Все | Индивидуальное поведение | Общественное поведение | Общие теоретические основы этологии | Половое поведение

В. П. Самохвалов

Кафедра психиатрии, психотерапии и наркологии Крымского медицинского университета, Крымская республиканская Ассоциация психиатров, психотерапевтов и психологов

Предисловие

До конца 80-х годов 20 века официальной академической наукой в СССР этология человека считалась социал-дарвинизмом и обвинялась в “биологизаторстве”, но её методологическая база развивалась в рамках этологии животных, в основном, биологами и антропологами. (Е.Н.Панов, Г.Н.Симкин, М.А.Дерягина, М.Л. Бутовская). Наибольшие возражения идеологов науки касались применения принципов этологии к феноменам культуры. В связи с этим никакие открытые исследования и публикации не были возможны, и этология человека относилась к научному “андеграунду”. Однако исследования продолжались, хотя их результаты были известны лишь очень узкому кругу специалистов нашей страны. Они обсуждались на ежегодных Крымских коллоквиумах по этологии и эволюции поведения человека с 1984 года. Сведения о докладах достаточно регулярно публиковались в западной научной печати (J. Price, 1992; D. Ploog, 1994; J. Beckstrom, 1994). С начала 90-х годов исследования по этологии человека стали достоянием более широкой научной общественности и в нашей стране, однако возникли новые проблемы в связи распадом информационного пространства стран бывшего СССР. В последние годы осведомлённость о данном направлении в зарубежных научных кругах фактически привела к тому, что известные истины “открываются” повторно без ссылок на первоисточники. Между тем, уже давно существует не только Международное Общество Этологии Человека и Европейское Социобиологическое Общество, которые выпускают свои бюллетени, но и официальный украинский журнал Acta Psychiatrica, Psychologica, Psychotherapeutica et Ethologica Tavrica (с 1997 года “Таврический журнал психиатрии”).

Концепции и методы

Отдельные этологические исследования человека появились ещё в 60-70 годах нашего века, в частности на них ссылаются в своих Нобелевских речах как K. Lorenz, так и N. Tinbergen. Горячим сторонником этологических исследований является в этот период немецкий психиатр D. Ploog, который будучи соратником и другом K. Lorenz, был, по-видимому, вообще первым исследователем человека этологическими методами. Интересно, что его глава, посвящённая проблемам биологии поведения в психиатрии, не была включена в русский перевод “Клинической психиатрии” по идеологическим соображениям, и поэтому этот интереснейший раздел биологической психиатрии нашему читателю оказался тогда неизвестен (D. Ploog, 1964). Будучи в течении многих лет директором Института психиатрии общества Макса Планка, Detlev Ploog основал на базе института приматологическую лабораторию. Его идеей было, во-первых, построение классификации психических заболеваний на основе объективных исследований поведения (для этих целей производился поиск экспериментальных и неэксперимантальных аналогов психопатологических симптомов человека у животных); во-вторых, - исследование эволюции и мозговой организации речи на основе сравнительных исследований (D. Ploog, 1989, 1990, 1992а,б). K. Lorenz основал первый и, к сожалению, единственный в мире Институт Этологии Человека на базе Института сравнительной физиологии общества Макса Планка (Андекс, Германия). C 1970 года по настоящее время этим институтом руководит ученик K. Lorenz - Irenaus Eibl-Eibesfeldt, который стал известен благодаря систематическому сбору кросс-культуральной документации о поведении человека в так называемых традиционных культурах Южной Америки, Африки, Микронезии, Азии. В Институте собрана уникальная коллекция фильмов, анализ которых в сочетании с исследованиями других элементов культуры позволил в 1986 опубликовать первое руководство по этологии человека (I. Eibl-Eibesfeldt, 1986); в 1995 году вышло уже третье немецкое издание этой книги, а до этого английское (I. Eibl-Eibesfeldt, 1989), испанское, итальянское и японское. К сожалению, до настоящего времени по финансовым причинам не опубликовано русское издание книги, хотя его оригинал-макет уже пять лет находится в издательстве “Смысл” (Москва).

Для сбора этологической документации следует соблюсти одно из основных правил этологии - неэкспериментальность наблюдения. Для этих целей в свое время H. Hass сконструировал рефлектную линзу, которая позволила снимать объекты в боковом поле зрения не отвлекая внимания наблюдаемых. Скрытость наблюдений позволяет наблюдать поведение внутри группы, например, среди студентов, испытывающих стресс ожидания (В.П.Самохвалов, О.В.Хренников, А.Р.Кадыров, 1992), при групповой психотерапии в качестве супервизора (Е.Л. Чуманская, 1995). B. Niedner (1993) при наблюдении ухаживания и символики привлекательности отмечала паттерны ухаживания, проводя время в баре и записывая скрытыми камерами и микрофонами поведение посетителей и свои комментарии. Тем не менее, оказалось, что, когда наблюдаемого предупреждают о наблюдении из этических позиций, он забывает об этом уже в пределах 20 минут.

Базисные концепции этологии животных так или иначе распространились на этологию человека. В частности концепции специфической энергии действия, релизера, комплекса фиксированных действий, гомологии и инната (врождённого паттерна). Позже I. Eibl-Eibesfeldt (1989) показал, что большинство этих концепций, имея ограничения в трансляции на человека, вполне приложимы к анализу культуральных и, в частности, эстетических феноменов. Под влиянием исследований языка пчёл M. von Frisch, а также - общей семиотики и лингвистики, всё чаще при изучении конструкций и последовательностей поведения стал использоваться лингвистический подход. I.Eibl-Eibesfeldt (1989) образно говорил о “партитурном” подходе к анализу, аналогичному к записи структуры музыкального произведения, состоящего из партий нескольких инструментов, но тем не менее складывающихся в единую мелодию поведения. Элемент поведения стал рассматриваться как аналог буквы, а паттерн поведения как аналог слова. Морфология, синтаксис и семантика речи оказались вполне приложимыми к анализу поведения (В. Сидякин и др. 1995). В этом случае появилась возможность рассматривать невербальный диалог (так же, как речевой) в модели системы взаимодействия неких формальных автоматов. Хотя этот подход полностью исключал контекст поведения, он всё же позволил установить, что наибольшие затруднения заключались в : а) оценке границ признаков, что особенно отчётливо заметно в переходах жестовых и мимических паттернов, б) трудностях анализа, поскольку приходилось одновременно оценивать взаимосвязь различных зон мимики, структуры жеста, позы, невербальных компонентов речи и структуры самой речи (Н.В. Вербенко, 1995; И. Ганзин, 1995). Следует указать, что ранние исследования невербальных монологов были формально интерпретированы так называемым нейролингвистическим программированием и психологией намерений, но в результате формализации и “товарной окраски” эти данные превратились в бульварную литературу. Напомним, что от других направлений, изучающих поведение, этология отличается: а) неэкспериментальностью, б) эволюционизмом, в) опорой на биологические основы, в том числе такого сложного поведения как речь. Типология (семиотика и структура) - причины (мозговые, физиологические, биохимические, генетические и т.д.) - происхождение - те три этапа которым должно следовать любое гуманэтологическое исследование.

Культуральная антропология

Существенное продвижение вперёд возникло после разработки теории трансляции метатекстов (V. Samohvalov, V. Crylov, 1990, В.Самохвалов, В.Крылов, 1994), согласно которой существует возможность моделирования трансмодального переноса между двумя базисными структурами психической деятельности: языком материальной культуры и невербальным поведением. Теория дала возможность обнаружить этологический компонент в мифологическом (культуральном или эстетическом) тексте и таким образом раскрыть биологический смысл культурального символа. Путь реконструкции биологического компонента позже постулировался как эволюционный психоанализ (В.П.Самохвалов, 1994). В качестве примера авторы проанализировали архаичный австралийский миф, который, как оказалось, является кодированной этограммой (последовательностью паттернов поведения), регламентирующей биологию брачных отношений. Дальнейшие работы показали, что теория приложима для анализа проективных тестов (V. Zlatopolsky, 1992, И.А. Зайцева, 1996, О.Е. Давыдова, 2004), символов культуры, что, в частности, было показано на примере анализа лагима и табуйи, сакральных символов Микронезии (V. Samohvalov, V. Egorov, 1993), анализа презентации символов концептуальным художником (V. Samohvalov, 1995) и для анализа когнитивной коммуникации в электронных компьютерных конференциях (В. Самохвалов, А. Двирский, 1995).

Символика эстетики лагима и табуйи были расшифрованы нами на основе изучения поведения, психологического словаря и проективных тестов сделанных вождём о. Тавема Томалалой Малубоду (Тробриандские острова, Папуа Новая Гвинея). В символике этих структур был обнаружен миграционный контекст (V. Samokhvalov, V. Egorov, 1998).

