Поиск по сайту




Пишите нам: info@ethology.ru

Follow etholog on Twitter

Система Orphus

Новости
Библиотека
Видео
Разное
Кросс-культурный метод
Старые форумы
Рекомендуем
Не в тему

Все | Индивидуальное поведение | Общественное поведение | Общие теоретические основы этологии | Половое поведение


список статей


Гео-биосферная детерминация социальных процессов и конфликтов
В.К. Шабельников
Обсуждение [0]

Институт психологии им. Л.С. Выготского, РГГУ, Москва

 

1. Общество – часть природы. Ошибка марксизма

Формы мышления и сознания людей, традиции народов, экономические структуры и политические кризисы тесно вплетены в единое космобиосферное движение, являются внутренними частями общего биосферного цикла. Социально-психологические процессы у разных народов представляют собой форму приспособления их деятельности к конкретным условиям биосферы как целостной, самоорганизующейся и самоуравновешивающейся системы.

В европейской традиции мышления существует ошибочное представление, что человек вышел из биосферной регуляции и подчинен в своих поступках особым социально-экономическим зонам или силам своего разума, якобы уже не зависящим от напряжений биосферных циклов. Биосфера как будто противостоит обществу как внешний объект, который разрушается или сохраняется деятельностью людей. На самом деле человек не вышел и никогда не выйдет из единого движения биосферных циклов и как в глобальных политических процессах, так и в устройстве и физиологических процессах своего организма, а также и в поступках отдельных людей является лишь частью целостного социально-биосферного процесса, определяющего и организацию нашего разума, и логику экономических процессов.

Социально-политический процесс развертывается не в свободном пространстве, а в организованном поле физико-биологических напряжений биосферной структуры планеты. Процесс этот, гибкий и текучий, принимает формы согласования жизни людей со строением их жизненного поля, поля биосферы, определяющей своими напряжениями и скорость, и направление течения социально-политических процессов.

К. Маркс основательно проследил логику детерминации сознания со стороны производства и сумел представить развитие социальной системы как ее саморазвитие по логике внутренних противоречий. Целый ряд теоретических открытий марксизма в отношении саморазвития систем еще и сегодня требуют своего осмысления и открывают новые перспективы понимания системных законов. Но как европеец 19 века, Марке был настолько увлечен мощью развивающихся экономических процессов, что в своей теоретической схеме придал им статус первичных и независимых от природы в целом. Он поставил экономический «базис» на логическое место, которое в концепции Гегеля занимал «абсолютный дух», а у Николая Кузанского «Бог». Марксовский «базис» развивается независимо от определяющих его природных сил.

В марксизме не получил отражения важнейший момент вторичности любых социальных процессов по отношению к порождающей их космо-биосферной системе, определяющей развитие социальных и психических процессов в их глобальной направленности. Маркс оторвал общество вместе с его экономикой от детерминирующих его природно-космических сил (что присутствовало все же в концепции Гегеля), описал общество как замкнутую систему, потерявшую после отрыва от мировой природы свою внешнюю детерминацию, т.е. реальную материальную механику своего управления.

«Природа не терпит пустоты». На место исчезнувшей силы природы, управляющей общественными процессами, В.И. Ленин поставил управляющее «сознание революционера», придав ему (марксовской «надстройке»), статус «бога» - силы, якобы способной по своему желанию постро­ить и новую экономику, и новое сознание, и нужное общество. В этом отразились старые идеалы Просвещения, возникшие на смешении христи­анских представлений о подобии человека Богу и упрощенного понимания устройства мира и человека. Мир выглядел тогда как большая машина, ждущая своего умелого водителя. Для многих политиков он еще и сегодня выглядит так же.

