Пишите нам: info@ethology.ru

Нет никаких сомнений в том, что многие элементарные формы социальной жизни имеют глубокие биологические корни. Аналоги родительской семьи, супружества, дружбы, взаимовыгодных коалиций, иерархических структур в животном мире настолько напоминают соответствующие социальные конфигурации человеческого сообщества, что здесь допустимо вести речь об эволюционных праформах социальной жизни человека.

Однако доказать, что социальный порядок существует в животном сообществе, - наиболее легкая часть задачи. Гораздо сложнее выяснить, что делает его необходимым, какие субъективные или объективные потребности вызывают к жизни феномен совместного существования.

При попытках объяснения этого феномена современная наука использует два альтернативных подхода. Согласно первому, в рамках которого социальность рассматривается как эволюционный ответ на биологические потребности, она возникла потому, что выгодна, то есть дает преимущества в адаптации и выживании. В русле данной традиции работают этология, социобиология и социология. Второй подход трактует социальность как ответ на некие универсальные (исходные) системные требования. При этом вопрос о биологических преимуществах социальных форм жизни не принципиален: они (преимущества) могут существовать, а могут и не существовать, будучи, по сути, эпифеноменом (побочным явлением) системы. Говорить об эволюционном происхождении социальности здесь неуместно.

Биологи обычно разделяют социальные и одиночные (территориальные) виды животных. Означает ли это, что социальность - не универсальная, а видотипическая характеристика?

Современная наука дает на этот вопрос однозначно отрицательный ответ. Строго говоря, не общественных животных (абсолютных "одиночек") в природе не существует.

Исследователи выдвигают три рода аргументов, которые не позволяют "отказывать" в социальности животным-одиночкам. В изложении Ю.М. Плюснина они сводятся к соображениям этологического, экологического и логического порядка. Первые заключаются в том, что

"поведение животного, по определению, есть взаимодействие, причем в значительной своей части с ближайшими сородичами. Какой бы аспект активности особи мы ни взяли - репродуктивное, кормовое или защитное поведение, - все они предполагают соучастие одной, нескольких или многих особей..." [1, с. 107].

Экологические соображения обращают внимание на наличие популяционных отношений. Действительно, любое живое существо, как бы оно ни сторонилось своих сородичей, существует не само по себе, но в определенной пространственно-временной популяционной структуре. Эта структура организована не случайным образом: в ее основе лежат этолого-демографические механизмы, обеспечивающие оптимальное "соседство" животных.

Наконец, весьма убедительно звучат и доводы, почерпнутые из области зоосемантики. Любой вид вырабатывает свои способы общения (в широком смысле - обмена информацией). Видотипические коммуникационные сигналы, понятные любому представителю данного вида, уже заставляют рассматривать его как социальное существо, а не как особь, которая "гуляет сама по себе".

Социальность в широком смысле слова можно определить как объективную принадлежность к некоему групповому целому (популяции) и способность контактировать с представителями этого группового целого. В норме социальность такого рода предполагает эпизодическое (ситуационное) осуществление подобных контактов.

Социальность в узком смысле - это принадлежность к конкретной группе и жизнедеятельность в ее границах. Уместно выделить еще "истинную" ("реализованную") социальность, которая встречается в индивидуализированных сообществах, - реальные персонально-групповые взаимодействия. Именно эта разновидность социальности демонстрирует богатый диапазон групповых отношений, и именно она заставляет исследователей искать оптимальные классификационные и эволюционные схемы для ее описания. На приведенной ниже схеме представлена этологическая классификация социальных форм жизни, разделяющая животных на социальные и территориальные (одиночные) виды. Как уже отмечалось, такое деление достаточно условно.

Следующим шагом принятой в биологии классификации социальных форм жизни является разграничение агрегаций (скоплений) и сообществ животных.

Агрегации - это "объединения животных, которые формируются под действием какого-то физического фактора среды (пищи, температуры и т.п.). Примером агрегации могут служить стайки головастиков в прогретых солнцем местах водоема" [2, с. 98].

В качестве человеческого примера (но, безусловно, не аналога) агрегации можно назвать толпу. Конечно, в данном случае корректно говорить только о контактных видах людских объединений. Стоит, однако, обратить внимание на то, что рассеянная публика, являющая собой чисто духовную общность, возникает в человеческой истории сравнительно поздно. Г. Тард связывал формирование подобной рассредоточенной общности с появлением газет как средства массовой коммуникации нового времени.

Более сложным, интересным и дифференцированным способом организации социальной жизни является сообщество. Оно являет собой "тип внутрипопуляционных отношений, при котором особи образуют стабильные группировки, занимающие и защищающие определенную территорию. Они поддерживают постоянный обмен информацией, находятся в некоторых относительно постоянных отношениях и скрещиваются преимущественно друг с другом... Это более мелкая, чем популяция, группа особей данного вида, которую иногда называют микропопуляцией" [2, с. 95].