Для анализа творческого процесса и изучения принципа формирования эстетических символов осуществлён следующий проект. Психически здоровый художник Сергей Бугаев (Африка) был добровольно госпитализирован на первый пост (строгое наблюдение) острого отделения психиатрической больницы. В период с 1 по 23 февраля 1993 года за ним и окружающими его пациентами проводилось этологическое наблюдение, а также сопоставлялись данные объективного наблюдения, самонаблюдения и супервизорного наблюдения. Было установлено, что невербальные коммуникации психически здорового художника через некоторое время полностью синхронизировались с активностью коммуникаций окружающих больных. На 10 день госпитализации появились все поведенческие паттерны депривации. Активность речи снижалась, но это компенсировалось повышением активности невербальных коммуникаций (V. Samohvalov, 1995). При самонаблюдении С. Бугаев установил интересные аспекты обмена у больных в условиях госпитализма, в частности, эквалентность обмена символических ценностей и еды в вечернее и ночное время (С. Бугаев, 1994). Выступающий в качестве супервизора В. Мазин (V. Mazin, 1995) описал реакцию на госпитализацию и поведение госпитализируемого с связи контекстом культуры и психиатрической среды. Материалы исследования были включены в концептуальную экспозицию в Музее прикладного искусства в Вене (выставка Крымания), а также в г. Пори (Финляндия) (выставка Доктор-Пациент). Выставочный концептуальный материал включал серийные фотографии пациентов и психиатров, использованные для параллельной фиксации мимики в паре “врач-больной”.

В.С.Крылов, В.П.Самохвалов (1989) предложили имитационную модель невербального поведения, предполагающую следующую структуру: а) элементы поведения - отдельные двигательные акты, б) цепи поведения - паттерны, в) функциональная сфера - комплексы цепей, связанные с определённым типом деятельности. На основе предположения о том, что невербальное поведение является системой дискретного типа, была построена структурная (синтаксическая) модель поведения, позволяющая имитировать эволюцию структур моделей поведения как систем управления. Поведение было представлено как вероятностный автономный автомат дискретного типа. Данная обучающая модель с обратной связью была использована для исследований невербального монолога и диалога. Элементы поведения в модели складывались в комплексы комфортного поведения, неспецифического избегания контакта (неофобии), агрессии, пищевого поведения, груминга, внимания, манипулирования, исследовательского поведения, имитативного поведения, демонстрации, поведения намерений, ритуализации. Обучение автомата проводилось на основе данных о 25 парах наблюдений в течении 5 мин: а) диалогу двух психически нормальных партнёров, б) диалогу психиатра и больного шизофренией. Дальнейшая компьютерная имитация поведения в моделях показала, что если психиатр не демонстрирует широкой вариативности невербального поведения, а фиксируется на одной из форм, у больного шизофренией должна консолидироваться агрессия примерно через 15-20 мин диалога с врачом. Этот результат примерно соответствовал реальной клинической практике агрессивных столкновений пациентов с психиатрами (В.П.Самохвалов, 1993). Наряду с попытками представления контекста поведения человека с биологической точки зрения предпринимаются попытки многовариантного герменевтического рассмотрения смысла сложных форм поведения. В этом случае биологическая интерпретация может быть переведена (транслирована) в другие формы интерпретаций (психологическую, психоаналитическую, клиническую, аллегорическую, физиологическую и т.д.) (В.П.Самохвалов, В.С.Крылов, 1995, В.П.Самохвалов, 2002). И.Н. Литвинчук (1999) в том числе и в своей диссертации исследует психоэтологолингвистическим методом восприятие эмотивного текста. Наблюдаемым респондентам предлагалось прослушать нейтральный текст, текст политического подержания и текст с любовным контекстом. Их поведение фиксировалось и предпринимались попытки найти параллельность между структурами поведения и услышанным текстом. К сожалению работа не была завершена. Наиболее серьезный проект был предпринят 11 июля 2004 года (В.П.Самохвалов, А.С.Спахов, В.В.Сайко, 2004). Пациент В., страдавший параноидной шизофренией с симптомом эротоманической педофилии, представлял выставку своей живописи. На нем был зафиксирован дистантный энцефалограф, который соединялся с мультимедийным проектором. Поведение и речь также фиксировались. В. мог перемещаться на расстояние до 5 км, говорить, рисовать, фиксироваться на тех или иных образах. Таким образом, благодаря данной дистантной технологии, появилась возможность объединить данные нейрофизиологии, психопатологии, этологии и психологии творчества в условиях, близких к неэкспериментальным. В результате проекта было в частности установлено, что при творческом процессе у В. фиксировались ЭЭГ паттерны в правом полушарии головного мозга, аналогичные оргиастическим.

Сравнительные исследования

В конце 80-х годов была проведена серия сравнительных исследований типологии поведения человека при шизофрении и поведения приматов. Приматологические модели депривационного стресса оказались поразительно сходными с невербальным поведением при “ядерных” формах болезни (М.А.Дерягина, М.Л.Бутовская, 1990). Значительный вклад приматологических исследований состоял в описании биологического контекста поведения человека. При этом было решено отказаться от контекста, принятого в психологии намерений. На протяжении ряда лет настойчиво сопоставлялись данные этологических наблюдений обезьян и человека в норме и патологии. В результате совместной работы с этологами кафедры антропологии МГУ был составлен универсальный глоссарий поведения приматов, который предполагал перекодировку элементов и паттернов в биологические контексты поведения, которые у высших обезьян (в частности, орангутангов и шимпанзе) казались более однозначными, чем у человека (М.А.Дерягина, 1987). Эти послужило основанием использовать результаты сравнительных исследований для объективного изучения глубины эволюционного регресса при психической патологии. Была также обнаружена зависимость типологии паттернов поведения от пола у шимпанзе и человека, которая свидетельствовала о дивергенции полоролевого поведения у высших приматов (М.А.Дерягина, В.П.Самохвалов и др., 1995). Удивительным при сравнительных исследованиях было даже не то, что некоторые аспекты типологии поведения обезьян (например, подвижность нижней части лица) были более тщательно изучены, чем у человека, и не то, что два глоссария, полученные первоначально независимо двумя группами исследователей, оказались, в целом, очень сходными, а то, что реконструктивная схема эволюции поведения в норме и патологии у человека была сходной с эволюционной схемой, полученной у обезьян. Это вселяло надежды на возможности достаточно точного тестирования воздействия психотропных средств в модельных экспериментах у обезьян. М.А.Дерягину можно назвать основоположником этологической антропологии, методы которой позволили реконструировать эволюцию поведения в антропогенезе. Этот аспект важен для психиатрии в связи с тем, что центральными механизмами возникновения расстройств являются регресс, возникновение новых форм, а также стереотипизация поведения и мышления. На основании этологических исследований приматов, в том числе человека, М.А.Дерягина (1997) установила, что появление качественно форм поведения связано с вариабельными последовательностями элементов поведения и отклоняющимися от нормы формами поведения в экстремальных ситуациях. Таким образом, с позиции этологической антропологии патология поведения является важнейшим фактором эволюции гоминид.

Элементы и паттерны поведения

Первая публикация о возможности использования этологического метода для дифференциальной диагностики в психиатрии появилась около 20 лет назад (В.П.Самохвалов, 1984). Интересным паттерном невербальной диагностики был так называемый синдром “неофобии” (В.П.Самохвалов, А.А.Коробов, 1986), по-видимому, связанный с неспецифическим избеганием контактов при повышенной чувствительности к стрессу. Ранее, отдельные элементы этого паттерна описывались у животных (крыс), а психиатрам было известно избегание взгляда при шизофрении, однако, при систематическом наблюдении поведения удалось установить, что избегание взгляда сопровождается более сложным паттерном, включающем таксис избегания, жест “игры пальцев”, субмиссивную позу, избегание новой территории и новых объектов.

Затем были описаны синдромы скрытой депрессии, тревоги, страха, агрессивно-предупредительные и аутоагрессивные паттерны, бессознательная гинекофобия при импотенции, паттерны микрокататонии, бессознательная гомосексуальная ориентация, феномены “запасания-собирания” и “гнездования”, комплексы движений намерения, поведение при стрессе ожидания (А.Н.Корнетов, В.П.Самохвалов и др. 1990; О.В. Хренников, 1993; В.П.Самохвалов 1993, 1994). Для паттернов скрытой депрессии, в частности, были характерны продолжительные фиксации взгляда на окне и наиболее освещённых участках территории, некоторые паттерны субмиссии (подчинения), в том числе микроэтологические (складка Верагута, уменьшение плеча, снижение тембра голоса и т.д.), уменьшение индивидуального расстояния. Полный набор паттернов субмиссии отмечался при высоком риске суицида. Агрессивно-предупредительные паттерны предшествовали агрессивно-конфликтным и проявлялись в увеличении продолжительности взгляда, жевательных движениях, демонстрации таза, увеличении частоты сжатия руки в кулак, резких жестах, ударах, угрозе бровями (фиксированный флаш), укусе губы и её выпячивании, отталкивании предмета, потирании, увеличении и демонстрации плеча. При стрессе ожидания в период вступительных экзаменов в университет у 68 абитуриентов русских, украинцев и крымских татар с помощью скрытых видеонаблюдений описана индивидуальная и групповая типология поведения. В частности, оказалось, что у мужчин преобладают феномены схватывания (носа, мочки уха), у женщин - дотрагивание до лица, груди и бёдер. Как у мужчин, так и у женщин отмечали паттерны с сексуальным и агрессивно-предупредительным контекстом. Обе группы феноменов отличались удивительно устойчивой последовательностью, напоминающей комплексы фиксированных действий. Фазная последовательность также возникала в группе при реакции на неудачника и “счастливчика”, спонтанно возникало альтруистическое поведение, но только у женщин (В.П.Самохвалов, О.В.Хренников, А.Р.Кадыров, 1992, 1998). Оказалось, что при скрытой тревоге чаще возникает фиксация руки на шее, а при страхе - на животе. Целый ряд поз (в том числе, поз сна) и особенностей жеста оказались маркерами психопатологических синдромов и психических состояний (А.Н.Корнетов, В.П.Самохвалов, 1990; А.А.Коробов, 1991; В.П.Самохвалов, 1994).

