Пишите нам: info@ethology.ru

Перевод З. Фиалковский, под редакцией А. Протопопова.

 

Гипотеза, которую мы будем обсуждать сегодня и на завтрашнем заседании, предполагает, что значительную роль в эволюции человеческих социальных институтов сыграл культурный групповой отбор, в результате которого у людей сформировалась некая про-социальная вера, питающая уже реальное чувство преданности целям "племени", к которому они принадлежат. Эта вера не просто культуральная. Коэволюция человеческого генома и человеческой культуры на протяжении очень длительного эволюционного времени привела к возникновению так называемых "социальных инстинктов", которые поддерживают культурные институты племенного уровня.

Многие специалисты в области эволюционной биологии сочтут наши предположения бездоказательными. Эволюционные биологи, за редкими исключениями, вообще не жалуют идею группового отбора, особенно такого, который приводит к развитию строго альтруистических форм поведения. Теоретические модели, как правило, основаны на предположении, что межгрупповые различия не могут быть стабильными, и, следовательно, -  фактор группового отбора в большинстве случаев не является ведущим. Исключением являются малые группы. В них отбор достаточно легко приводит к выработке отношений родственного и реципрокного альтруизма. Более того, в дикой природе мало убедительных свидетельств таких альтруистических форм поведения, которые можно было бы объяснить процессом отбора в больших группах. Самые сложные кооперативные сообщества живых существ, например, морских кишечнополостных или социальных насекомых, - это группы клонированных или близкородственных особей. Не являлись исключением и сообщества наших ближайших предков, представлявших собой небольшие группы кровных родственников. Ни теория, ни эмпирический научный опыт не дают оснований предполагать наличие классического группового отбора у каких-либо других живых организмов, помимо гоминид. В этом сообщении мы поставили себе задачу убедить скептиков (и дать новые аргументы сторонникам этой гипотезы) в том, что значительная роль культурного группового отбора в эволюции гоминид подтверждается большим количеством фактов. Вообще мы полагаем, что эволюционные гипотезы должны отвечать пяти контрольным условиям.

1. Логическая непротиворечивость. Ни одна гипотеза не может быть верной, если она логически противоречива. Эволюционные гипотезы проверять на логичность непросто, поскольку уровень сложности популяционных процессов здесь очень высок. Именно поэтому популяционная биология уже давно попала в зависимость от используемых ею формальных математических моделей, которыми проверяется логичность гипотез.

2. Проксимальность. Биологические (в данном случае и психологические тоже) процессы должны давать возможность порождать фенотипы, которые, согласно модели, поддерживаются эволюционными механизмами.

3. Микроэволюционное условие. Эволюционные процессы в природе должны быть способны произвести предсказанный гипотезой эффект. Даже если с логической         точки зрения некий процесс кажется возможным, может отсутствовать среда, необходимая для его реализации.

4. Макроэволюционное условие. Эволюционные механизмы, обычно действующие в природе, приводят к крупномасштабным изменениям. Мы предполагаем обнаруживать повторяющиеся подтверждения общих гипотез. И наоборот: необычные и особенные феномены поведения должны быть результатом действия необычных или уникальных эволюционных процессов.

5. Паттерны адаптации и дизадаптации.  Каждый эволюционный процесс порождает адаптации и дизадаптации. Идея Дж.К. Вильямса о том, что естественный отбор одобряет индивидуальную приспособленность особей, - это сказанная другими словами мысль о том, что на клеточном и групповом уровнях будет проявляться дизадаптивное поведение.

Успешная эволюционная гипотеза должна успешно пройти все пять типов проверок. Как показал недавно Е.О. Уилсон (1998), изучение природных феноменов поднимает проблему непротиворечивости. Поскольку между различными элементами сложного гипотетического процесса существуют многочисленные связи, то чтобы гипотеза была верна, необходимо, чтобы очень многие ее компоненты были верны. Эволюционные гипотезы в величайшей степени зависят от огромного количества факторов: начиная от законов физики и кончая мультипопуляционными процессами исторического развития, обуславливающими наблюдаемое распределение адаптативных признаков по филогенетической линии. Всё это позволяет вполне эффективно верифицировать подобные гипотезы. Негодность гипотезы может быть доказана самыми разными способами; главное – привести убедительные доказательства.

Ниже мы приведём наиболее убедительные данные (из всех известных нам) касающиеся верификации гипотез культурного группового отбора, сгруппировав их в четыре раздела. При необходимости, по каждому разделу может быть приведено гораздо больше информации. Мы не утверждаем, что приведенные аргументы позволяют без всяких сомнений отвергнуть любые альтернативные гипотезы; мы лишь полагаем, что эти данные достаточно убедительно доказывают тезис о том, что гипотеза культурного группового отбора имеет право на существование и дальнейшую научную разработку. Обобщения насчёт слабости группового отбора, при всей их убедительности, в случае людей должны быть оставлены без внимания.