 

2. Биосферное рассогласование как причина социальной агрессии

В чем же состоят общие механизмы детерминации сознания и поли­тики биосферой? Эти механизмы невидимы, так же как невидимы меха­низмы космической детерминации геологических и биосферных процессов. Ощущая их реальность, но не имея возможности видеть их и представить научно, люди отражали их в религиозных или же мистических фор­мах. Однако в исходных принципах они достаточно просты. Человеческое общество является естественным внутренним компонентом биосферы. Разрушение биосферных условий возрастающей активностью людей при­водит к нарушению привычных связей с природой, неуспеху традицион­ной деятельности социума, ухудшению условий жизни и разрушению обществ­енных связей. Часть людей остается за пределами успешной дея­тельности и погибает, а остальные выживают лишь за счет изменения привычных форм жизни и психологии. Таким образом, общественная система ­приспосабливается к новым условиям биосферы. В этом приспособ­лении возникают революции, войны, происходит глубокое изменение пси­хики людей.

Процесс перестройки общественной структуры сопровождается зна­чительным возрастанием агрессивности как всего общества, так и каждого его члена. Это обязательная и естественная реакция всякой системы на изменение или слом ее организации. Возникшие социальные формы обычно агрессивнее, активнее и подвижнее прежних, живших в более благоприятных условиях биосферы. Поэтому проникновение, экспансия чаще направлены от общественных групп, переживающих или уже переживших биосферный кризис, в более благополучные регионы. Распространение более агрессивного общества происходит не только путем войны, но и путем экономической или культурной экспансии. Сюда можно отнести распространение религий и философии (в частности, христианства, ислама или марксизма), стилей культуры и искусства, другие формы распространения общественной структуры на новые территории.

При изменении биосферной ситуации возникает рассогласование ее с социальными и психологическими структурами, сложившимися ранее как формы приспособления активности людей к прежней и уже ушедшей биосферной ситуации. При таком рассогласовании, прежде всего, возрастает агрессивность людей. Агрессивность развивается в двух формах. Первоначально развивается прямая или «внешняя» агрессивность. Эта агрессивность проявляется в конфликтах групп людей и ожесточении человека, направляется на захват новых жизненных зон внутри данной биосферной области или на войну за новые области и ресурсы. Таким образом, компенсируется разрушение жизненно важных природных условий. После успешного захвата более богатых условий жизни агрессивность может снизиться, и тогда качественного развития социальной системы не происходит.

Примером такого развития процесса являются войны Чингисхана. Началу чингисхановской агрессии предшествовало постепенное уничтожение пастбищ монгольским скотом. Окруженные в своих степях нагорьями и пустынями, монголы первоначально приспосабливались только к своему традиционному региону и вели борьбу за жизнь в этом ограниченном участке биосферы. Дефицит пастбищ породил войны между родами и груп­пами, постепенно все более поднимая агрессивность людей. В ходе войн возрастала степень военной организованности групп, но прежний ското­водческий образ жизни все дальше вел к ухудшению условий природы и грозил гибелью. В конце концов, степень «нагревания» привела к кипению общества. Все прежние мирные формы жизни и традиции были разруше­ны. Чингисхан организует выплеск агрессии за пределы сообщества, на внешние территории, что сразу же канализует высокую активность монголов и ведет к их объединению.

Движение монгольского войска проходит по территории народов, живших в гораздо более богатых и благоприятных условиях природы. Эти народы не были доведены биосферой ни до столь высокой степени агрес­ивности, ни до столь высокой организованности. Поэтому монгольское войско растекается по этим богатым регионам как по маслу, не встречая достаточного сопротивления. Растекаясь почти свободно, монгольское общество получало достаточные условия для выживания и господства на захваченных территориях. Это приводило к снижению степени активности и агрессивности этих групп. Затем постепенное снижение агрессивности, разложение жесткой структуры монголов на богатых биосферных терри­ториях привели к распаду этого сообщества, его ассимиляции с другими. В результате, мы можем явно отметить здесь лишь первую степень агрес­сивности этой системы и не обнаруживаем заметного скачка в самоорганизац­ии общества монголов.

В упрошенной схеме можно видеть, что все войны происходили вследствие нарушения баланса между активно развернувшимся сообществом и его пошатнувшимися биосферными условиями. Обеднение био­сферных ресурсов происходило в северном и южном Средиземноморье, что приводило к возрастанию агрессивности этих народов, к известным войнам и развитию этих регионов. Развертывание активности Древнего Рима и войны арабов начинались с разрушения ими своих участков био сферы и вели к захвату новых регионов.