В 1988 году был разработан глоссарий невербального поведения для диагностики эндогенных психозов, он включал три иерархических уровня: группы элементов поведения (N = 7) и сами элементы (N=62), простые паттерны (комплексы) (N = 10) и их вариации (N = 56), сложные формы индивидуального поведения (N = 12) и их вариации (N = 34). Большая часть паттернов были количественными и реальность всех паттернов могла быть подтверждена независимыми экспертами (В.П.Самохвалов, А.А.Коробов, 1988). Дальнейшие исследования показали, что глоссарий довольно эффективен для быстрой этологической диагностики, поэтому он явился основой дальнейших исследований, хотя и был расширен почти в два раза и, в частности, включал уже 206 элементов и паттернов поведения (В.П.Самохвалов, 1993). Практика показала, что большее число элементов затруднительно фиксировать при непосредственном визуальном наблюдении и, кроме того, большее их число затрудняет компьютерную обработку изображений. В результате сравнений различных программ и проектов стало понятно, что глоссарий всегда должен модифицироваться в зависимости от задач наблюдения. В некоторых проектах число элементов колебалось от 20 до 2000, а число паттернов от одного до 100. Программы выпускаемые единственной компанией, специализировавшейся на исследованиях поведения, - Noldus Technology - учитывают глоссарии в пределах десятков паттернов и элементов.

Этологический метод в диагностике психических заболеваний

Первое исследование типологии невербального поведения при шизофрении (200 больных) этологическими методами было основано на фиксации паттернов на протяжении беседы пациента с врачём на протяжении от 20 мин до часа. Учитывалась праксемика, в том числе индивидуальное расстояние, ориентация тела при контакте, поза, агрессивные паттерны, отношение к территории контакта, мимика, в том числе фиксацию взгляда, груминг, особенности жеста и походки, а также типология стереотипий, ряд из особенностей невербального поведения удалось наблюдать у родственников больных шизофренией (В.П.Самохвалов, А.А.Коробов, 1984; В.П.Самохвалов, 1985; В.П.Самохвалов, 1989). Выяснилось, что каждый из ведущих синдромов болезни описывается комплексом признаков, достаточно точно позволяющих предположить синдром в случае дефицита вербальной информации. Из общего числа диагностически значимых для шизофрении признаков невербального поведения (N= 206) 44.2% приходились на дефицитарные синдромы, 29.5% на кататонические, 21.3% на депрессивные, и только 5% на параноидные. Такая представленность паттернов поведения отражала степень биологической детерминации синдрома. Исследование показало, что непараноидные формы шизофрении могут считаться эволюционными предшественниками параноидных форм. Это было подтверждено последующими онтогенетическими, филогенетическими и историогенетическими исследованиями (В.П.Самохвалов, 1993). В этих же исследованиях, пока предварительно, выделены некоторые паттерны поведения, которые с высокой вероятностью встречались у психически здоровых родственников больных шизофренией.

А. Таннус(1986) показал вариабельность ритуализированных форм так называемой нормативной мимики в различных культурах, затем он (А. Таннус, 1986, 1988) изучил особенности мимики 255 больных шизофренией, которые сопоставил с мимикой 258 психически здоровых лиц. При описании мимики учитывались фундаментальные эмоции, динамики мимических выражений, отдельные элементы мимики (брови, углы рта,углы глаз, взгляд, морщины). Отдельно исследовано изменение мимики, отмечаемое после просьбы улыбнуться. Этот тест проведен как в основной так и в контрольной группе (элементарный мимический тест). Оказалось, что продуктивные психопатологические переживания сопровождаются нарастанием асимметрий (несоответствия) мимического выражения верха и низа лица, а негативные - увеличением асимметрий правой и левой половины лица. Предполагалось, что эти изменения должны соответствовать нейропсихологическим данным. При сравнении с контрольной группой результатов элементарного мимического теста, оказалось, что при шизофрении чаще встречаются хоботковые формы улыбки, улыбка с отворачиванием, насильственная улыбка, 8.2% больных вообще отказались улыбаться в ответ на настойчивые просьбы.

А.А. Коробов (1991) изучил диагностические возможности этологического метода при описании невербального поведения в дифференциальной диагностике шизофрении, олигофрении, эпилепсии (вне припадков), деменциях, отдалённых последствиях черепно-мозговой травмы, неврозах. Всего изучено 436 больных, контрольная группа 102 испытуемых. Изучалась типология элементов, простых комплексов и сложных форм поведения, структура переходов контекстов поведения в мимике, позе и жесте (этограммы). Оказалось, что невербальное поведение прекрасно дискриминирует клинические группы эндогенных, эндогенно-органических, экзогенных психических заболеваний. В целом, при психических заболеваниях отмечалось рассогласование трёх каналов коммуникации (мимического, жестового и позного) и компенсаторная активация одного из каналов невербальной коммуникации. При шизофреническом дефекте утрачивалась гибкая связь форм (контекстов) поведения и формируется жёсткая конструкция c переходами между формами со стереотипизацией и фиксацией на неофобии, имитативности или агрессии. Эти три формы всегда консолидировались и стереотипизировались при увеличении информационной обогащённости среды (А.Н.Корнетов, В.П.Самохвалов и др., 1990; А.А.Коробов 1991). Более поздние попытки отделить невербальные маркеры шизофрении от шизотипических расстройств окончились неудачей, вероятно в связи с использованием архаической методологии исследований (О.К. Напрєєнко, О.А. Рощин, 2001, О.Ф. Рощин, 2004). Действительно, маловероятно, что простая форма шизофрении, отличаясь от шизотипии на уровне клинического ощущения, могла быть жестко разделена на уровне биологии поведения.

Классифицируя конечные состояния при злокачественной шизофрении, А.А.Убейконь (1992) использовал глоссарий невербального поведения (изучались элементы и паттерны поведения) в клинико-антропо-этологическом исследовании конечных состояний шизофрении. Оказалось, что описание поведения, при учёте исходного соматотипа, более точно описывает клинику конечного состояния, чем формальный клинико-психопатологический метод. Разорванная речь, амбивалентная мотивация, дезинтеграция большинства психических процессов, эмоционально-волевые изменения и мутизм при отсутствии чёткого анамнеза приводили к тому, что диагностика синдрома в большинстве случаев была возможна только на основе этологических данных.

Н.В. Вербенко (1995) изучал поведение женщин, страдающих шизофренией (N = 101), в два этапа : а) когда они отвечали на анамнестические, индеферентные вопросы, б) когда они отвечали на вопросы, касающиеся своего состояния или высказывали жалобы. Выяснилось, что структура поведения при ответе на вопросы второго типа точнее соответствовала психическому состоянию; при этом даже в ремиссии остаётся “невербальный” след, свидетельствующий о том, что пациент перенёс психоз. Кроме того, автору удалось соотнести группы паттернов невербальных коммуникациям фрагментам контекста речи. Это позволяет надеяться на возможность косвенно оценить речевой контекст при отсутствии информации о языке, на котором говорит пациент, а также косвенно моделировать поведение при наличии текста речи. Последующие транскультуральные исследования Н.В. Вербенко (2003) с использованием этологического метода выявили, в частности, что мимические и позные знаки депрессии у славян, крымских татар, греков, армян и евреев отличаются, и эти особенности строго коррелируют с особенностями оттенков депрессий. В частности, такой характерный признак, как складка у наружного края века (складка Верагута) в два раза чаще встречается у евреев по сравнению с крымскими греками, а вертикальные морщины лба при депрессии у крымских татар в несколько раз чаще фиксируются по сравнению с другими этносами. Наблюдения 5 пациентов с шизофренией, которые лечились атипичными антипсихотиками, 10 пациентов, которые лечились классическими нейролептиками, на протяжении 3 месяцев с учетом этографии и описания треков перемещения позволили объективизировать результат терапии, который ранее описывался как повышение коммуникабельности (Вербенко Н.В., 2000).

О.А. Гильбурд (O. Gilburd, 1993а,б, О.А. Гильбурд, 1998) при наблюдении особенностей невербального поведения в традиционных культурах Тюменского Севера у ненцев, ханты, манси, селькупов обнаружил у них множество паттернов, сходных с наблюдаемыми при шизоидных аномалиях личности. В связи с этим автор высказывает мысль о том, что данная форма аномалии может быть результатом адаптации в условиях Крайнего Севера.

В.Я.Губерник (1986) с помощью этологического метода в воскресные дни фиксировал в ресторанах поведение больных алкоголизмом (возраст 25-55 лет), желавших купировать свою абстиненцию за час до разрешённого времени продажи спиртного (в период “сухого закона”). Он обнаружил у похмеляющихся в большинстве случаев невербальные маркеры депрессии и дисфории, множественные стереотипии, особенно часто в груминге, а также другие регрессивные признаки, близкие микрокататонии. Регрессивные признаки были отчётливо связаны с формированием алкогольной энцефалопатии по комплексу клинических данных. В конце 80-х годов В.Я. Губерник обследовал 170 больных алкоголизмом и 210 мужчин, употреблявших спиртное, но без признаков алкоголизма. Больные обследованы клинически, антропометрически и этологически. Он установил, что ведущие клинические паттерны поведения, характерные для различных стадий алкоголизма, меняются в зависимости от конституционального типа. Влияние на этологические характеристики конституциональной морфологии наиболее полно раскрыто Н.А. Корнетовым и В.А. Строевским в рамках морфоэтологии (Н.А.Корнетов, В.А.Строевский, 1990). Они установили, что этографический портрет различается не только у базисных соматических типов, но и в рамках различных диспластических конституций (описаны инфантильно-грацильные микросоматики, низкорослые атлетики-диспластики, высокорослые астеники-евнухоиды). В.А.Строевский (1993) в связи с этим указывает, что можно говорить о комплексных паттернах, включающих морфологические и поведенческие стигмы и структуры. Эта чрезвычайно перспективная идея приближает этологию человека к фенетике и генетике поведения.