Заметим, что термин "популяция" имеет в биологии несколько различающихся смысловых оттенков, зависящих от предметно-тематической области его использования (генетика, систематика, этология, экология). В этологии, наряду с популяцией в "широком смысле", обозначенном выше, выделяют "контактные микропопуляции", члены которых находятся в реальном и достаточно тесном взаимодействии. Эти контактные микропопуляции называются по-разному: локальные популяции, демы, парцеллы; мы, вслед за авторами учебника "Основы этологии и генетики поведения" [2], будем придерживаться термина "сообщество". В отличие от преимущественно географических критериев выделения "широкой" популяции, в анализе микропопуляций этологи акцентируют момент самоорганизации. "Здесь общность особей ("популяция") оказывается в той или иной степени изолированной от других подобных ей общностей не только и не столько какими-либо внешними преградами, сколько специфическими внутренними интегрирующими механизмами" [3, с. 10].

Сообщества бывают анонимными и персонифицированными. Признаки анонимных сообществ:

• члены сообществ не знают друг друга персонально;

• вследствие этого здесь отсутствует какая бы то ни было структура взаимоотношений, выражающаяся в иерархии, ролевых позициях, наличии группировок;

• в целом подобные виды сообществ характерны для более примитивных видов животных.

Анонимная стая, пишет Конрад Лоренц, - это

"самая частая и, несомненно, самая примитивная форма сообщества, которая обнаруживается уже у многих беспозвоночных, например, у каракатиц и у насекомых... Самая первая форма «сообщества» в самом широком смысле слова - это анонимное скопление, типичный пример которого дают рыбы в Мировом океане. Внутри такого скопления нет ничего похожего на структуру, никаких вожаков и никаких ведомых, лишь громадная масса одинаковых элементов. Разумеется, они взаимно влияют друг на друга; разумеется, существуют какие-то простейшие формы «взаимопонимания» между особями, составляющими скопление. Когда одна из них замечает опасность и спасается бегством, все остальные, кто может заметить его страх, заражаются этим настроением. Насколько широко распространится такая паника в крупном косяке, окажется ли она в состоянии побудить весь косяк к повороту и бегству - это чисто количественный вопрос; ответ зависит от того, сколько особей испугалось и обратилось в бегство и насколько интенсивной была их реакция..." [4, с. 156; 160].

Анонимные сообщества бывают открытыми и закрытыми. Первые допускают присоединение к сообществу посторонних членов, вторые проявляют по отношению к "чужакам" агрессивность.

Пример анонимного сообщества - крысиная стая или, как называет ее Лоренц, крысиный клан. Лоренц рисует поистине жуткую картину взаимоотношений между кланами и характеризует крысиные нормы внутривидовой агрессии как эволюционно тупиковые [4, с. 167-173].

Что касается индивидуализированных (персонифицированных) сообществ, то в их основе лежит персональное узнавание членов сообщества: "...настоящее группообразование имеет предпосылкой способность отдельных животных избирательно реагировать на индивидуальность данного конкретного члена группы" [4, с. 173].

Благодаря личным контактам формируются достаточно разнообразные социальные подструктуры, в компактном виде представленные в табл. 1.

Следующая табл. 2 предваряет анализ параллелизма природных и культурных форм взаимодействий.

Рассмотрим основные формы, в которых реализуются "персональные" взаимоотношения животных. При этом необходимо сразу же оговориться по поводу первых двух типов - отношений между матерью (родителями) и потомством и брачно-сексуальных отношений. На первый взгляд, их нельзя назвать социальными: казалось бы, они "чисто биологичны" и присущи в том .числе и тем животным, которые ведут одиночный образ жизни. Тем не менее у многих животных, особенно высших, эти отношения настолько биологически "избыточны", что не могут быть рассмотрены только с точки зрения реализации репродуктивной функции. К тому же отношения между двумя особями уже есть элементарная структура, "атом социальности".

Брачно-сексуальные отношения. Корректно ли в отношении животных употреблять слово "брак"? Даже если такая терминология кажется неуместной, в любом случае необходимо различать чисто физические и более или менее устойчивые межындивидуальные контакты, основанные на репродуктивной функции.

Поразительно, но в животном мире существуют не только "браки", но и "помолвки". Это установлено, по крайней мере, для птиц, в частности галок. Лоренц в книге "Кольцо царя Соломона" рассказывает удивительные истории об организации их семейной жизни.

"У тех немногих птиц, брачные узы которых достаточно длительны и чье поведение в этом плане исследовано чрезвычайно детально, помолвка отделена от момента физической близости весьма длительным периодом времени... Галки, как и дикие гуси, заключают помолвки весной, на следующий год после своего рождения; у обоих этих видов половая зрелость достигается лишь двенадцать месяцев спустя. Таким образом, обычное время помолвки равняется целому году..." [5, с. 343-345].

Взаимоотношения "мать-детеныш" чрезвычайно важны для животных, причем не только с точки зрения физического выживания потомства. Как и в человеческом мире, семья у животных - это "ячейка общества", вокруг которой структурируются другие типы социальных взаимоотношений. Так же, как и у людей *, родительская семья обеспечивает важнейшую функцию социализации детеныша, усвоения им норм и правил звериного сообщества.

* Говоря "так же, как у людей", мы имеем в виду механизм, эволюционно сформировавшиеся принципы, лежащие в основе того или иного процесса. Содержание же последнего в животном и человеческом мире имеет, безусловно, качественные отличия, не допускающие прямых сопоставлений.