 

Логическая непротиворечивость

Некоторые формы передачи культуры способны намного менее размывать  межгрупповые различия, чем наследование генетической информации. Мы изучили различные модели так называемой конформистской передачи культурной информации, которые в этом отношении оказались весьма эффективными даже в тех случаях, когда уровень миграции индивидов между группами достаточно высок. Конформистскому  типу не обязательно возникать для того, групповой отбор был возможен. В пространственно неоднородной среде конформизм даёт преимущества, повышая индивидуальную приспособленность. Конформизм, даже незначительно выраженный, достаточно эффективно отсеивает редко встречающиеся культурные особенности; возможно, что консервация межгрупповых различий социального характера является его побочным эффектом. Также мы изучили модели эволюции символических различий между человеческими сообществами. Система, в которой нейтральные маркеры, такие как диалект, используются для отсеивания "чужаков" в процессе усвоения культуры, по той же самой причине является преимуществом в пространственно неоднородных средах; скорее всего, это способствует упрочению границ между культурами, порождая этнические "псевдо-виды". Исследованные нами процессы культурного группового отбора протекают относительно медленно, однако потенциально чрезвычайно мощны. Также мы проанализировали модели, в которых генетическая и культурная эволюции связаны друг с другом. По крайней мере с теоретической точки зрения, представляется вполне возможным, что в институциализированных социальных средах идет отбор генотипов, более подходящих для про-социальных институтов; это происходит на базе полового отбора или аналогичных ему процессов.  В результате репродуктивного конфликта в среде индивидов-кооператоров, между индивидуалистическим и про-социальным  инстинктами должно установиться какое-то равновесие. Ни один из этих механизмов не подразумевает группового отбора на генетическом уровне. По понятным причинам, генетически аутбредные группы людей являются плохой средой для группового отбора, проходящего на уровнях выше уровня родственной группы.

 

Проксимальность (распознавание своих)

 

Чтобы индивиды могли реализовывать стратегии поведения, выработанные групповым отбором, они должны распознавать «своих» индивидов (членов своей группы) и демонстрировать по отношению к ним избирательное поведение. Социопсихологи и другие ученые уже проводили верификацию таких гипотез.

Экспериментальная система "минимальной группы", разработанная Таджфелем с коллегами (1971), используется для изучения когнитивных механизмов, используемых в символической деятельности по демаркации групп, и действий индивидов, вытекающих из принадлежности их самих, и других людей к той или иной группе. В экспериментальной социопсихологии (как, впрочем, и в повседневной жизни) уже является общим местом тот факт, что члены группы выказывают предпочтение друг другу и предвзято относятся к членам других групп. Тернер (1984) противопоставляет два типа гипотез, объясняющих внутригрупповое поведение. Возможно, что функциональные социальные группы состоят прежде всего из "сети" индивидов, которые объединены личными связями, исторической "общей судьбой" группы или другими индивидуально-ориентированными связями. Другая же гипотеза утверждает, что групповые символы-идентификаторы – это достаточное для членов группы основание, чтобы идентифицировать других индивидов как "своих"; это приводит к демонстрации дружелюбного поведения в отношении этих самых "своих" и недружелюбного в отношении всех "чужих". Факты подтверждают, что символы, даже без поддержки других механизмов, обладают значительным влиянием.

Бейтсон в своей работе (1991) экспериментально исследует структуру мотиваций, продуцирующих “помогающее” поведение. Целью его экспериментов была дифференциация поведения на, с одной стороны, - эмпатический альтруизм, с другой -  "помогающее" поведение, в основе которого лежат различные скрытые эгоистические мотивы. В соответствии с гипотезой эмпатического альтруизма, после того, как в "помогающем" индивиде пробуждается эмпатия (например, путем каких-либо манипуляций, цель которых – продемонстрировать совпадение его интересов с интересами того индивида, который просит о помощи), происходит мотивация в той или иной степени "помогающего" поведения как следствие альтруистического желания облегчить страдания жертвы/просителя. Сторонники теории "рационального деятеля" утверждают, что даже явные альтруисты руководствуются не желанием помочь "просто так", а расчетом на получение за предоставленную помощь какого-либо личного вознаграждения. Проводя эксперименты на выявление различных эгоистических мотиваций, Бейтсон зафиксировал достаточно большое количество случаев эмпатического альтруистического поведения.

 

Микроэволюционный параметр

 

Чтобы культурный групповой отбор работал, группы должны быть стабильными и иметь наследуемые различия, которые должны приводить к их дифференциальному исчезновению или росту. История и антропология предоставляют много достоверных фактов на этот счёт, однако серьезные тесты такого рода очень редки.