Изучение коммуникаций психически больных пациентов между собой в отделениях показало, что они отличаются “нозологической предпочтительностью”; в частности, было замечено, что больные шизофренией избегают общения между собой, но охотно общаются с пациентами иного диагностичского профиля; напротив, больные эпилепсией стремятся преимущественно к больным эпилепсией. Высказано предположение, что межнозологическая коммуникация может объяснить странную устойчивость соотношений больших психозов и агрегацию генов в популяции (В.П.Самохвалов, В.И. Егоров, 1995).

О.Э. Соловей (1986) установил, что ритуализация поведения при психических заболеваниях является наиболее эффективной защитой, которая формируется эндогенно при остром психозе. Он описал структуру особой формы ритуализации при психозе - “нецензурную защиту” (инвектива). Позже при работе в спецучреждениях им была установлена зависимость между типом татуировки и поведением заключённых и осуждённых. Им было описано 6 базисных типов поведения, которые отражают ритуализацию иерархического поведения в тюрьмах. Проведен анализ традиций и ритуалов у заключённых и осуждённых, в том числе ритуалов инициации, маркировки доминирования и иерархии (О.Э.Соловей, 1991).

T. Schelde, M. Hertz (1992) наблюдали динамику невербальных коммуникаций больных эндогенными депрессиями в ходе терапии. Они заметили, что критериями выхода из депрессии является уменьшение дистанции между пациентом и персоналом, повышение активности речевых коммуникаций, затем редуцируются остальные характерные для депрессии клинические и этологические паттерны.

Работы И.В. Ганзина (1998, 2003), обобщенные в его докторской диссертации “Комплексная диагностика речевого поведения при психических расстройствах”, связаны с изучением вербальной и невербальной (кинесика) составляющих коммуникативного речевого поведения 100 пациентов с органическими психическими расстройствами, 100 - с эндогенными психотическими, 50 - с аффективными расстройствами и 50 детей с неврозами (контрольная группа 100 испытуемых). Дифференциально-диагностический метод включал этапы формальной лингвистики, психосемантический и психолингвистический анализ, аудиографию, семантико-синтаксический и семантико-прагматический анализ, а также - анализ невербального поведения. Обнаружено, что при психических расстройствах утрачивается или трансформируется связь невербального и вербального компонентов речи. Система такой связи описывается как новая технология диагностического процесса в психиатрии, включающая визуальное наблюдение, лингвистический анализ аудиограммы, спектрографический анализ речи (В.П.Самохвалов, И.В.Ганзин, 2003).

В.А.Вербенко(1998) связала клинико-этологические и нейропсихологические данные у 100 пациентов с шизофренией, она установила, что при шизофрении можно выделить 5 нейроэтологических комплексов ассоциированных с конкретной нейрофункциональной мозговой динамикой.

Микроэтология

Предметом интереса микроэтологии является тонкая моторика, чаще в рамках одной из коммуникаций (визуальной, аудиальной, тактильной, ольфакторной, социальной). Одним из классических исследований по микроэтологии является работа по изучению манипулятивной активности приматов М.А.Дерягиной (1986). Методика автора позволяет не только учитывать вовлечённость руки, способы фиксации объектов, но и цепи манипулирования. Применение методики М.А.Дерягиной для изучения манипулирования человека, показало, что регрессивные снижения пальцевых индексов сопровождаются компенсаторным повышением активности, “игрой пальцами” характерными для шизофрении и депривации. Специфические особенности манипулирования и “обшаривания” были также описаны при атрофических деменциях (В.П.Самохвалов, 1993), а также в предпочтительном выборе предмета для манипулирования, что оказалось важным тестом для выявления скрытой сексуальной ориентации. Было установлено, что гетеросексуально ориентированные мужчины стремятся в выборе из набора предметов жёстких и удлинённых объектов, а женщины пластичных и мягких (ткань, кожа). При нарушении ориентации меняется и предпочтительный выбор (В.П.Самохвалов и др.,1991). Некоторые тонкие особенности схватывания отмечены при шизофрении. Пациенты чаще использовали для схватывания ладонь, такие же регрессивные особенности моторики отмечены у них при поглаживании головы (А.Н.Корнетов и др.,1990). А.В. Ежов (2002, 2004а,б) в серии работ по исследованию экспериментального и спонтанного манипулирования, спонтанной и стимулируемой речевой активности 330 лиц, в том числе психически здоровых, больных шизофренией, аффективными расстройствами, органическими расстройствами на основе методологии М.А.Дерягиной, D.McNeil, а также психолингвистики установил параллелизм между структурой цепей манипулирования и речью, сопровождающей манипуляции стандартными предметами. Система связи манипуляций и речи позволяет использовать ее в этологической диагностике. Были установлены полоспецифические особенности спонтанных и экспериментальных манипуляций, их связь с ориентацией взгляда и мимикой.

Агрессия и аутоагрессия

О.В. Хренников (1986) составил первый, наиболее полный глоссарий агрессивно-предупредительного, агрессивно-конфликтного и агрессивно-контактного поведения человека. Исследования наиболее ярких паттернов агрессии и аутоагресии в популяционной динамике показали, что агрессивные паттерны проявляются с ритмом 2, 7, 41 день, а аутоагрессивные с периодом 30, 60, 252 дня. Примерно такова же индивидуальная периодичность агрессивных и аутоагрессивных особенностей поведения (O. Khrennikov, V.Samohvalov, A.Korobov, 1989; O. Khrennikov, 1993). [Более подробно о полном наборе ритмов поведения с учётом типа аномального поведения у А.Н. Корнетова, В.П. Самохвалова, Н.А.Корнетова (1988)]. На основе глоссария агрессивности изучена типология невербального поведения 102 студентов различных национальных групп в период индифферентной беседы. Оказалось, что в различных национальных группах “язык” скрытой агрессии различается, что, возможно, и является биологической основой национальных конфликтов (О.В. Хренников, и др., 1994). В своей диссертации О.В.Хренников (1997) приводит данные наблюдения поведения 220 респондентов, разделенных по лингвистическим семьям (индо-европейская, хамидо-семитская, африканская). В индо-европейской группе агрессивно-предупредительные признаки отмечались в мимическом канале, в палеоафриканской группе преимущественно в жестовом, в хамидо-семитской группе обнаружена неоднородность демонстрации в азиатской и африканской ветвях. Были также обнаружены отчетливые полоспецифические этнические особенности агрессивно-предупедительных элементов поведения.

Наблюдая невербальное поведение невротиков во время групповой психотерапии, Е.Л.Чуманская (1995) установила, что увеличение в ходе психотерапии агрессивно-предупредительных элементов является хорошим прогностическим признаком при неврастении, а их снижение - хороший признак при неврозе навязчивых состояний.

Онтогенез поведения и этология детства

Н.В. Вербенко (1989) наблюдал особенности поведения рожениц. На протяжении шести месяцев он наблюдал 50 первородящих в возрасте от 18 до 24 лет, у которых не было обнаружено акушерско-гинекологической патологии и соматических заболеваний. Наблюдался первый период родов, проводилась серия из 6 наблюдений через 5 минут. Была отмечена высокая индуктивность поведения рожениц, особенно часто индуцировался крик. При этом вербальный контакт между роженицами отсутствовал. Длительно кричавшие женщины отличались наиболее вялой родовой деятельностью. Автор при наблюдении выделил сильный, поисковый, раскачивающийся, кричащий и астенический типы поведения. У сильного типа преобладали агрессивные элементы поведения, быстрые роды и частые разрывы родовых путей. Этот тип отличался наибольшим индуктивным воздействием на окружающих. Поисковый тип характеризовался обшаривающими и ощупывающими движениями, для раскачивающего типа наиболее характерны яктации, для кричащего- наряду с криками, схватывания. Наименее благоприятный для прогноза родовой деятельности оказался астенический тип с признаками субмиссии и элементами мимики, позы и жеста, свойственными для депрессии. Предварительные исследования(которые к сожалению не были завершены) показали, что поведение новорожденного в первые минуты после родов связано с паттернами поведения роженицы в родовом периоде. В.И.Егоров, Н.В.Вербенко (1990) сразу после рождения (первый час после рождения) наблюдали 45 младенцев и фиксировали их поведение этологическим методом. Для наблюдения были выбраны доношенные дети, рождённые в головном предлежании, беременность и роды протекали без осложнений. Была обнаружена полная симметрия моторики справа и слева, что подтверждало, что латерализация развивается направленным воздействием культуры. Сложные ориентационные паттерны у детей запускались под воздействием прикосновения, света, звука и состояли из строго синхронных движений вытягивания руки и поджимания ноги с одной стороны, запрокидывания головы с хватательными движениями рук, разведении пальцев ног с одновременным сжатием руки в кулак при повороте головы. Всегда элементарный признак включался в более сложный паттерн, напоминающий комплекс фиксированных действий. На протяжении 1993-1994 годов был осуществлён специальный кросскультуральный проект по исследованию невербальных коммуникаций матери и ребёнка. Анализировались фильмы Архива Института Этологии Человека общества Макса Планка, запечатлевшие контакт матери и ребёнка в период грудного вскармливания в культурах Яномами (Верховье Амазонки), Гимба и Ко-Бушменов (Ботсвана и Намибия), Тасадэй (Филиппины), Тробриандских островов и Эйпо (Папуа Новая Гвинея). Эти традиционные культуры разобщены огромными расстояниями, пользуются разными языками и относятся к разным расовым общностям. Последовательно изучено 26278 фреймов фильмов, в которых были отражены фрагменты невербальных монологов и диалогов матери и ребёнка. Последовательно изучался обмен мимическими, позными, жестовыми сигналами и временная (ритмическая) организация как в монологе, так и в диалоге. Оказалось, что репертуар поведения в культурах различался, а временная организация очень близка. Онтогенез предпочтительных ритмов поведения развивался в сторону удлинения период от одного паттерна в 0.3 сек до одного паттерна в 3 сек. Выяснилось, что ребёнок инициирует сложные паттерны матери и тем самым стимулирует её к демонстрации более сложного поведения. Результаты количественного анализа монологов и диалогов поведения были использованы для расчётов формальных эволюционных расстояний культур. Оказалось, что ближе всех находятся культуры Эйпо и Тробриандцев, это совпадает с данными генетики и лингвистики. Так было показано, что анализ поведения человека может быть использован для реконструкции его эволюции (V.Samohvalov, V.Egorov, 1994).