Процесс социализации особи включает большое количество аспектов; важнейшим из них является социальная игра. По мнению этологов, играм принадлежит существенная роль в становлении социального поведения, особенно у животных, обладающих сложными формами взаимоотношений.

Первый опыт социальной игры детеныши, как и человеческие дети, получают от матери. Игры матерей с детенышами характерны в той или иной степени для хищных млекопитающих, "но особенно развиты и выражены у человекообразных обезьян: мать играет с детенышем с первых же месяцев жизни и до окончания подросткового периода" [2, с. 118].

В человеческом сообществе игра матери с ребенком имеет огромное адаптивное значение для физического, психологического и социального становления личности ребенка. Такие игры, - утверждает Роберт Хайнд, - "...демонстрируют значительное культурное разнообразие, но предрасположенность играть в подобные игры является определенно панкультурной" [6, р. 115]. Во всяком случае, они неоднократно фиксировались антропологами, а утрата их традиционного значения в современном обществе лишь свидетельствует о том, что "...варианты взаимоотношений мать-ребенок... обычные в западных культурах, не отвечают биологическим требованиям матери и ребенка. .." [6, р. 115]

Особенно важное значение материнская опека имеет в жизни высших приматов и прежде всего шимпанзе.

"У всех приматов возраст, индивидуальность и иерархический ранг матери накладывают неизгладимый отпечаток на некоторые стороны процесса социализации детеныша. Для подрастающего шимпанзе большое значение имеет еще и социальность или асоциальность его матери, а также его собственное положение в семье..." [7, с. 187].

Характерной и "чисто человеческой" особенностью жизни шимпанзе является сохранение семейной привязанности за пределами биологически насущного периода. Вот что пишет Дж. Гудолл:

"У шимпанзе, как и у человека, период эмоциональной зависимости от матери значительно дольше периода детства. Разлученный с матерью не только в младенческом, но и в детском и даже раннем подростковом возрасте, шимпанзе будет проявлять беспокойное поисковое поведение, сопровождающееся хныканьем, а подчас и плачем. Да и в более позднем возрасте шимпанзе, который часто намеренно покидает свою мать, может обеспокоиться, если потеряет ее случайно. Иногда совсем уже взрослые самки, имеющие собственных детенышей, целыми часами ищут свою мать, время от времени принимаясь хныкать" [7, с. 218-219].

Семейные связи, хотя и не в столь отчетливо выраженной форме, сохраняются, видимо, и у других животных. Так, Лоренц утверждает, что у серых гусей они со временем "ослабляются, но никогда не рвутся совсем". "Дикие гуси, нормальным образом выращенные их собственными родителями, сделавшись одинокими, могут вернуться к родителям или к братьям и сестрам, с которыми они перед тем уже не поддерживали каких-либо заметных отношений, но... сохраняли латентную привязанность к ним" [4, с. 189, 199].

"Тетушки" (помощники) - обычно родственницы или очень близкие знакомые самок; часто это бывают их взрослые дети из предыдущих выводков. Помощники входят в состав семьи, помогая в выкармливании потомства; при этом сами они не участвуют в размножении.

Изучая смысл и функции этого "социального института", некоторые исследователи настаивают на его безусловной пользе для выживания потомства, другие высказывают на сей счет обоснованные сомнения:

"...подробный анализ фактического материала по выживаемости птенцов в семьях с помощниками и без них, а также анализ роли ряда экологических факторов, проведенный на видах, у которых встречаются "помощники", не позволяет однозначно утверждать, что они положительно влияют на совокупную приспособленность" [2, с. 191].

По предположению Е.Н. Панова и ряда других авторов, молодая самка или самец принимают роль "тетушки" или помощника в том случае, когда не могут реализовать свой собственный репродуктивный потенциал [3, с. 73; 312].

"Детские ясли". Впервые были выявлены у колониальных птиц (в частности, у гаг) и описаны одновременно с птичьими "клубами" в 50-х годах XX столетия. Впоследствии обнаружилось, что эта форма очень распространена в животном мире, в том числе и среди млекопитающих, особенно у копытных.

"Детские ясли" у птиц - это объединения двух-трех выводков птенцов под контролем одной или нескольких матерей с участием молодых самок, еще не имеющих своего потомства ("тетушек"). Иногда в роли помощников выступают и самцы, но это случается реже.

Точно так же характеризуют эту подструктуру и исследователи приматов: у шимпанзе "«ясельная группа» - две или большее число семейных групп, к которым иногда присоединяются не состоящие с ними в родстве бездетные самки" [7, с. 169].

Смысл "детских яслей", казалось бы, ясен: совместная защита потомства от хищников. Именно очевидная целесообразность данного социального феномена долгое время вводила исследователей в заблуждение. Более тщательное и беспристрастное изучение "яслей" показало, что последние не имеют бесспорных преимуществ по сравнению с "одиночным воспитанием". Так что вопрос о функционально-адаптационном смысле этой социальной формы остается открытым.

Отсутствие (или ограниченное присутствие) в жизни современного человека таких форм совместного выращивания потомства, как институт "помощничества" или "детские ясли", не является основанием для того, чтобы полностью исключить эти структуры из этологического репертуара Homo sapiens. К сожалению, мы не располагаем материалами специальных этнографических исследований, однако можно предположить, что "гемайншафтные" отношения гораздо полнее воспроизводят природные прообразы социальности.