 

3. Две формы или два уровня развития агрессивности

Во всех этих процессах неявно присутствует и вторая форма или стадия агрессивности. Она состоит в развитии агрессии против своего собственного сообщества, в перестройке внутренней структуры общества. Далее эта форма агрессии вырастает в реформу всей схемы жизни, приводит к новым более успешным способам овладения природой, к развитию экономики и промышленности. Важной стороной второй формы агрессивности является самоагрессия, агрессия на самого себя, что ведет к формированию внутренних психологических механизмов сдерживания прямого и жесткого выплеска сил, к развитию механизмов саморегуляции, перестройки своей позиции и способов деятельности. Укрепление психологического механизма самоагрессии стало необходимым условием общественного развития и выживания человечества в разрушающейся биосфере. Развитие промышленности опиралось на развертывание внутренней формы агрессивности. Вначале родовая и феодальная организация общества была основана на экстенсивном использовании биосферных условий. Труд на земле и военные захваты этой земли были естественной формой социального жизнеобеспечения. Однако в Англии, где «овцы съели страну», проблема осложнялась островным положением. Захват англичанами территорий в Африке и Азии начался после периода внутренних британских войн, что по механизму соответствовало развитию агрессии Чингисхана. Но британские вторжения на внешние территории требовали опоры на флот, а развитие флота требовало технического обеспечения. Перестройка общества с сельскохозяйственного на промышленное обеспечение становится необходимым условием успеха военных экспансий. Промышлен­ность же потребовала совсем иных форм взаимоотношений людей, друго­го типа мышления и другой социальной организации. А это привело к разрушению старой экономической и психологической структуры Британии. Агрессия была переключена на самоперестройку общества и поведения людей.

Разрушением ограниченных биосферных условий оплачен также вы­сокий уровень промышленных успехов современной Японии, основанный на высокой степени развития агрессии и самоагрессии. Выживание в обедневшем биосферном регионе потребовало становления жесточайших способов общественной организации, сложившихся еще в допромышленный­, военно-феодальный период хозяйства. Пройдя длительный период вначале внутренних, а затем внешних войн, японцы перешли к новым формам развертывания активности - промышленным. Но здесь они опирают­ся на трудолюбие, дисциплину и творческие способности, развивав­шиеся еще в предшествующий период жесткой борьбы и конкуренции.

Для жизни общества в период экстенсивного освоения биосферныx ниш была благоприятна внешняя форма агрессивности, а внутренняя форма ­агрессии на свое сообщество жестко подавлялась. Индивидуальная агрессивность человека при этом сдерживалась и накапливалась создани­ем высокой ценности структур власти, от семьи до государства, этикой уважения к старшим, религиозной верой и страхом нарушения запретов. Рост агрессии сопровождался ее направленностью на другие народы как на «врагов». Это придавало другим народам образ потенциальных захват­чиков, «готовых разрушить твой очаг и надругаться над всем дорогим». В случае обострения и ухудшения условий жизни образ врага особенно на­полняется гневом и ненавистью, принимая на себя ответственность за это ухудшение. В этом можно видеть одну из причин развития фашизма и национализма в кризисах современного общества. В более спокойные периоды образ врага смягчается, но не исчезает, оставаясь объектом насмешки в анекдотах и сказках. Этот образ нужен был обществу для воспитания дисциплины, объяснял необходимость подчинения человека государственной власти как защите от врагов.

Существует глубокое психологическое отличие представителей традиционного общества (а это практически все страны Африки и большинство стран Азии) от жителей стран современной цивилизации. При ухудшении условий жизни и деятельности, при неуспехе или ошибках человек традиционного общества не способен к критичной самоагрессии и адекватной перестройке своих способов жизни. Подобно тому, как ребенок бьет «ударивший» его стол, а работники некоторых японских фирм бьют куклу, изображающую их начальника, традиционный человек начинает искать именно внешних виновников своих неудач. Одним из проявлений этого выступают межнациональные конфликты и войны, обостряющиеся в периоды биосферно-экономических кризисов.