В.И.Егоров (1989) изучал невербальные коммуникации в группах дома ребёнка у ретардированных младенцев возраста от 4 мес до года. Им фиксировались элементы мимики, позы и жеста, а также особенности сложных форм поведения (пищевое, исследовательское, агрессивное, комфортное). Особенно часто им наблюдались широко раскрытые немигающие глаза с концентрацией внимания на объектах и лицах взрослых и детей, улыбка, приподнимание верхней губы, гуление. Эти признаки оказались позитивными и свидетельствовали о возможности компенсации ретардации. Напротив - амимия, постоянно открытый рот с частым высовыванием языка, раскачивания, плач, переходящий в крик, хриплый плач, свидетельствовали о том, что задержка будет стойкой. Он заметил также, что по сравнению с аналогичными ползунковыми группами обычного детского сада, ретардированные младенцы дома ребёнка менее агрессивны, но у них чаще отмечаются аутоагрессивные действия. Он предположил, что самоповреждения младенца вообще связаны с самообучением восприятия боли и определением болевых областей, а агрессивность, корригируемая родителями способствует коррекции данных действий для выработки клапана безопасности. Следовательно, недифференцированная агрессивность обычных младенцев по мере роста поэтому снижается, а у ретардированных повышается. У ретардированных младенцев также реже отмечался груминг. Н.Ю. Манченко, Р.Е. Веремьева (2001) в детском отделении родильного дома г. Феодосии этологически обследовали 218 новорожденных - здоровых, с антенатальной гипоксией и недоношенных. Выяснилось, что прогностически благоприятными были признаки комфортного и исследовательского (ориентировочного) поведения, аутоагрессивные элементы поведения указывали на соматическое неблагополучие. Другие исследования (В.П.Самохвалов, 1994) показали, что существуют наборы невербальных маркеров, которые способствуют формированию в группах детских учреждений “любимчиков” и “изгоев”, а также особой альтруистической поведенческой стратегии, названной “ребёнок-терапевт”. Данные стратегии отмечались уже с ползункового периода и прослеживались до возраста 7 лет и по-видимому являются врождёнными. В.Н. Клинков (1992) исследовал невербальное поведение, в том числе структуру переходов паттернов поведения у 83 детей возраста до 6 лет с ранней детской шизофренией. Оказалось, что увеличение числа маркеров свидетельствовало о неблагоприятности процесса. Особенно часто отмечалась следующая динамика элементов поведения: высокая подвижность верхней части лица сменялась гипомимией с редким миганием, затем появлялась игра пальцами рук с повышением их подвижности, грумингоподобные стереотипные жесты. За полгода до начала (манифеста) шизофрении отмечалась повышенная подвижность оральной зоны и хоботковая мимика, в частности хоботковые формы улыбки. Кроме того, автор заметил, что аутистическое поведение является в популяции регулятором числа альтруистических генов, поэтому аутизм может является индикатором чувствительности популяции к стрессу( В.Н.Клинков, 1992). В последнее время В.Н.Клинков (1995) выдвинул гипотезу о том, что в структуре психических расстройств у подростков центральное место занимает семиотика, типологически сходная с переживаниями обрядов инициации в традиционной культуре. Биологическая потребность в инициации, заблокированная в настоящее время, проявляется в признаках аномального пубертата и в симптомах психических расстройств этого возраста. Ю.С.Шевченко (1994) для клинико-патогенетической интерпретации патологических привычных действий у детей и подростков применил эволюционно-этологический принцип. Он выяснил, что такие этологические феномены, как сосание пальца, раскачивание телом и головой, допубертатная мастурбация, грызение ногтей, выдёргивание волос, могут быть представлены как звенья одной психобиологической цепи: филогенетические автоматизмы в рамках пищевого, исследовательского, комфортного поведения.

Территория и игра

В этологических исследованиях значительное внимание уделяется как территориальному поведению, так и поведению связанному с территорией. В частности выяснилось, что размеры и структура территории строго определённо и предсказуемо меняют соотношение паттернов поведения. Кроме того, так называемые территориальные треки, описываемые больными, сохраняют свою геометрию довольно продолжительное время. (В.П.Самохвалов и др., 1991, 1993). В.А. Строевский (1993) при изучении больных в остром психиатрическом отделении, заметил, что существуют строго определённые территории и зоны конфликтов. Он предположил, что существует базисный биологический вектор территории, расположенный между территорией физиологических отправлений и территорией приёма пищи, который при регрессе уменьшается. Фиксируемые места на территории оказались связанными с интенсивностью использования речи. Регресс речи был первым признаком колабирования территории.

Косвенным показателем территории популяции является активность миграции. В результате исследования было установлено, миграция, кореллируя со стерепенью гетерозиготности, способствует уменьшению в популяции злокачественных случаев больших психозов. Описано три модели миграции: циркулярная, однонаправленная и смешанная. Оказалось, что существует баланс между стратегиями, который и приводит к поддержанию частот некоторых фенотипов аномального поведения (V.Samohvalov, V.Egorov, 1994). В.В.Светличная (1991) наблюдая коммуникации во время игры детей 3-6 лет на детской площадке (на протяжении 90 дней по 2 часа наблюдений), установила, что доминантные дети стремятся к наиболее высоким объектам на территории, не только чаще на них залезая, но и чаще к ним прикасаясь. Субмиссивные дети позволяют себе это делать только при отсутствии доминант на игровой территории.

Историогенез поведения

Историографическое и культурологическое сравнительное исследование поведения считается одним из шагов в понимании эволюции поведения как языка (В.П.Самохвалов, 1994). В качестве примера такого рода исследований можно привести анализ текстов Гомера и Вергилия (В.П.Самохвалов, 1986), а затем текстов эпоса Калевала (В.П.Самохвалов, 1993), в которых были отчётливо выделены следующие особенности поведения: а) высокая эмоциональная индуктивность и имитативность, близкая к вакхическому поведению, б) поведение связанное с мольбой, просьбой и вопросом, которое всегда было ассоциировано с тактильным контактом, в) аффективная насыщенность поведения, связанного с эмоциями, приводящими часто к сужению сознания (состояние этноспецифически близкое к амоку и миррири в современных традиционных культурах ), г) яркая амбивалентность поведения и невыраженность “клапанов безопасности” агрессии. И.А.Зайцева (1996) сравнивала тематику психопатологических (галлюцинации и бред) переживаний больных параноидной шизофренией русских и украинцев с базисными конструкциями славянской мифологии. В результате анализа выделены семантические и парасемантические критерии архаичности бреда и галлюцинаций, а также показано, что клинико-историогенетический метод позволяет обнаружить типологическое сходство бреда и мифо-ритуальных паттернов архаического мышления. Один из описанных автором клинических случаев ликантропии, в котором сопоставлены детали поведения и психопатологических переживаний с архетипическими комплексами волка в славянской мифологии, вызвал оживленную дискуссию об историогенетическом методе в психиатрии как методе реконструкции исторического прошлого (Acta Psych., Psychol., Psychother. et Ethologica Tavrica. V.4, N 7, 1997, И.А.Зайцева-Пушкаш и др., 1997). Историогенетический метод позволил установить, что при психопатологии оживают структуры символической когнитивной организации, типологически сходные с глубоким историческим прошлом, поэтому психоз сам по себе может быть средством реконструкции истории (В.П.Самохвалов, 1998). Фактическое применение историогенетического метода при изучении 149 подростков, в том числе - психически здоровых, больных шизофренией, неврозами, болезнями зависимости и органическими психическими расстройствами, - позволило О.Е. Давыдовой (2003, 2004) установить, что звучание биологии этапов социализации, ритуала инициации проявляется в психопатологии, поведении и результатах проективных тестов.