Солтис с коллегами в работе 1995 года для оценки вероятностных параметров и силы группового отбора пользовались данными об исчезновении племенных групп в высокогорной Новой Гвинее в результате межплеменных конфликтов. Эти новогвинейские материалы представляют собой достаточно полные и подробные этнографические описания жизни примитивных племенных сообществ до их контакта с колониальными властями. Исчезновение групп в результате постоянных военных конфликтов между сельскими общинами – распространенное явление на Новой Гвинее. Для пяти из этих групп количественные параметры убыли населения зафиксированы в литературе и составляют от 1,6% до 31,3% на одно поколение. Воспроизводство этих групп идет путём дробления, благодаря чему межгрупповые различия стремятся к сохранению. Расчет на основе усреднённых новогвинейских данных показывает, что культуральный групповой отбор может примерно за тысячу лет довести первоначально редкий, но придающий эволюционное преимущество общественный институт до широкого распространения. В сравнении с темпом генетической макроэволюции, это очень быстрый процесс, примерно сопоставимый со скоростью эволюции социальных институтов Homo Sapiens на догосударственной стадии развития. Если бы данный процесс начался, допустим, в плейстоцене, то потребовалось бы  несколько десятков тысяч лет, возможно, даже несколько сотен тысяч лет для того, чтобы он оказал какое-либо влияние на социальные когнитивные способности человека в ходе генетической коадаптации к окружающей среде под действием культурных институтов, выработанных групповым отбором. Другие эмпирически значимые разновидности культурного группового отбора пока еще не изучены, например, рост «имперских» сообществ за счет поглощения ими других систем. Этот вид культурной экспансии актуален даже для племенных сообществ, как, например, в известном случае покорения племенным союзом нуэр (Судан) соседнего племени динка.

 

Макроэволюционный параметр

Человеческие сообщества отличает высокий уровень кооперативности, координации совместных действий и разделения труда между индивидами, находящимися в состоянии репродуктивной конкуренции. Чем они резко отличаются от всех других известных высокосоциальных видов живых существ, у которых есть механизмы снижения конфликтности между особями-кооператорами до минимально возможного уровня. Например, рабочие особи у общественных насекомых не только являются близкими родственниками, но и стерильны (или почти стерильны). Уникальные адаптации предполагают уникальные же эволюционные процессы или условия. Эволюционный успех гоминид дает основания предположить, что у позвоночных отбор достаточно часто приводил к развитию кооперативных отношений высокого уровня. Таким образом, вполне допустимо, что необычайно важная роль социального научения у гоминид послужила в качестве пре-адаптивного механизма в процессе развития у них высокоорганизованных социальных структур совершенно особого рода.

Наиболее убедительной из альтернативных гипотез, предлагаемых учеными сегодня, это гипотеза социального интеллекта. Возможно, что развитие памяти, позволившее лучше запоминать различные ситуации социального взаимодействия, а также развитие интеллектуальных способностей позволило гоминидам «распространить» связи родственного и реципрокного типа на гораздо большие группы индивидов, чем это было возможно для видов с менее развитым интеллектом. Авторы данной статьи попытались подвергнуть один из вариантов этой гипотезы, а именно, идею Ричадра Александера о непрямой реципрокности (1987), проверке на логическую непротиворечивость, но результат был отрицательным (Воуd and Richerson, 1989). Другие версии гипотезы, возможно, и прошли бы тест, однако, как нам кажется, сначала необходимо решить две серьезных проблемы. Во-первых, представляется, что недоразвитый интеллект способен в ходе кооперации приводить лишь к отношениям с «нулевой суммой». Он в равной степени будет благоприятствовать и ловкому мошеннику, и бескорыстному труженику-созидателю. Во-вторых, реципрокность и родственные отношения по своей природе благоприятствуют малым группам. При отсутствии чего-то подобного, например, касте стерильных рабочих особей, в больших группах кооператоры будут противопоставлены кланам близких родственников, или малым группам индивидов, связанным отношениями реципрокности.  Малые группы характеризуются большей солидарностью, чем крупные, что  позволяет им лучше пользоваться любыми значительными плодами кооперации, и мешает большим эти плоды защищать.

