высокого социально-экономического статуса в современной России, Армении или Калмыкии, в первую очередь, служит престижная марка машины и большая, скорость езды.

Свидетельствуют ли результаты нашего исследования о том, что внешние индикаторы социально-экономического статуса у пешеходов отсутствуют или что в современных условиях язык тела (энергичность движений у мужчин или плавность у женщин, прямое положение тела, высоко поднятая голова и пр.) перестал играть значимую роль в выборе сексуального партнера? По-видимому — нет. Они выявили ряд общих закономерностей, касающихся связи социальноэкономического статуса с поведением и внешним обликом человека. Во всех трех культурах обнаружена достоверная корреляция между статусом и качеством одежды. Для мужчин, таким образом, качество одежды продолжает служить индикатором статуса и финансового благополучия, как это отмечается в 60 % культур, проанализированных Б. Лоу [Low, 2000]. Аналогичная связь в нашем случае выявлена также у женщин, что типично лишь для менее 40 % культур из списка Б. Лоу. Такая ситуация объяснима прежде всего тем, что во всех трех исследованных нами культурах браки в настоящее время заключаются по личному решению жениха и невесты, а не по договору между их родственниками, и доходы женщины зависят не только от состоятельности ее отца или мужа, но и от ее собственных заработков.

Ни в одной из трех культур не выявлено каких-либо внешних индикаторов брачного статуса в одежде или прическе. Единственным опознавательным знаком служили обручальные кольца (которые женщины носили чаще, чем мужчины).

Атлетизм и физическое здоровье мужчины в современном мире в значительной мере определяют его привлекательность для женщин [Buss, 1999; Mealey, 2000]. Это вполне объяснимо с точки зрения эволюционной адаптивности: здоровый и сильный мужчина может лучше обеспечить едою женщину и ее детей, равно как и защитить их в случае необходимости. Желание выглядеть привлекательным для женщин отчетливо проявляется в современном постиндустриальном обществе: доказательством тому является массовая спортивная культура, увлечение утренним бегом и занятиями в тренажерных залах. Мужчины с более высоким социально-экономическим статусом более склонны следить за своей физической формой, чем их менее успешные собратья. Неслучайными поэтому выглядят наши данные о том, что русские и калмыцкие мужчины с высоким статусом больше занимались спортом. Для женщин же корреляция между социально-экономическим статусом и занятиями спортом не была обнаружена. Последнее может быть связано с тем, что все женщины, независимо от статуса, хотят быть привлекательными физически и больше следят за своей внешностью, чем мужчины.

 

Список литературы

Бутовская М.Л. Этология человека: история возникновения и современные проблемы исследования // Этология человека на пороге XXI века. — М.: Рос. гос. гум. ун-т, 1999. — С. 12 — 71.

Бутовская М.Л. Язык тела: природа и культура. — М.: Науч. мир, 2004. — 438 с.

Бутовская М.Л., Козинцев А.Г. Этологическое исследование смеха и улыбки у младших школьников: роль пола и социального статуса в невербальной коммуникации // Смех: истоки и функции / Под ред. А.Г. Козинцева. — СПб.: Наука, 2002. — С. 43-61.

Бутовская М.Л., Смирнов О.В. Выбор постоянного полового партнера в среде современного московского студенчества: эволюционный анализ // Этнографическое обозрение. — 2003. — # 1. — С. 141-163.

Васильев Л.С. Этика и ритуал в трактате «Ли Цзи» // Этика и ритуал в традиционном Китае. — М.: Наука, 1988.— С.173-201.

Иванова Е.В. Тайский этикет // Этикет у народов ЮгоВосточной Азии. — СПб.: Петербург. Востоковедение, 1999.— С. 42-108.

Козинцев А.Г. Об истоках антиповедения, смеха и юмора // Смех: истоки и функции / Под ред. А.Г. Козинцева. — СПб.: Наука, 2002. — С. 5 — 42.

Леви-Стросс К. Печальные тропики. — Львов: Инициатива, 1999. — 568 с.

Малявин В.В. Китай в XVI — ХУН веках: Традиция и культура. — М.: Искусство, 1995. — 287 с.

Тер-Саркисянц А.E. Армяне: история и этнокультурные традиции. — М.: Вост. лит., 1998. — 400 с.

Эрдниев У.Э. Калмыки. — Элиста: Калм. кн. изд-во, 1980. — 302 с.

Adang О. Systematic observations of violent interactions between football hoologans // In-ягоир/out-group behaviour in modern societies / Ed. by К. Thienpont, R. Cliquet. — Brussel: Vlaamse Gemeenschap, 1999. — P. 211 — 222.