Сексуальное поведение

Этологическое наблюдение 18 гомосексуально ориентированных пар (больные олигофренией и шизофренией) показало, что для пассивных гомосексуалов была характерна повышенная имитативность жеста, мимики и фиксированные позы подчинения, неофобия при общении в группе, интенсивный груминг, предпочтение удалённых участков территории, мутизм и силлогомания. Для активных - скрытые элементы агрессии, предпочтение центра территории, тенденция к покровительственному поведению и сотрудничеству с персоналом, высокая тенденция к группированию (В.П.Самохвалов, 1986). Введенский Г.Е. (1994) исследовал 117 мужчин с гомосексуальной ориентацией и установил, что этологическим критерием аномального сексуального поведения является приобретение филогенетически древних форм поведения, с преобладанием механизма смещённой активности и повышенной стереотипизацией сексуального поведения. Наиболее значительное исследование гомосексуализма было предпринято в период с 1989 по 1991 год (В.П.Самохвалов, В.С.Крылов и др.1991), оно охватывало клинический, эволюционно-биологический, этологический, экспериментально-психологический аспекты. Были найдены эволюционные аналоги гомосексуальности в сексуальных коммуникациях обезьян. В результате исследований установлено , что экспресс-диагностика невербального поведения этологическим методом на протяжении 7-10 минут позволяет установить гомосексуальную ориентацию точнее, чем клиническое и экспериментально-психологическое исследование. В исследование были включены психически больные, испытуемые с нормальной и аномальной ориентацией как мужчины так и женщины. Выделен набор невербальных маркеров диагностики активной и пассивной гомосексуальной ориентации, которые оказались близкими к дихотомии агрессия- субмиссия. Разработана методика, которая позволила оценить вклад гомоэротической ориентации в сексуальное поведение. О.В.Хренников(O.Khrennikov, 1992) исследовал филогенез и историогенез феномена оральной сексуальности на основе идеи трансляции в мифе врождённых стереотипов поведения. Он показал, что мифы связанные орально-генитальными контактами отражают события смены доминант на иерархической социальной лестнице, а биологической базой мифов является эволюция бесполового и полового размножения. В.С.Крылов(1992) провёл этолого-физиологический анализ мимики, позы и жеста в речевом диалоге у мужчин и женщин. Ему удалось также описать структуру полотипического и полоспецифического невербального поведения, он также выяснил, что можно рассчитать вклад компоненты женского поведения в этограмму мужского поведения и вклад компоненты мужского поведения в этограмму женского поведения. Таким образом, удалось объективизировать представления психоанализа о соотношении мужской и женской архетипической компонент бессознательного. А.В.Любарский (1997) приводит данные скрытого этологического наблюдения женщин, которые провоцируют мужчин на ухаживания, но не допускают сексуальных контактов, называемых в обыденной жизни “динамо”. Типология их поведения объясняется инстинктивной необходимостью пролонгации периода ухаживания.

Трансляционная интерпретация проективных тестов

Л.М. Хайруллаева (1986), изучая возрастные особенности рисунка “Несуществующее животное” (120 детей от 6 до 13 лет), установила, что с возрастом уменьшается число отклонений образа от центра листа, увеличивается тщательность и детальность изображения, округлость линий, увеличиваются размеры изображения, снижается число “инфантильных” элементов (ресницы, анфас). Автор впервые обращает внимание на гипотетическую связь презентации образа с поведением ребёнка. В. Златопольский (V. Zlatopolsky, 1992) классифицировал элементы образа “несуществующего животного” в глоссарии, который учитывал эволюционную глубину образа. В результате исследования было установлено, что стилистика образа отражает степень регресса испытуемых, эволюционно древние элементы животного соответствовали регрессии поведения. Нами (V.Samokhvalov, V. Egorov, 1998,) было предложено для изучения всех проективных тестов, в том числе автопортрета, использовать этологический контекст с расчётами степени доминантности-субмиссивности. Л.Н. Гуменюк (2002) на основании анализа ежедневно выполненных в течении 32 дней автопортретов психически здоровых лиц и пациентов с депрессиями, умственной отсталостью и шизофренией установила колебания, стабилизацию и связь при выздоровлении от психоза уровня доминантности, субмиссивности, выраженности агрессии с количественными характеристиками соотношений частей лица в проективных автопортретах. Этологическая интерпретация проективных тестов “Я в прошлом”, “Я в будущем”, рисунка семьи у 50 пациентов с депрессиями и 50 пациентов с тревожными расстройствами позволила установить, что признаки агрессии и субмиссии достоверно преобладают при депрессиях (Л.Н. Гуменюк, 2003).

Политика

Политические процессы также являются предметом исследования этологии, в частности характерные для них феномены доминирования/субмиссии, агрессии, войны, патриотического поведения, политического лидерства и формирования криминогенных групп обсуждались на отдельном симпозиуме The Biology of Politics, 1994. В частности, описаны индивидуальные поведенческие феномены в ситуациях экономических кризисов, например реакция на отсутствие, “собирание-запасание”, попрошайничество; групповые феномены очередей, их стадии формирования и стратегии взаимопомощи; инициирование групповой агрессии и защиты, а также массовые феномены на площадях. Было показано, что процессы поведения в ситуациях экономических стрессов могут быть поняты с позиций модели платы/выигрыша - одной из классических гипотез социобиологии, важных для понимания эволюционно-стабильных стратегий (V. Samohvalov, V. Egorov, 1994).

В. Добридень, Ю. Шевченко (1994) скрыто наблюдали поведение младших школьников в классах, где учитель, уходя, оставлял на столе свою фотографию или личные вещи. Сравнивая это поведение с контрольным в классах, где перед уходом учитель не оставлял своих символов, они обнаружили дисциплинирующее значение изображения учителя или его символов.

Эволюционная реконструкция поведения

Эволюционный подход является основной идеологией этологии вообще и этологии человека в частности. При этом введено представление о филогенетических адаптациях как генетико-эволюционной базе любого поведения (I. Eibl-Eibesfeldt, 1989). Обнаружение адаптаций возможно, если одни и те же формы поведения: а) прослеживаются в эволюционном ряду биологических моделей, б) наследуются, в) возникают даже в условиях депривации (в частности у слепо-глухо-немых), г) наблюдаются, хотя и в модифицированном виде, в большинстве культур, д) выявляются в архаических культурах, е) прослеживаются в ходе созревания в онтогенезе. Последовательное созревание адаптаций в онтогенезе, их возникновение в филогенезе и ритуализация в истории культуры предполагает возможность реконструкции истории поведения на основе наблюдений его регресса. Этот теоретический принцип означает, что реконструкция поведения может рассматриваться как аналог археологии.

Каким же образом можно выявить степень эволюционной глубины паттерна или элемента поведения? Для этих целей используются: правило Х. Джексона, законы адаптивного полиморфизма и полового диморфизма, правило Бэра-Мюллера-Геккеля, реконструкция регрессивных элементов на основании наблюдений поведения в стрессе, психопатологии, историческая и филогенетическая реконструкции. Реконструктивные исследования с привлечением указанных данных позволили установить, что каждый паттерн может имеет гипотетическое “место” на эволюционной лестнице, хотя у большинства паттернов его установить пока не удалось. Например оказалось, что такие мимические элементы как оскал, щель, хоботок, высокая подвижность оральной зоны, “рот рыбы”, складка Верагута, горизонтальные морщины на лбу, отсутствие мигания следует относить к эволюционно более древним, чем сжатые губы, сниженная подвижность области рта, флаш, вертикальные морщины на лбу, моргание, избегание взгляда. Интересно, что этот же принцип реконструктивных исследований можно использовать при анализе феноменов культуры, речи и психопатологических симптомов. Эволюционный принцип, таким образом, в отличие от классического психоанализа, позволяет восстановить прошлое опираясь на сравнение полученных реконструкций в измерении трёх времён: филогенетического, онтогенетического и исторического (культурального). Это позволяет снять противоречие относительности в диагностике нормативного и аномального поведения в зависимости от культурно-исторической среды (В.П.Самохвалов, 1993, 1994; В.П.Самохвалов, В.И.Егоров, 1995). В серии работ О.А. Гильбурда, собранных в его книге “Избранные очерки эволюционной психиатрии” (2000), объединяются культурно-исторический, психопатологический и этологический контексты для социобиологической трактовки эволюционного смысла миграции, суицидальности, пищевого поведения человека, бюрократического ритуала, религиозного поведения, шизофрении и даже бальной хореографии.