 

Паттерны адаптации и дизадаптации

 

Согласно гипотезе группового культурного отбора, индивиды, объединенные в сообщество, имеют наибольшую склонность к кооперативному поведению. Данная модель подтверждается многочисленными фактами. Например, представленные Оттербейном (Otterbein, 1968) кросс-культурные данные о военных столкновениях дают основание предполагать, что социальные системы с сильными патрилинейными связями в более склонны к локальной кровной вражде, чем к широкомасштабным военным действиям. В предельном случае, когда передача культуры идёт почти исключительно по родственной линии, человеческие сообщества имеют тенденцию кооперироваться на уровне, не  превышающем уровень родственных групп, в которых идет кин-отбор. В тех социумах, где кровная вражда подавляется, а широкомасштабные войны являются обычным делом, как правило, существуют социальные институты, которые не совпадают с узкими родовыми патрилинейными группами; это, например, возрастные сообщества, воинские братства и т.д. В современных армиях, особенно в наиболее успешных из них, командование прикладывает огромные усилия для того, чтобы развить среди солдат солидарность "родоплеменного" типа.

Крупномасштабные социальные системы у людей по-прежнему очень несовершенны. Конфликты в них возникают по предсказуемым направлениям  (Бойд, Ричерсон, в печати). Индивидуумы в человеческом сообществе вынуждены самостоятельно заботиться о своей генетической приспособленности. Социальные группы, от сообществ соседей, до таких крупных единиц, как религиозные конфессии и национальные государства, требуют от каждого из нас лояльности. Нам представляется, что на основании существующих данных можно сделать следующий вывод: приспособление человека шло и идет путем длительной коэволюции с развитием традиций «родо-племенной» кооперации за счет механизма группового культурного отбора. Конфликты же возникают, прежде всего, потому, что никакие социальные институты «племенного» уровня не могут полностью решить проблему репродуктивного конфликта между индивидуумом и семейно-родовыми группами. Во вторую очередь, как правило, возникают конфликты между самими племенными сообществами. Развитие крупных социальных систем в течение последних 5000 лет не может в достаточной мере объясняться групповым отбором на уровне социальных институтов. Представляется более вероятным, что действие данного процесса ограничивается родоплеменными социальными инстинктами, и теми институциями, которые он напрямую поддерживает как «строительные блоки» более крупных формаций, что неизбежно приводило к  трениям и конфликтам. Эти самые «племенные» противоречия в современных обществах являются подтверждением того факта, что в плейстоцене шел длительный процесс культурного группового отбора на родо-племенном уровне социальной организации.

 

Биология веры

 

Преданность членов племени общим племенным целям выражена, как правило, достаточно интенсивно. Шалит в работе 1988 года провел социологический опрос солдат израильской армии, выясняя, чего они опасаются больше всего. 42% респондентов из офицерского и унтер-офицерского состава ответили, что больше всего они боятся огорчить своих родных и близких, и только 10% считали самым страшным собственную гибель. Из этих же респондентов 40% прежде всего боялись подвести товарищей, и только 21 % больше всего боялись погибнуть. Как в боеспособной армии, так и в благополучно развивающемся племени на уровне индивидуумов вырабатывается чувство лояльности групповым нормам, достаточное для того, чтобы обычные члены группы ставили следование этим нормам выше страха собственной биологической смерти. Те институциональные механизмы, с помощью которых крупные социальные системы (например национальное государство, даже небольшое) задействуют наши «племенные» социальные инстинкты, достаточно сложны. Эффективность армии, экономики и системы правосудия варьируется в очень широких пределах, в зависимости от страны и эпохи. Там, где социальные институты успешно задействуют наше врожденное чувство «племенной» солидарности, субъективная преданность «общим» целям достигает уровня приверженности целям личным или даже превышает его.

Представьте себе, что Вы проезжаете сербский блок-пост где-нибудь на Балканах. У Вас в кармане – большая сумма денег. Если Вам удастся убедить сербскую милицию, что Вы тоже серб, то, скорее всего, с Вас потребуют небольшую сумму в виде пошлины. Если же им покажется, что Вы – хорват, то почти наверняка деньги отберут, однако сохранят жизнь. Если же Вас примут за мусульманина, то и с деньгами, и с автомобилем придется распрощаться, а жизнь Ваша будет в очень серьезной опасности. Если же Вы – просто некий "иностранец", то судьбу Вашу предсказать сложно, и зависеть она будет от того, сможете ли Вы убедить милиционеров, что Вы – друг Сербии. Гораздо менее опасно оказаться болельщиком из Стэнфорда на студенческой попойке в Беркли накануне Большой Игры (Big Game), чем мусульманином на сербском блок-посту, однако, наверное, только отчаянные головы решаться проверить эту гипотезу на себе. Для антрополога нет совершенно никакой опасности в том, чтобы появиться на экономической конференции, однако даже в этом случае на него будут смотреть, как на презренного чужака. «Так какого ты роду-племени?» Вопрос до сих пор немаловажный…

 

Доклад был прочитан 11 марта 1999 г. на конференции по биологическим основам веры ( орг. Рэндольфом М.Нессе, Мичиганский у-т).