Образ врага использовался в политике при необходимости сплотить и  подчинить общество. Так, в течение десятилетий над СССР нависал образ страшного врага - империализма, что позволяло В.И. Ленину, И.В. Сталину и другим руководителям сплачивать общество в готовности к войне, а обществу позволяло принимать жесткие структуры власти и подчиняться  необходимости упорного монотонного труда. Когда в Иране после исламской революции обострилась борьба политических течений, то Хомейни традиционно решил проблему сплочения Ирана, создав образ стратегиче­ского американского врага и начав с ним «борьбу». Сегодня заметна роль Израиля в сплочении воинственных арабских народов и сдерживании межарабских конфликтов.

Однако распространение человечества на Земле и исчерпание свободных биосферных ресурсов поставило предел развитию по прежним схе­мам жизнедеятельности. Сегодня жесткие и негибкие общественные си­стемы с культом традиционных отношений становятся все менее жиз­неспособными. Их вынужденные столкновения за зоны существования превращают жизнь людей в постоянную губительную войну. В условиях же глобального контроля за планетой со стороны объединенного мирового сообщества традиционные системы обречены на бесперспективное крово­пролитное самоистязание, подобное африканскому, афгано-иракскому или кавказскому регионам. Реальным выходом из таких конфликтов становит­ся лишь формирование самоагрессии.

В густонаселенной и теряющей биосферные ресурсы Европе ранее других начался глубокий кризис - рождение качественно нового типа об­щества и человека. Изменение психологии человека, начавшееся в связи с распадом старых родовых систем, распространением христианства, а за­тем особенно явно проявившееся в период Ренессанса, представляет собой обязательный процесс перестройки сознания и подсознания, отделяющий воинственного и несамостоятельного человека прошлого от гибкого и предприимчивого человека будущего. Этот процесс, включающий в себя искусство, философию, религию и политическую борьбу в качестве своих обязательньих органов, и сегодня проходит по территориям биосферного кризиса. В течение 21 века он будет проходить по регионам воюющего сегодня исламского общества, охватит Индию и Китай, а затем и уставшую от войн 21 века Африку.

Можно охарактеризовать этот процесс как переход от общества с же­сткой и малоподвижной структурой к обществу с гибкой или «жидкой», подвижной структурой; от общества с однотипной консервативной устой­чивостью к обществу с органической устойчивостью основанной на быст­рых процессах самоуравновешивания, к обществу, принимающему любые структурные формы, соответствующие быстро меняющимся условиям биосферы и мирового хозяйства. Речь идет о возникновении общественной и психологической системы с безграничными возможностями самоперестройки и биосферно-экономической адаптации. Что-то подобное переходу от теплозависимых неуклюжих динозавров, с заданной генетической схемой поведения, к подвижным и быстрообучаемым млекопитающим.

Изменение психологии человека в этом глобальном переходе основано на развитии внутренней формы агрессии, т.е. самоагрессии. Этот тип агрессивности обеспечивает быструю переоценку и перестройку традиций и форм индивидуального поведения. Человек направляет агрессию на свои привычки и взгляды на мир, активно их разрушает и перестраивает. Предприимчивость и умение быстро вырабатывать новые, неожиданные способы действия основаны на развитии рефлексии человека, умении видеть себя со стороны, видеть механизмы своего поведения и критически их оценивать.

Христианство создало для развития самоагрессии довольно глубокую психологическую базу, культивируя такие обязательные способы самоанализа как «покаяние» и «исповедь». В течение поколений эти религиозные процедуры формировали у людей привычку к критическому видению своей психологии. Затем роль «зеркала души» стали играть литература и театр. В исламе процедура покаяния не развивалась как ежедневный тренинг психики. Это определялось тем, что ислам распространялся на жестких трудоемких биосферных территориях, где особенно важно было укреплять жесткие структуры семьи, общества и власти, подчиняя человека не его собственному анализу и самооценке, а традициям, дисциплине и борьбе с врагами и природой. В обществе традиционного типа люди должны строить свои действия в строгой зависимости от общественных схем и под влиянием мнения окружающих. Разрушение традиционных этно-родовых систем происходило в мягких и благоприятных биосферных регионах, привлекавших народы, подвергавшихся частым нашествиям, переживав­шим перенаселенность и разрушение первичных биосферных условий. В таких регионах происходило активное смешивание народов, сопровождавш­ееся противостоянием их этнических мифов и традиций, разрушени­ем жесткости первичных социальных структур.