Atzwanger К., Schmitt А. Walking speed and depression: Are з1оъ pedestrians sad? // New Aspects о1 Ншпап Ethology / Eds. К. Atzwanger, А. Schmitt, К. Grammer. — N. Y., 1997.— P. 190.

Brislin R. Understanding си1шгез |пйиепсе of behaviour.— N. Y.: Harcourt College Publishers, 2000. — 468 р.

Buss D.М. Evolutionary psychology: The new science of the mind. — Boston: Allyn and Bacon, 1999. — 456 р.

Buss D.М., Schmitt D.P. Sexual strategies theory: An evolutionary perspective on human mating // Psychological Review. — — 1993. — Vol. 100. — P. 204 — 232.

Butovskaya М.L., Verbeek P., Ljungberg T., Lunardini А. Multicultural view оЕреасешаЫп8 among young children // Natural Conflict Resolution / Eds.F.Aureli, F. de Waal. — Princeton: Princeton University Press, 2000. — P. 423 — 450.

Clark R.D., HatfieId Е. Gender differences in receptivity to sexual offers // Journal of Psychology and Ншпап Sexuality.— 1989. — Vol. 2. — P. 39 — 55.

Eible-Elbesfeldt 1. Human ethology. — N. Y.: Aldine de Gruyter, 1989. — 848 р.

Ekman P. Emotion in the human face. — 2nd ed. — Cambridge: Cam

bridge University Press, 1982. — 432 р.

Fox R. Alliance and constraint: Sexual selection in the evolution of human kinship systems // Sexual selection and the descent остап, 1871 — 1971 / Ed. by В.G. Campbell. — Chicago: Aldine, 1972. — P. 282 — 331.

Grammer К. Signale der Liebe. — Hamburg: Hoffmann und Campe Verlag, 1995. — 558 S.

Grammer К. Sex and gender in advertisements // Indoctrinability, idiology and warfare / Eds. I. Eible-Eibesfeldt, F.К. Salter. — N. Y.: Berghahn Books, 1998. — P. 219 — 240.

Hooff J.А.R.М., van А comparative approach to the phylogeny of laughter and smile // Nonverbal communication / Ed. by R.А. Hinde. — Cambridge: Cambridge University Press, 1972. — P. 209-241.

Hume D., Montgomerie R. Facial attractiveness signals different aspects of "quality" in women and men // Evolution and Human Behavior. — 2001. — Чоl. 22. — P. 93 — 112.

Jablonski N.G., Chaplin G. Origin of habitual terrestrial bipedalism in theancestor ойле Hominidae // Journal of Human Evolution. — 1993. — Vol. 24. — P. 259 — 280.

La Freniere P., Masataka N., Butovskaya М., Chen Q., Dessen М., Atzwanger К., Schreiner S., Montirosso R. Cross-cultural analysis of social competence and behavior problems n preschoolers // Early Education and Development.— 2002. — Чоl. 13, N 2. — P, 133 — 139.

Lewin R. Human evolution. — Зrd ed. — Oxford: Blackwell, 1993. — 526 р.

Levine R. А geography of nnе: the temporal misadventures of а social psychologist, or Ьоъ every culture keeps time just а little bit differently. — N.Y.: Basic Books, 1997. — 258 р.

Low В. Why sex matters: А Darwinian look at human behavior. — Princeton: Princeton University Press, 2000. — 432 р.

Mealey L. Sex differences: Development and evolutionary strategies. — San Diego: Academic Press, 2000. — 480 р.

Schiefenhovel W. Universals in interpersonal interactions // Nonverbal communication: Where nature meets culture / Eds. U. Segerstrale, P. Molnar. — Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum Associates Publishers, 1997. — P. 61 — 79. /

Schmitt А., Atzwanger К. Walking fast — ranking high: А sociobiological perspektive on расе // Etology and Sociobiology. — 1995. — Vol. 16. — P. 451462.

Thornhill R., Gandestad S.W. The scent of symmetry: А human sex pheromone that signals fitness // Evolution and Human Behavior. — 1999. — Vol. 20. — P. 175-201.

Weisfeld G., Beresford J. Erectness of posture as an indicator of dominance or success in humans // Motivation and Emotion. — 1982. — Vol. 6, N 2. — P. 113 — 131.

Wirtz P., Ries G. The pace of life reanalyzed: why does walking speed of pedestrians correlate with city size? // Behaviour. — 1992. — Чоl. 123. — P. 77 — 83.

2007:02:01

Источник: Археология, этнография и антропология Евразии, № 3 (19), 2004