Литература

1. Бугаев С.(Африка)(1994) Этика и этология художника. Кабинет (Санкт-Петербург), № 7, с. 11-26.
2. Введенский Г.Е. (1994)Клинико-диагностические аспекты аномального сексуального поведения. Автореф. дисс. канд. мед.наук. М.
3. Вербенко Н.В.(1989) Особенности невербального поведения рожениц. Основы анализа поведения человека в норме и при психических заболеваниях. т.VI, М.,ВНИИМИ, с.31- 40.
4. Вербенко Н.В.(1995) Вербально-невербальные трансляции психопатологических переживаний при шизофрении. Автореф. Дисс.канд.мед. наук.Харьков, 24 с.
5. Вербенко Н.В.(2000)Этологический мониторинг эффективности психофармакотерапии. Таврический журнал психиатрии, т.4,№2(13), с.25-28.
6. Вербенко Н.В.(2003)Диагностика невербального поведения в культуральной психиатрии на модели первого эпизода депрессии. Таврический журнал психиатрии.,т.7, №4(25), с.20-23.
7. Вербенко В.А.(1998) Клиника шизофрении с учетом динамики мозговой организации(нейро-этологический подход). Автореф. Дисс.канд.мед.наук, Харьков, 16с.
8. Ганзин И. (1995) Семантические и паралингвистические аспекты коммуникации у больных неврозами, высказывающих суицидальные мысли. Acta Psych.,Psychol.,Psychotherap. et Ethologica Tavrica, v.2, N4, p.61-66.
9. Ганзин И.В. (1998) Психиатрическая паралингвистика. Таврический журнал психиатрии, т.2, №1, с.56-69.
10. Ганзин И.В. (2002) Комплексная диагностика речевого поведения при психических расстройствах. Автореферат дисс.докт.мед.наук, Харьков, 36с.
11. Гильбурд О.А. (2000) Избранные очерки эволюционной психиатрии. Сургут: Нефть Приобья, 180 с.
12. Гильбурд О.А (1998) Шизофрения на Севере(этно-культуральные и эволюционные аспекты). Сургут: Дефис, 292 с..
13. Губерник В.Я. (1986) Агонистическое поведение в клинике алкоголизма и типология абстинентного “окна”. Основы анализа поведения человека в норме и при психических заболеваниях. т. III, М.,ВНИИМИ, с. 64- 69.
14. Гуменюк Л.Н. (2003) Клиника тревоги и депрессии, отраженная в результатах проективных тестов. Таврический журнал психиатрии,т.7, №4(25), с.38-41.
15. Гуменюк Л.Н. (2002) Тест динамического автопортрета при психических расстройствах. Таврический журнал психиатрии, т.6,т.3(20) с.27-30.
16. Давыдова О.Е. (2003) К проблеме историогенетического анализа психопатологии подросткового возраста. Вестник психиатрии и психофармакологии, №1(3), с.61-64.
17. Давыдова О.Е. (2004) Историогенетический анализ клиники психических расстройств в подростковом возрасте. Автореф. дисс. канд. мед. наук, Киев, 20 с.
18. Дерягина М.А. (1986) Манипуляционная активность приматов. Этологический анализ в связи с проблемами антропогенеза. М.,Наука.
19. Дерягина М.А. (1987) Глоссарий визуальных элементов коммуникаций – в кн. В.П. Самохвалов (1993) Эволюционная психиатрия. ИМИС Лтд.-Движение, с.285-286.
20. Дерягина М.А., Бутовская М.Л. (1990) Модели поведения( поведение при стрессе у приматов) – в кн. А.Корнетов, В. Самохвалов, А. Коробов, Н. Корнетов. Этология в психиатрии. Киев, Здоровье, с.174-197.
21. Дерягина М.А., Самохвалов В.П., Коробов А.А., Хренников О.В., Васильев С.В. (1995) Половой диморфизм невербального поведения больных шизофренией и шимпанзе. Acta Psych. Psychol. Psychother. et Ethologica Tavrica. v.2, N 3, c.137-146.
22. Дерягина М.А. (1997) Эволюция поведения приматов (Этологический подход к проблемам анропосоциогенеза). Дисс. Докт. Биол. Наук, М., 60 с.
23. Егоров В.И. (1989) Невербальные коммуникации у ретардированных младенцев. Основы анализа поведения человека в норме и при психических заболеваниях. т.VI, М., ВНИИМИ, с. 24- 30.
24. Егоров В.И., Вербенко Н.В.(1990) Онтогенез невербального поведения в детском возрасте – в кн. А.Корнетов, В.Самохвалов, А.Коробов, Н.Корнетов (1990) Этология в психиатрии. Киев. Здоровье, с. 139-144.
25. Ежов А.В. (2002) Спонтанное манипулятивное поведение при шизофрении. Таврический журнал психиатрии, т. 6, №1(18), с.8-9.
26. Ежов А.В. (2004) Особенности спонтанной и стимулируемой речевой активности при изучении манипулятивного поведения. Український вісник психонерології, т.12, в.1, с.21-23.
27. Ежов А.В. (2004) Манипулятивное поведение в дифференциальной диагностике психических расстройств. Автореф. Дисс.канд.мед.наук., Харьков, 21 с.
28. Зайцева И.А.(1996) Клиника и историогенез бредовых синдромов при шизофрении. Автореф. Дисс. Канд.мед.наук., Харьков, 24 с.
29. Зайцева-Пушкаш И.А., Варшавский Я.С., Пушкаш А.Л.(1997) Ликантропия: новые штрихи к старому портрету. Acta Psych.,Psychol,.Psychother. et Ethologica Tavrica. V.4,N7,с.4-13.
30. Клинков В.Н.(1992) Особенности невербального поведения в клинике ранней детской шизофрении. Автореф. дисс.канд.мед.наук. Харьков.
31. Клинков В.Н.(1995) Обряды инициации и эволюция подростковой психопатологии. Acta Psych.,Psychol.,Psychother.et Ethologica Tavrica, v.2, N3, p.131-137.
32. Корнетов А.Н.,Самохвалов В.П.,Коробов А.А.,Корнетов Н.А. (1990) Этология в психиатрии. Киев, Здоровье.
33. Корнетов Н.А.,Строевский В.А. (1990) Морфоэтология и психиатрия – в кн. А.Корнетов, В.Самохвалов, А.Коробов, Н.Корнетов. (1990) Этология в психиатрии. Киев, Здоровье, с. 158-173.
34. Крылов В.С., Самохвалов В.П. (1989) Имитационная математическая модель невербального поведения. Основы анализа поведения человека в норме и при психических заболеваниях. т.VI, М., ВНИИМИ, с. 6-23.
35. Крылов В.С. (1992) Этолого-физиологический анализ динамики мимических, позных и жестовых движений в речевом диалоге. Автореф. дисс. канд. биол. наук. Симферополь.
36. Литвинчук И.Н. (1999) Опыт психоэтологолингвистического исследования эмотивного текста в коммуникативно-когнитивной парадигме. Таврический журнал психиатрии, т.3, №3 (10), с.84-87
37. Любарский А.В. (1997) Этологические аспекты сексуально-пищевого поведения женщин, именуемого как “крутить динамо”. Acta Psych., Psychol., Psychother.et Ethologica Tavrica ,v.4,N7, с.110-113.
38. Манченко Н.Ю., Веремьева Р.Е. (2001) Клинико-этологический мониторинг в практике неонатолога. Таврический журнал психиатрии, т.15, №1(16), с.10-13.
39. Напрєєнко О.К., Рощин О.А. (2001) Етологічні аспекти шизотипових розладів. Таврический журнал психиатрии. Т.5, №1(16), с.27-29.
40. О.Ф.Рощин (2004) Етологічна діагностіка шизотипових розладів. Автореф. Дисс.канд. Київ. 20с.
41. Самохвалов В.П. (1984) Этологический метод и психиатрия. Ж. невропат. психиатрии им. С.С.Корсакова, в.2, № 2, с.288-293.
42. Самохвалов В.П., Коробов А.А. (1984) Некоторые особенности невербального поведения больных шизофренией и их родственников. Вопросы ранней диагностики нервно-психических заболеваний. Каунас. с.64-66.
43. Самохвалов В.П. (1985) Типология невербального поведения при шизофрении. Эволюционные и генетические проблемы психиатрии. Новосибирск, Наука.
44. Самохвалов В.П. (1986) Эмоции и поведение героев Гомеровских текстов (историогенез эмоций). Основы анализа поведения человека в норме и при психических заболеваниях. т.III, М.,ВНИИМИ, с. 4-15.
45. Самохвалов В.П. (1986) Невербальное поведение при гомосексуальной ориентации. Актуальные вопросы сексопатологии. М., Медицина, с.74-75.
46. Самохвалов В.П., Коробов А.А. (1986) Синдром неофобии как проявление гиперчувствительности к стрессу при шизофрении. Неврология и психиатрия, вып.15, Киев, Здоровье,с.56-60.
47. Самохвалов В.П., Коробов А.А.(1988) Диагностика невербального поведения больных эндогенными психозами. Методические рекомендации. МЗ УССР. Симферополь.
48. Самохвалов В.П. (1989) Клинико-эволюционный анализ манифестных форм шизофрении. Автореф. дисс. докт. мед.наук., М.
49. Самохвалов В.П., Крылов В.С., Коробов А.А., Хренников О.В., Назаров А.В., Дерягина М.А., Бутовская М.Л., Кудрявцев И.А., Симоненкова М.Б., Голев А.С. (1991) Комплексный метод экспертной диагностики гомосексуализма на основе невербальных маркеров. Симферополь. Отчет НИР 1986-1991.
50. Самохвалов В.П., Хренников О.В., Кадыров А.Р. (1992) Этология стресса у человека. Межд. конференция “Наука и душа: возрождённое единство”. Ялта-Симферополь, с. 77-78.
51. Самохвалов В.П., Хренников О.В., Кадыров А.Р. (1998) Этология стресса ожидания у человека. Таврический журнал психиатрии, т.2,№4(7),с.4-8.
52. Самохвалов В.П.(1993) Эволюционная психиатрия. ИМИС Лтд.-Движение [1-е изд.] (1994) История души и эволюция помешательства. Сургут: Северный Дом. [2-е изд.].
53. Самохвалов В.П., Крылов В.С. (1994) Метатеория языка психической деятельности. – в кн. В.П.Самохвалов. История души и эволюция помешательства. Сургут: Северный Дом. с. 254-259.