 

4. Особенности кризиса агрессивности в разных регионах

Разрушение традиционных для народов условий биосферы и адапта­ция к новым видам деятельности требует от людей глубокой перестройки психического обеспечения деятельности. Главными компонентами этой перестройки становятся развитие агрессивности, с постепенным перехо­дом внешней формы агрессии в самоагрессию, формирование способности к критической рефлексии и самоорганизации, к индивидуальному плани­рованию и целеполаганию, способности действовать на основе собствен­ного квапифицированного понимания деятельности, а не мнения семьи, старших, группы.

Развитие же народов в сохранных биосферных регионах, с достаточ­ным количеством лесов и земель и с малой плотностью населения является причиной сохранения низкого уровня социальной активности людей и ранних форм ее организации, патриархальности, подчиненности людей внешнему управлению, инертности в вопросах общественной политики, низкого уровня развития агрессивности, сохраняющейся в основном в формах внешней агрессии. Можно говорить о психологическом детстве народов, живущих под управлением традиций и ждущих решения всех своих проблем от власти духов или богов.

В отличие от биосферно-сохранных территорий Африки или Индии, Россия не была изолирована горами, морями или пустынями от народов, живших в условиях гораздо большего разрушения биосферы, как в Европе, так и в Азии. Территория была в сфере активного влияния со стороны более агрессивных народов, с более развитыми формами психологии и социальной организации. Это влияние шло не столько в военных набегов, сколько в виде миграции отдельных групп людей и переноса на общественные системы России и близких ей народов форм идеологии, культуры, производства и структур власти, выработанных развитыми общественными системами более разрушенных биосферных регионов. Так в России заимствовались структуры княжеской и царской власти у рюриковичей, чингиситов, немцев, французов. Реформы Ивана IV, Петра I и Екатерины II создали над народом каркас внешней власти, возникшей не путем самоорганизации этого народа, а построенной по образцу европейских стран и опиравшейся на культуру и опыт мигрантов из этих стран. Так было с переносом христианства в Россию или с принятием ислама народами Средней Азии, Казахстана, Кавказа и др.

Под влиянием биосферных условий в России складывались два особых психологических качества русского народа, определившие в конце 19 - начале 20 веков отказ России от капиталистического пyти развития. Богатство природного региона позволяло сохранить аграрно-феодальный тип экономики, а также патриархальный быт и вытекающyю отсюда политическую наивность и пассивность народных масс, тягу людей к общинной жизни, где нет необходимости каждому индивидуадьно планировать и обеспечиеать логику своей деятельности. Для русских особенно характерно многовековое отчуждение народа от власти, в массе народа извечно оппозиционерское, анархическое отношение к власти, привычка жить под управлением «внешней» власти. Восприятие всякой власти как чужеродной, свойственное вообше христианскому сознанию, в России имело ха­рактер особо напряженного глубокого конфликта, навечно укоренившего­ся в традициях, сказках, подсознании народа. Можно сказать, что тради­ции революционного разрушения власти в России предписаны ее особым географическим положением.

В результате тысячелетнего приспособления к наслоившимся струк­турам власти, в психологии русских сложилось изначальное отчуждение от всякой власти, чувство психологической границы между руководителя­ми и подчиненными. В глубине народной психики живет ироническое, защитно-неуважительное отношение к власти и ее представителям.