"Площадки молодняка" - места скопления молодых животных.

"Школы". У серебристых и сизых чаек, например, "школы" представляют собой "группы в 10-30 молодых птиц в сопровождении 2-5 взрослых" [1, с. 146]. Здесь подросшие птенцы учатся летать под присмотром взрослых птиц.

Асимметричные взаимодействия по типу "поклонения". Эту очень интересную и по-человечески понятную форму взаимоотношений у шимпанзе описала Дж. Гудолл:

"Молодой самец наблюдает за взрослым животным, подражает ему, иногда занимается его обыскиванием, а тот проявляет к подростку большую терпимость. Нередко взрослый самец оказывает молодому поддержку в его взаимодействиях с другими шимпанзе" [7, с. 191].

"Банды" молодых самцов (или группировки молодых самок).

"«Банды» - автономные по отношению к другим структурам сообщества устойчивые скопления молодых его членов, которые существуют на протяжении длительного времени (как правило, до половой зрелости). «Банды» достаточно отчетливо дифференцированы по возрасту и особенно по полу... Однополый... состав «банды» есть результат активного предпочтения сверстника своего пола, ярче выраженного у самцов. Возможно, что основы индивидуальных предпочтений закладываются в «детских яслях» и «школах»...",

- так описывает эту структуру Ю.М. Плюснин, наблюдавший ее у колониальных птиц [1, с. 147].

Дружеские группировки, или альянсы - "устойчивые продолжительные персонифицированные связи на дружеской основе двух-трех взрослых животных одного пола (редко - разного пола, но при этом связи не носят сексуального характера)" [1, с. 183]. Эти отношения в своей сущности могут быть поняты именно как дружба. Они широко распространены в животном мире, причем у совершенно разных видов - птиц, обезьян, грызунов, дельфинов. Альянсы дельфинов, например, состоят из двух-трех самцов и представляют собой стабильную группу, которая сохраняется в течение десятков лет [8, с. 106-107].

Этологическая "примета" дружеских отношений - постоянное совместное пребывание особей. Этология рассматривает пространственную близость как один из наиболее важных и наиболее постоянных параметров (критериев) дружеских отношений. Так, Лоренц, скрупулезно изучавший дружеские группировки гусей, считает, что именно совместное пребывание "является объективным признаком дружбы" [4, с. 167].

Фактор "пространственного размещения" отношений имеет, по всей видимости, принципиальное значение и в анализе человеческой дружбы. Пространственные отношения - одна из исходных, изначальных (ресурсных) предпосылок социальности. У специалистов "...не вызывает сомнений наличие связи между организацией пространства и поведением людей, в том числе такими его явно социальными аспектами, как общение, дружеские связи и т.д. ... Родился даже специальный термин «архитектурный детерминизм», пределы которого интенсивно обсуждаются..." [9, с. 24].

В этот эколого-этологический контекст хорошо вписывается феномен размывания дружеских отношений, которые заменяются "приятельством по телефону". Действительно, дружба как социальная форма теряет свой важнейший этологический фундамент, свою пространственную "несущую конструкцию".

В мире высших животных и, в частности, среди шимпанзе, взаимоотношения которых вообще очень сложны и многогранны, исследователи наблюдали своеобразные формы дружбы, при которых "животные практически никогда не занимались взаимным обыскиванием, не играли друг с другом и нечасто вступали в физический контакт; между тем они редко расходились на расстояние больше девяти метров, а в драках приходили друг другу на помощь" [7, с. 192].

Возможно, такие взаимоотношения можно было бы классифицировать как нечто среднее между дружбой (которая, по-видимому, все же должна включать сильный эмоциональный компонент) и коалицией, о которой пойдет речь ниже.

Безусловно, судить о психологической основе дружбы, особенно между животными, крайне грудно. И все же этологи склоняются именно к эмоциональной, "человеческой" подоплеке дружеских отношений. "Они не обусловлены никакими иными причинами, кроме взаимной эмпатии, основу для которой составляют родство или (и) знакомство..." [1, с. 156].

Как правило, альянсы устанавливаются между индивидами, выросшими вместе (при этом не обязательно они должны быть родственниками), и нередко превращаются в дружбу на всю жизнь.

Поистине удивительно, что преданная дружба между животными приобретает подчас драматические формы. К числу наиболее ярких наблюдений подобных взаимоотношений принадлежат свидетельства Лоренца. В течение многих лет изучая повадки серых гусей, он выявил феномен дружбы между гусями, этологической основой которой является ритуал триумфального крика. Разрыв такого союза действует на партнеров чрезвычайно угнетающе.