54. Самохвалов В.П.(1994) Введение в этологию детства (Типология и педагогические модификации поведения). Кабинет (Санкт-Петербург) , 8, 1994, с.55-69.
55. Самохвалов В., Двирский А. (1995) Элементы когнитивной мотивации при коммуникациях в электронных конференциях. Когнитивные процессы в языковом общении. Ялта: Симф. Гос. Университет. с.42-44.
56. Самохвалов В.П., Егоров В.И. (1995) Психическая патология как фактор эволюции человека. Acta Psych.Psychol. Psychother. et Ethologica Tavrica, v.2. N 3, c.76-103.
57. Самохвалов В.П., Крылов В.С. (1995) Несуществующее как желаемое и полезное. Acta Psych.Psychol.Psychother. et Ethologica Tavrica, v.2, N4, c.24-31.
58. Самохвалов В.П.(1998) Психический мир будущего. КИТ, Симферополь, 400с.
59. Самохвалов В.П.(2002) Психиатрическая герменевтика: обоснование направления. Таврический журнал психиатрии, т.6, №3(20), с.4-10.
60. Самохвалов В.П., Ганзин И.В. (2003) Комплексная диагностика речевого поведения при психических расстройствах. (Методические рекомендации). Киев. 31 с.
61. Светличная В.В. (1991) Геометрия игрового поведения детей. Основания этологии и эволюции поведения человека. Симферополь, с. 10.
62. Соловей О.Э. (1986) Вербальная и невербальная ритуализация как средство защиты в норме и патологии. Основы анализа поведения человека в норме и при психических заболеваниях. т. III, М., ВНИИМИ, с.108-112.
63. Соловей О.Э. (1991) Невербальные коммуникации у осуждённых и заключённых. Основания этологии и эволюции поведения человека. Симферополь, с.9.
64. Сидякин В., Крылов В., Самохвалов В. (1995) Лингвистические представления в этологии человека. Когнитивные процессы в языковом общении. Ялта, Симфер.Гос. Университет. с. 2-4.
65. Строевский В.А., Самохвалов В.П. (1993) Онтогенетическая психиатрия. – в кн. В.П.Самохвалов (1993) Эволюционная психиатрия. ИМИС лтд-Движение, с.225-251.
66. Таннус А.(1986) Межкультуральные особенности мимики. Основы анализа поведения человека в норме и при психических заболевания. т. III, М., ВНИИМИ, с.30-37.
67. Таннус А., Самохвалов В., Коробов А. (1986) Мимика улыбки при шизофрении. Основы анализа поведения человека в норме и при психических заболеваниях. т. III, М., ВНИИМИ, с.15-22.
68. Таннус А. (1988) Особенности диагностики шизофрении с учётом типологии мимики (клинико-антропо-этологическое исследование). Автореф. дисс. канд.мед.наук. М.
69. Убейконь А.А. (1992) Клиника конечных состояний при злокачественной шизофрении. Автореф. дисс. канд. мед. наук. Харьков.
70. Хайруллаева Л.М. (1986) Возрастные особенности детского рисунка (по материалам методики “Несуществующее животное”). Основы анализа поведения человека в норме и при психических заболевания. т. III, М., ВНИИМИ, с.16-29.
71. Хренников О.В. (1988) Этологический подход к изучению типологии систем риуализированной агрессии. Основы анализа поведения человека в норме и при психических заболеваниях. т.V, М.,ВНИИМИ, с. 27- 40.
72. Хренников О.И. (1993) Феномен “запасания-собирания” в норме и патологии. Кабинет (приложение 1), с.30-42.
73. Хренников О.В., Кадыров А.Р., Крылов В.С. (1994) Агрессивное поведение: транскультуральное исследование. Acta Psychiatrica, Psychol.,Psychother. et Ethologica Tavrica, v.1, N 1-2, p. 6-9.
74. Хренников О.В. (1997) Типология и структура невербальных проявлений агрессивного поведения в различных этнических группах. Автореф. дисс. канд. биол. наук, Симферополь, 22 с. (опубликован в Таврическом журнале психиатрии, т.1, №3, с. 96-104)
75. Чуманская Е.Л. (1995) Особенности невербального поведения больных неврастенией и неврозом навязчивых состояний при проведении групповой психотерапии. Acta Psych., Psychol., Psychother. et Ethologica Tavrica, v.2, N 4, p.35-36.
76. Шевченко Ю.С. (1994) Патологические привычные действия у детей и подростков( клинико-патогенетический и терапевтический аспекты). Автореф. дисс. докт. мед. наук. М.
77. Beckstrom J. (1994) Crimean conference on the biology of politics. Politics & Life Science, v.13, N2, p.275-276.
78. The Biology of Politics (1994) Samohvalov V., Egorov V. (Eds). Simferopol, Crimea.
79. Dobriden V., Schevchenko Y. (1994) Organising and disciplining role of teachers portrait. The biology of Politics(1994) Simferopol, Crimea, p. 6.
80. Eibl-Eibesfeldt I. (1986) Die Biologie des menschlichen Verhaltens. Grundriss der Humanethologie . Piper, Muchen-Zurich.
81. Eibl-Eibesfeldt I. (1989) Human Ethology. Aldine de Gruyter, New York.
82. Gilburd O. (1993a) A comparative and evolutionary analysis of an adaptation strategy of Tumen North aborigenes and migrants. The biological Roots of human behaviour. Simferopol, Partenit, p.8-9.
83. Gilburd O. (1993б) About “schizoid” of a nonverbal behaviour in Tumen North aborigenes. The biological Roots of human behaviour. Simferopol, Partenit, p.9-10.
84. Khrennikov O., Samohvalov V., Korobov A. (1989) Pecularities of agonistic behaviour in mental diseases. Indian Medical Journal, v.83, N 8, p.194-195.
85. Khrennikov O. (1993) Rhytm of agonistic behaviour in humans. XXIII Int. Ethological Conference, Spain, Baena, p. 149.
86. Мazin V. (1995) Afrasien. S. Bugaev (Africa) Krimania. Ikonen, Manumenten, Mazafaka.Cantz Verlag MAK-Oster.Museum fur angew.Kunst. p.21-45, 95-119, 167-193.
87. Niedner B. (1993) Woman are always the hunter: A study of female flirt behaviour in singles bars. The biological Roots of Human Behaviour. Simferopol, Partenit,p.5.
88. Ploog D. (1964) Verhaltensforschung und psychiatie. H.W.Gruhle,R.Jung,W.Mayer-Gross,M.Muller (Hrsg) Psychiatrie der Gegenwart.Springer Verlag,Gottingen, s. 292-442.
89. Ploog D. (1994) Crimean conference. Int. Soc. Human Ethology Newsletter, v.1, N1, p.4-5.
90. Ploog D. (1989) Psychopathology of emotions in view of neuroethology. R. Davidson, A. Kerr (Eds) Contemporary Themes in Psychiatry.Royal College of Psych.London, p.441-458.
91. Ploog D. (1990) Neuroethological foundation of Human Speech. L. Deecke, J.C. Eccles, V.B.Mountcastle(Eds)From Neuron to Action. Springer Verlag, Berlin-Heidelberg, p.365-374.
92. Ploog D.(1992a) Ethological foundations of biological psychiatry. H.M. Emrich, M. Wiegand (Eds) Integrative Biological Psychiatry. Springer Verlag, Berlin-Heidelberg. p.3-35.
93. Ploog D. (1992б) Neuroethological foundation of speech. V.Samohvalov, V.Egorov(Eds) Ethology and evolution of human behaviour. Simferopol, Crimea, p.7.
94. Price J. (1992) Ethological psychiatry in Crimea. Psychiatric Bulletin, N 16, p.658-659.
95. Samohvalov V., Crylov V. (1990) Myth as bridge for thе languages of mental activity. The Human. Psychologist, v.18, N2, p.143-151.
96. Samohvalov V., Egorov V. (1993) Toward the context in human ethology: Tomalala Maluboda as mirror of Trobriand Island culture. Paper presented to Inst. Human Ethology Max Planck Society. Andechs, Germany.
97. Samokhvalov V., Egorov V. (1998) Биология ребуса: Томалала Малубода как зеркало культуры Тробриандских островов. Кабинет: Картины Мира. СПб: Инапресс, с.105-134.
98. Samohvalov V., Egorov V. (1994) May be birds fly to migration, may be rats escape from the ship (Evolutionary aspects of human migration). Paper presented to Inst.Human Ethology Max Planck Society. Andechs, Germany.
99. Samohvalov V., Egorov V. (1994) Mother-infant interaction: a cross-cultural perspectives. Paper presented to Inst.Human Ethology Max Planck Society.Andechs, Germany.
100. Samohvalov V., Egorov V. (1994) The ethology of poverty. The biology of Politics Simferopol, Crimea, p. 26- 34.
101. Samohvalov V.P. (1995) Die Konzeption eines grundlegend neuen Symbols: Der Kunstler als Objekt der Wissenschaft und der Kunst. S.Bugaev (Afrika). Krimania. Ikons, Monuments, Mazafaka. Cantz Verlag, MAK-Oster.Musseum fur angew. Kunst. s. 47-60; 72-88; 121-136; 195-210.
102. Schelde T., Hertz M. (1992) The use of nonverbal behaviour in psychiatry. V. Samohvalov, V. Egorov (Eds). Ethology and evolution of human behaviour, Simferopol, Crimea, p. 9-10.
103. Zlatopolsky V. (1992) Images of fantastic animals in psychodiagnostic: Evolutionary analyses and psychotherapeutic aspects. Samohvalov V., Egorov V. (Eds) Ethology and evolution of human behaviour. Simferopol, Crimea, p. 12-13.
104. Khrennikov O. (1992) To the question of oral-genital phenomenon. Samohvalov V., Egorov V. (Eds) Ethology and evolution of human behaviour. Simferopol, Crimea, p. 4.

2004:10:13