Зарубежные наблюдатели удивляются феномену агрессивности всяко­го нового руководителя страны к старым руководителям. Как будто по­нятной кажется ленинская жестокость к прежнему аппарату власти: Рома­нову, Милюкову или Керенскому. Но далее следует уже уничтожение Ста­линым ленинского окружения, отвергание Хрущевым Сталина, а Хрущева Брежневым и Сусловым, дискредитация Брежнева Горбачевым, а Горбачев­а Ельциным. Только ли это конкуренция? В ситуации подсознательной оппозиционерской установки народа всякий руководитель может стать авторитетным лидером лишь в той мере, в какой он является оппозиционером - борцом с имеющейся или прошлой системой власти от имени народа, мстителем «за наши обиды». Любовь простого народа» автоматичес­ки обеспечивается всякому борцу оппозиционеру по степени смелости его высказываний против аппарата власти и, практически, независимо от реального содержания программ и конкретных действий.

Отчуждение себя от власти и оппозиционерская позиция народа свя­заны с его психологической детскостью - неумением и нежеланием брать на себя ответственность за организацию своей деятельности, жизни, за прошлое и будущее своего общества. Подобно тому, как ребенок подчиня­ется взрослому, ожидая от него решения проблем и обвиняя его в критических ситуациях, так ведет себя и мыслит основная масса людей в России и большинстве других бывших республик СССР. Именно неспособность быстро перейти к индивидуальной самоорганизации, анализу рынка и планированию, что требуется в условиях рыночной экономики, породила агрессию против капитализма в 1917 г. Идея коммунизма была заманчива как возможность восстановить прошлое общинное бытие, а социализм дал шанс развить необходимую промышленную опору жизни без глубокого психологического кризиса, необходимого для формирования новой психологии самоорганизующегося человека. Социализм был способом промышленного развития в условиях патриархально-семейной психологии людей, не выработавших способов самостоятельного планирования и организации своей деятельности.       

Территории Евразии, требовавшие жесткой социальной организации труда и борьбы, приняли в качестве религии не христианство, а ислам. В биосферно сочных и богатых лесах России ислам не получил широкого распространения именно из-за своего аскетизма, т.е. как система жесткого подчинения человека социальным структурам. Для природы же Казахстана или Таджикистана неприемлемы были некоторые идеи и принципы христианства, глубоко скептичного к власти и древним культам, подогревающего индивидуализм и стремление к равенству с любыми старшими и властными, к взлету «из грязи в князи» и даже к свержению власти. Идея подобия любого из нас Богу, как и образ самого Бога в виде бедного бродяги Иисуса, критикующего структуры власти, были опасны здесь тем, что провоцировали критичность и разрушение традиций и социальных струк­тур, обеспечивавших выживание этносов в борьбе с трудными условиями. На фоне множества реформ и революций христианских стран, страны ислама до нынешнего века сохраняли традиционные формы экономики, оберегали дефицитные условия жизни, культивировали ценности сильной власти и богатства. В критических биосферных зонах агрессия на структу­ры власти и традиции народа могла очень быстро привести к самоуничтожению этноса.

Распространение «советской власти» в мусульманских регионах стра­ны происходило принципиально иначе, чем в христианских, где марксизм выступил лишь научной рационализацией христианских ценностей. Толь­ко большое желание выдать желаемое за реальность породило те истори­ческие версии «народных революций» Востока, где организованные армии бедняков свергали власть «ненавистных баев». На самом деле трудоемкие биосферные условия, экономика семейно организованного труда и традиции ислама оберегали родовую структуру власти от военного и идеологи­ческого разрушения.

Наоборот, при необходимости перейти от разрушения к воссозданию органов власти и государства, прежние традиционные структуры приняли на себя и роль партии, и роль советов, и роль административного аппарата. Р­еальной опорой власти были не формально принятые законы, не официал­ьно вводимые должности и роли, а глубокие основы психологии людей, их искреннее уважение к традициям или родовая зависимость. Клас­сово-европейские критерии христианского сознания практически не были пригодны для анализа глубоко психологической природы и структуры отношений в исламском обществе. Поэтому неоднократные удары по тра­диционной структуре родовой власти со стороны европейских идеологов и политиков приходились «мимо цели», меняли лишь внешнюю форму власти, не затрагивая ее глубинных биосферно-психологических оснований. Не случайно даже сегодня казахское общество, в отличие от европейского, делится не на горизонтальные слои, классы или страты, а на пирамидаль­ные семейно-родовые структуры, внутри которых человек занимает свое место, получает поддержку и понимание, общается и функционирует.