"Первая реакция серого гуся на исчезновение партнера состоит в том, что он изо всех сил старается того отыскать. Он беспрерывно, буквально день и ночь, издает трехсложный дальний зов, торопливо и взволнованно обегает привычные места, в которых обычно бывал вместе с пропавшим, и все больше расширяет радиус своих поисков, облетая большие пространства с непрерывным призывным криком. С утратой партнера тотчас же пропадает всякая готовность к борьбе, осиротевший гусь вообще перестает защищаться от нападений собратьев по виду, убегает от более молодых и слабых; а поскольку о его состоянии быстро «начинаются толки» в колонии, он сразу оказывается на самой низшей ступени рангового порядка. Порог всех раздражений, вызывающих бегство, значительно понижается, птица проявляет крайнюю трусость не только по отношению к собратьям по виду, она пугается всех раздражений, исходящих от внешнего мира... Гусь, бывший до этого ручным, может начать бояться людей, как неприрученный" [4, с. 199].

Еще более удивительны случаи, когда между "старыми друзьями" происходит разрыв отношений.

"...В дальнейшем эти гусаки намеренно избегают друг друга... Если они случайно, не заметив друг друга вовремя или благодаря нашему вмешательству, предпринятому ради эксперимента, оказываются рядом, то демонстрируют, пожалуй, самое достопримечательное поведение, какое мне приходилось видеть у животных; трудно решиться описать его, ибо это навлекает подозрение в беспредельном очеловечении: гусаки смущаются! Они не могут видеть друг друга, не могут друг на друга смотреть. Их взгляды беспокойно блуждают вокруг, колдовски притягиваясь к объекту любви и ненависти, и отскакивают, как отдергивается палец от раскаленного металла; вдобавок они все время производят замещающие движения: оправляют оперение, трясут клювом нечто несуществующее и т.п." [4, с. 203].

Здесь трудно не вспомнить, что ссора между близкими людьми переживается гораздо болезненнее, чем обычными социальными партнерами, более того, в силу особого эмоционального накала она подчас бывает непоправимой. М. Бутовская и А. Козинцев, которые специально изучали процессы дружбы, ссор и примирений в детских коллективах, отмечают:

"Вопреки расхожему мнению, близкие друзья менее склонны к примирению, чем просто знакомые или те, кто редко поддерживает друг с другом регулярные дружественные контакты" [10].

Конечно, и содержание дружеских взаимодействий, и эмоции, которые испытывают их участники, и социальный контекст, в котором разворачивается дружба, - все это в человеческом мире имеет глубокое и качественное своеобразие, требующее не только этологического, но и специального социокультурного анализа. Однако гипотеза об общности исходного, эволюционно сформировавшегося этологического механизма, направляющего подобные взаимодействия в их самых грубых, изначальных основах, выглядит достаточно корректной и убедительной.

Этологические аспекты дружеских взаимоотношений между людьми. В "Социологическом словаре" в статье "Дружба" констатируется: "Дружба предположительно обладает большим значением, однако исследована она в крайне незначительной степени..." [11, с. 81].

Утверждая, что "дружба фактически давно уже является предметом изучения многих общественных и гуманитарных наук" [12, с. 48], И.С. Кон в то же время признает, что "дружба как предмет серьезного научного исследования сразу же вызывает скептическое отношение" [12, с. 5-6]. Ученый вспоминает, как на первом Всесоюзном симпозиуме по проблемам общения (1970) после его доклада, в котором предлагалась программа междисциплинарного изучения дружбы, кто-то прислал ему записку: "Жалко, что Вы так рано отходите от настоящей науки" [12, с. 6]. Кон отмечает также, что современные исследования фокусируются на детско-юношеской дружбе, тогда как "исследований дружбы взрослых крайне мало" [12, с. 242].

Трудно объяснить, почему так произошло. Возможно, дело в том, что дружба, по сравнению с семьей или функциональной (трудовой, учебной) группой, не имеет ярко выраженного социального значения и потому представляется исследователям не заслуживающей серьезного анализа.

Между тем даже простые житейские наблюдения свидетельствуют, что дружба является важнейшей формой социализации ребенка. Стоит прислушаться и к мнению тех этологов, которые считают, что дружба - это вообще самая важная "несущая конструкция" социальных отношений.

Возможно, именно с этологической точки зрения может быть понят тот факт, что "настоящая дружба" более характеризует отношения мужчин, нежели женщин. Конечно, это утверждение заслуживает тщательной перепроверки, и тем не менее оно основано не на пустом месте.

Начиная с античности, пишет Кон, философы и "просто люди" считали дружбу "преимущественно мужской добродетелью" [12, с. 259]. М. Монтень полагал, что "обычный уровень женщин отнюдь не таков, чтобы они были способны поддерживать ту духовную близость и единение, которым питается этот возвышенный союз..." [13, с. 240].

Вместе с тем, как справедливо замечает Кон, современная наука требует всесторонней проверки подобных заключений

"по нескольким критериям: насколько тесно связано данное социальное поведение с биологическими признаками пола; обнаруживается ли данный тип поведения у младенцев и маленьких детей до начала их форсированной половой социализации или в связи с процессами полового созревания; наблюдается ли аналогичное поведение в разных человеческих обществах, культурах; отмечено ли оно у других биологических видов, генетически близких к человеку..." [12, с. 261].

Как бы то ни было, но многочисленные систематические наблюдения свидетельствуют, что дружба в животном мире - это форма взаимоотношений преимущественно между самцами, но не самками *.