Для многих исламских народов в ближайшие десятилетия неизбежно расширение глубокого кризиса, скачок в развитии культуры, глобальный переход от традиционно-патриархальной психологии к новой. Традиционный казах, узбек или чеченец сегодня тесно связаны родовыми узами с множеством близких им людей, без участия которых не протекает ни одно их действие. Эти узы являются настоящими «пуповинами», питающими и поддерживающими жизнь человека с детства до старости. В отличие от единственной пуповины, связывающей ребенка с матерью, таких родовых «пуповин» множество, и они оплетают каждого человека в течение всей его жизни, увязывая его мотивы, эмоции, сознание и активность с организованным полем обычаев и общественных потребностей.

Регионы планеты, принявшие ислам, были биосферной территорией, требовавшей жесткого и утомительного труда. Такой труд и непрерывная борьба за участки своей территории нуждались в суровой организации, в развитой системе подчинения человека роду и родовой власти. Вместе с тем, например, сухие степи Казахстана с их жестким климатом сдерживали рост населения, были малопривлекательны для захвата извне, давали простор для кочевья и самообеспечения. Поэтому казахи не пережили кризиса роста социальной агрессии, подобного тому, что когда-то произошло с монголами, выплеснувшими свою активность за пределы своей степи. История казахов, в отличие от истории Европы, включает больше периодов тяжелого труда и борьбы со стихией, чем борьбы с другими людьми за захват благодатных территорий. Такая история развивала способность к терпению и сложную культуру общения.

Подлинно драматический удар по традиционным структурам и формам жизни в Казахстане был нанесен лишь глобальной биосферной и экономической перекройкой в последние десятилетия. В результате обширно­го уничтожения степных пастбищ (бывших биосферной основой традици­онной деятельности), в результате развития в 20 веке городских, индуст­риально-промышленных форм хозяйства возникло противоречие между прежними традиционными обычаями и связями, с одной стороны, и рит­мом и напряжением новой экономической формации, с другой. Разные ритмы жизни, различные этики и психологии, связанные с разной органи­зацией действий, порождают большое напряжение в сознании и подсозна­нии людей. Это напряжение развертывается на всех уровнях общества. Для молодежи из аулов, не находящих для себя привлекательных профес­сий в традиционном хозяйстве, переезд в город представляется заманчи­вой перспективой реализации жизненных притязаний. Однако миграция в город порождает для них почти шоковое перенапряжение отрыва от при­вычной социальной и природной среды, с кровоточащим разрывом питательных «пуповин». Поэтому они усиленно ищут в городе какое-то подо­бие жестких структур и тесных связей, внутри которых каждый чувствовал бы себя так же защищенно, как в семье. Город же в целом, с чужой и непонят­ной культурой, выступает той враждебной средой, против которой направляется агрессия.

В такой напряженной среде закономерно происходит организация групп с выделением лидеров, наиболее решительно отрицающих все «чу­жеродные» ценности и противопоставляющих им ценности братства и национального своеобразия. Это дает основание взаимодействию полити­ческой активности молодежных движений и националистически ориенти­рованных деятелей культуры, выступающих носителями именно традиционных национальных ценностей. В развитии предпринимательства такая психологическая ситуация способствует формированию тесных групп семейно-мафиозного типа, поскольку большая часть населения не склонна к индивидуальной организации деятельности, а стремится включиться в квази-семейные группировки. На смену традиционно-общинному способу жизни приходит не индивидуалистический капитализм западного типа, а клановo-мафиозный тип организации общества.