* Эта общая тенденция не исключает, конечно, отступлений от нее. Так, для сообществ шимпанзе характерна дружба между матерью и ее повзрослевшими детьми. Дж. Гудолл отмечает, что подобные взаимоотношения особенно ярко проявляются между матерями и их взрослыми дочерьми; отношения этого типа являются самыми прочными из тех, что складываются между взрослыми животными. Кроме того, специфические условия существования шимпанзе в неволе приводят к возникновению нетипичного для дикой природы феномена женской дружбы [7, с. 190; 597].

Одна из гипотез, объясняющих данный феномен, - это интерпретация мужской дружбы как важнейшего фактора социального единства, сплочения коллектива. Нельзя сбрасывать со счетов и влияние таких факторов, как войны, необходимость защиты своего окружения, поддержание мира с соседями.

В свете такой функциональной нагрузки, которая падает на мужское братство, можно понять и различие в эмоциональной природе дружеских контактов мужчин и женщин. "Дружба между женщинами, скорее, похожа на любовь и именно этим отличается от мужской дружбы" [14, с. 79].

Подобные качественные особенности мужской и женской дружбы отмечает и известный этолог Р. Хайнд:

"Однополая дружба между девочками более фокусирована на диаду, чем у мальчиков: мальчики обнаруживают склонность к формированию групповых связей, в то время как девочки более расположены к формированию тесных взаимоотношений... Девочки более склонны делать различия между обычной дружбой и «настоящей» дружбой, первая базируется на совместной активности, а последняя на просоциальных атрибутах. Это не означает, что мужчины никогда не образуют тесной дружбы с другими индивидами, но ряд исследователей обнаружили, что мужская и женская дружба отличается качественно, мужская дружба фокусируется на совместной деятельности и опыте, что, возможно, связано с потенциальной готовностью к кооперации, в то время как женская дружба подчеркивает интимность и взаимную эмоциональную поддержку..." [16, р. 127].

Отдельный и чрезвычайно интересный вопрос связан с психологической подоплекой дружеских отношений. Социологи рассматривают его преимущественно в социально-психологической плоскости, привлекая соответствующие теории, от небихевиористской концепции обмена до символического интеракционизма, анализируя связь между дружбой и групповой принадлежностью, личностные требования к дружбе, проблему самораскрытия в дружбе и пр.

Этологи же больше обращают внимание на те психологические характеристики партнеров, которые коренятся в их психо-биологической природе. Так, Плюснин попытался ответить на вопрос, по каким психологическим качествам мы и братья наши меньшие подбираем себе друзей. В результате наблюдений над взрослыми мужчинами, дошкольниками и животными он смог выделить некоторые психологические характеристики, которые конституируют дружбу.

"Это тип темперамента, эмоциональный статус, ориентация на новизну (исследовательская активность), коммуникативность (общительность) и доминантность. Примечательно, что ни по одному из показателей друзья или члены альянса (у животных) не были подобны друг другу. Наоборот, черты их характера либо частично не совпадали, либо были противоположными (особенно наследственно детерминированные, такие как эмоциональный статус и способность к доминированию)..." [14, с. 81].

"Коалиции". Помимо родительских, брачных и дружеских групп, в животном сообществе существуют разнообразные внутристадные * группировки, имеющие большое значение для правильного понимания структурирования и функционирования сообщества. Это уже упомянутые "банды", а также коалиции молодых животных.

* Стадо (в этологии) - группа диких животных одного вида со взаимосвязанным поведением.

В отличие от альянсов, коалиции представляют собой временные группировки с достаточно ясно выраженными "прагматическими" целями. Они встречаются среди разнообразных видов приматов (шимпанзе, павианов, японских макак, зеленых мартышек).

Самцы-приматы часто "вступают в коалицию" для совместной защиты от самцов-доминантов или даже для обмана последних. В этологической литературе приводится много случаев, когда одни самцы коалиции отвлекали доминанта, в то время как другие воровали у него пищу или уводили самку.

К этому типу социальных взаимоотношений можно отнести и суперальянсы дельфинов-афалин. Наблюдая в течение трех лет за подобным суперальянсом, состоящим из 14 дельфинов, американские исследователи обнаружили, что структура его подвижна и неоднородна. Внутри альянса дельфины объединялись в малые группы по две-три особи, при этом один и тот же дельфин мог одновременно входить в несколько подобных группировок. "Члены суперальянса принимают участие в межгрупповых конфликтах и могут проплыть несколько километров, чтобы прийти на помощь своим товарищам..." [8, с. 107], - отмечают авторы исследования.

"Клубы". Это некие "скопления", которые хорошо изучены на материале колониальных птиц. Смысл данной структуры с функциональной точки зрения малопонятен. Птицы просто собираются на некотором (причем строго определенном и неизменном) месте и ...ничего не делают: "Внешне, с точки зрения наблюдателя, в «клубе» происходит «ничегонеделанье»" [1, с. 141]. Единственное разумное предположение, зачем нужен такой "клуб", - это гипотеза о поддержании социальных связей. Однако "вопрос о том, зачем собираются животные в «клубы» и что они там делают, остается открытым..." [1, с. 142].

К сожалению, этот социальный феномен изучался только орнитологами. Можно ли, например, видеть аналог такого "клуба" в праздных сборищах кошек? Забавные "тусовки", на которых кошки, в характерных позах "корабликом", лежат на определенном расстоянии друг от друга, -достаточно распространенное явление.

В сопоставительной табл. 2 в качестве корреспондирующей "клубу" формы мы указали "завалинку" или "скамейку у подъезда". Безусловно, "скамейка" дополнительно нагружена вербальной коммуникацией, однако существует она не для того, чтобы поговорить, а для того, чтобы пообщаться; сама беседа служит лишь поводом и способом организации "совместного сидения". Иногда разговор на скамейке прерывается, и пожилые люди сидят молча. Совершенно понятно и то, что скамейка является прежде всего феноменом пожилых, поскольку именно в преклонном возрасте требуются дополнительные "искусственные" (или глубоко естественные?) механизмы поддержания социальности.

Функциональные группировки. Основаны на распределении функций, обеспечивающих жизнедеятельность группы. Фактически мы имеем здесь дело со своего рода "разделением труда". Основные сферы такого функционально-ролевого деления - это совместная охота, выращивание потомства и строительство жилищ.

Любопытнейшим фактом является то, что разделение труда у наиболее высокоразвитых животных часто сопровождается своего рода "эксплуатацией работников".

Конечно, это именно тот случай, когда легче всего заслужить упрек в антропоцентризме, и тем не менее мы располагаем объективными свидетельствами этологов, полученными в ходе наблюдений за такими животными, как шимпанзе [15] и вороны [16, с. 102-104]. И в том, и в другом случае была использована экспериментальная модель, которая позволяла одному животному получать пищу только в результате определенного действия (например, нажимания на рычаг) другого партнера. После того как животные успешно осваивали необходимую согласованность действий, они достаточно быстро делились на "добытчиков" и "нахлебников".

Отношения иерархии (доминирования и подчинения). Наиболее социальными существами являются общественные насекомые. Они "аутентично" социальны - социальны по самой своей природе, и именно они обладают наиболее сложными, дифференцированными и даже морфологически закрепленными чертами социально-стратификационного деления.

Однако "морфологическая социальность" - наименее интересный случай. Гораздо сложнее и богаче по своим проявлениям иерархии, в основе которых лежат механизмы "достижения".

Одно из первых исследований иерархических отношений в животном мире проведено норвежским ученым Т. Шьелдерупп-Эббе (1922). Наблюдая домашних кур и уток, он выявил строгую иерархическую упорядоченность их отношений. Именно отсюда пришел в социальную психологию известный термин "порядок клевания" ("the pecking order"). Это не просто образное выражение некоего установившегося соотношения сил, но отражение реальных взаимодействий, которые происходят в птичьем сообществе. При этом у кур такой порядок клевания приобретает иногда вид совершенно идеальной иерархической лестницы.

Пример подобной иерархии приведен в табл. 3, где в вертикальных столбцах показано число кле-ваний, которые данная курица нанесла членам своей группы, а в горизонтальных строках - число клеваний, которые она получила от других кур. Строгая конфигурация данной матрицы отражает идеальный иерархический порядок в куриной группе: ни одна курица не клюнула птицу, которая имеет более высокий статус. Так, птица-лидер по имени Y не получила ни одного клевания от других кур, в то время как птица BR, замыкающая иерархию, не посмела клюнуть ни одну из своих "товарок".

Однако подобная безупречная линейная иерархия - явление в животном мире нечастое. Этологи выявили ряд других типичных "социометрических" структур, таких как чисто центрическая конфигурация (доминанты и все остальные), "петля", "треугольник" и даже круговая социальная модель [2, с. 109].

Кроме того, при рассмотрении иерархических отношений у высших животных следует принимать во внимание всю сложную конфигурацию их взаимодействий в сообществе.

"У многих животных, особенно у высших приматов, иерархические отношения между Б и В часто осложняются присутствием или отсутствием А, если А - союзник В. Когда Б и В находятся вдвоем, Б главенствует над В; но если рядом присутствует А (доминирующий над Б), то Б не сможет главенствовать над В (и может даже оказаться к В в подчиненном положении). Таково различие между основным рангом и зависимым рангом..." [7, с. 424-425].

Приведенный пример, казалось бы, исчерпывающе отвечает на вопрос, каким образом устанавливается иерархия в животном мире - за счет выяснения сил ("кто кого заклюет"). На самом деле это всего лишь один из способов. При этом следует иметь в виду, что интенсивные "клевания" (или драки, столкновения) происходят только в самом начале, на этапе установления иерархии, а дальше агрессивные действия резко сокращаются - в них пропадает надобность.

Говоря о механизмах установления иерархии, надо учитывать два момента. Во-первых, способы, с помощью которых животные выясняют, кто из них "главнее". Речь идет либо о прямых столкновениях, либо об эволюционно более позднем способе - демонстрациях, которые могут быть поняты как непрямые, символические столкновения. Одно животное при этом демонстрирует угрозу, другое часто прибегает к позе подчинения.

Второй момент - критерии доминирования, то есть те качества, которые позволяют особи занять лидирующее положение. Далеко не всегда это физическая сила. "В поддержании порядка клевания решающее значение имеет не только физическая сила, но также смелость, энергичность и даже самоуверенность отдельных особей", - отмечает Лоренц [5, с. 338].