 

5. Глубина и перспектива кризиса человечества

Глубину психологического кризиса, переживаемого человеком при переходе к рыночным отношениям, можно сравнить с кризисом, который миллионы лет назад превратил нашего животного предка в «человека разумного». Не только глубина изменения психологии, но и сами механизмы кризисов почти одинаковы. И в том, и в другом случае мы имеем факт уничтожения привычных биосферных условий. Всякое животное имеет систему инстинктов, действий и органов, точно приспособленных к определенной биосферной «экологической нише». Можно сказать, что и структуры действий, и структуры организмов являются «зеркалом», отражением биосферной ситуации. Рассогласования между схемами действий и колебаниями ситуаций уравновешиваются с помощью психических процессов, которые меняют действия, подгоняя их под логику ситуаций. Это основной закон формирования психики. Поэтому психика как система согласования движений с биосферными ситуациями сама оказывается отражением этих ситуаций.

Предок человека был выбит «эпохой оледенения» из той самой биосферной ситуации, к которой были приспособлены все его органы и действия. Это похоже на те частичные потери жизненных условий, которые переживают этносы в современном кризисе. Потеря своей «экологической ниши» обычно оборачивается для животного вида его гибелью. Предок человека в ходе массовой гибели сородичей смог выработать новые способности психики, сломав при этом жесткие схемы прежних инстинктивных реакций, приводивших его к гибели. Он научился перестраивать схе­мы действий с учетом изменяющихся условий жизни, сдерживая инстинк­тивные порывы и регулируя их на основе воли, мышления и сознания. Он научился выдвигать цели и изменять их по ситуации, чего не было у жи­вотных. Чем резче и чаще меняются ситуации, тем активнее идет к ним приспособление, тем сильнее развертываются способности психики человека. Наше сознание развито настолько широко и глубоко, насколько глу­боки и значительны колебания окружающих нас ситуаций.

Второй кризис, разрушающий узкие «национально-биосферные ниши» ­этносов и национально-специфические формы жизни, столетия назад начался в Европе и все активнее захватывает современное человечество. В ходе этого кризиса у людей происходит еще один этап обобщения схем их деятельности, позволяющий им мигрировать без навязывания своей на­ционально-специфической культуры и жить свободно, в разных национальных и интернациональных системах, распространяясь по планете без войны. Однако начало кризиса все же связано с усилением внешней агрессии и войнами.

Для большинства стран Евразии и Африки кризис разрушения «экологических ниш» только вступает в свою основную фазу. Это неиз­бежно приводит к возрастанию агрессивности народов, теряющих устойчивую биосферную основу деятельности, почву своих обычаев и душевных ­привычек. Промышленное преобразование природной среды в Индии или в Африке подрывает биосферную базу миролюбия и открытости, ты­сячелетиями характерных для этих народов, обеспечивает рост их агрес­ности,распространение в этих регионах более агрессивных идеологий, рост межнациональных и региональных конфликтов. Этим народам предстоит пройти трудный путь преобразования внешней формы агрессивно­сти в самоагрессию, что невозможно без развития необходимых социаль­ных институтов и психологических механизмов саморегуляции и «сублимации» агрессии.

Особым бастионом «жесткого» сообщества выступает исламский регион. Возросшая в конце 20-го столетия военная агрессивность исламского общества является защитной реакцией самоорганизации региона перед угрозой «размывания» его традиционных культур. Прошедшая через кризис Ренессанса и Реставрации, «жидкая» форма европейско-христианского сообщества является, при всей мягкости ее границ, агрессивной средой, своеобразной «информационной кислотой» современного социо-планетарного процесса. Проникновение этой «кислотной» культуры в твердые структуры исламских стран происходит чаще без войн и политического треска. Но опасность размывания жестких структур традиционной власти ощущается этими структурами достаточно болезненно, что и заставляет их время от времени реагировать запоздалыми военными акциями.

Тяжелые испытания предстоят не только для исламского мира, защищающего свои региональные айсберги в теплых водах мирового океана, но и для других регионов с жесткой структурой общества. Неизбежное нарушение устойчивости китайского общества по причине роста его населения, изменения биосферного баланса, а также проникновения в Китай новых схем жизни, деятельности и сознания может стать фактом глубочайшего потрясения всего человечества в начале 21 столетия. Сегодня волны «таяния» этно-социальных систем все теснее приближаются к Ки­таю, охватывая его кольцом воюющих и демократизирующихся народов.



2007:08:21
Обсуждение [0]