Подобные выводы делают и исследователи приматов:

"Помимо возраста, положение самца в иерархии определяют такие факторы, как физическая приспособленность, агрессивность, умение драться, способность вступать в коалиции, интеллект и другие индивидуальные свойства, например, храбрость и решительность... в ряде случаев борьба за доминантный статус напоминает «состязание характеров, в котором большое значение имеют уверенность в себе, инициатива, изобретательность и упорство»" [7, с. 429].

Дж. Гудолл посчастливилось зафиксировать ситуацию, облетевшую весь этологический мир как "история с канистрами". Шимпанзе Майк, который боролся за обретение статуса альфа-самца (то есть доминанта), догадался использовать оставленные людьми канистры. Произведя ими страшный грохот во время демонстрации угрозы, он добился признания своего лидирующего положения со стороны членов стада [7, с. 428].

Наблюдения зарубежных этологов подтверждаются и отечественными исследователями:

".. .сила - не главный аргумент в организации социальных отношений. Например, в нашей группе из трех детенышей и одного подростка шимпанзе, родившихся в Институте физиологии им. И.П. Павлова (Колтуши), отчетливо доминировал трехлетний детеныш Лель, отличавшийся спокойным, не агрессивным нравом. В задачах на извлечении пищевой приманки из-под довольно тяжелого камня успеха каждый раз достигал именно Лель. Возбудимый и довольно сильный подросток Бой-2 устраивал перед ним угрожающие демонстрации, разгонял других детенышей, но не трогал Леля или атаковал его чисто символически" [17, с. 6].

В сообществе шимпанзе важнейшее значение для приобретения доминантного статуса имеют не только интеллект и волевые качества, но и своего рода социальная "компетентность" животного. Приматологи свидетельствуют:

"Для достижения цели обезьяна должна не только знать социальный статус присутствующих членов группы и сложившиеся между ними и между ними и ею союзнические или антагонистические отношения, но и составить из этих знаний целостную картину ; животные знают не только свой социальный статус относительно других членов группы, но и статус других членов группы по отношению друг к другу, и могут использовать эти знания к собственной выгоде" [Цит. по: 7, с. 579, 580].

"Способность самца шимпанзе получать поддержку во время конфликтов - это, вероятно, самое важное для достижения и поддержания высокого ранга", - считает Дж. Гудолл [7, с. 432].

Социальная иерархия в животном мире отличается относительной стабильностью (иначе она теряет свой смысл гомеостатического механизма), хотя, безусловно, время от времени в ней происходят "подвижки" и изменения, причем происходят они подчас удивительным образом.

Для самок причиной повышения "социального статуса" может быть "замужество".

"Однажды, - рассказывает Конрад Лоренц, - я увидел, к своему изумлению, как на кормушке маленькая хрупкая самка, занимающая низкое положение на общественной лестнице, подходит бочком совсем вплотную к спокойно кормящемуся Золотистозеленому (имя самца-лидера, который незадолго до этого был свергнут молодым самцом по кличке Дважды-алюминиевый, вернувшимся в колонию после длительного отсутствия. - И.Ш.) и, словно вдохновляемая какой-то невидимой силой, вдруг принимает позу самовосхваления, в то время как крупный самец тихо и без сопротивления уступает ей свое место". Разгадка наступила быстро: оказывается, молодая самка уже два дня как была помолвлена с новым лидером колонии Дважды-алюминиевым [5, с. 340-341].

Здесь удивительно все: и моментальное изменение поведения самки, и то, как быстро и бесконфликтно оно было принято остальными членами колонии, и, наконец, сам факт социальной "самоидентификации" молодой самки.

Сопоставление иерархических отношений, существующих в природе и обществе, обнаруживает единую логику развития неравенства. Здесь может быть найден очень сильный аргумент в опровержение концепции вне-эволюционной социальности. Эволюционная логика развития социальных (по крайней мере, иерархических) структур ведет к появлению все более гибких, менее фиксированных и тем самым все более социальных по своей сути механизмов связи между индивидами. В самом деле, если пчелы или муравьи морфологически (генетически) социальны, то социально-иерархическое поведение высших животных содержит сильный компонент научения как более тонкого механизма "творческой" настройки на среду и одновременно ведет к преодолению естественной ("аскриптивной") заданности социальных статусов и социальной судьбы. В аналогичных понятиях описывается и социальная эволюция человечества.

ЛИТЕРАТУРА

1. Плюснин Ю.М. Проблема биосоциальной эволюции: Теоретико-методологический анализ. Новосибирск: Наука, 1990.

2. Зорина З.А., Полетаева И.И., Резникова Ж.И. Основы этологии и генетики поведения: Учебник. М.: Изд-во МГУ, 1999.

3. Панов Е.Н. Поведение животных и этологическая структура популяций. М.: Наука, 1983.

4. Лоренц К. Так называемое зло. К естественной истории агрессии // Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М.: Республика, 1998.

5. Лоренц К. Кольцо царя Соломона //Лоренц К. Человек находит друга. М.: АРМАДА, 1995.

6. Hinde RA. Individuals, Relationships & Cuiture. Links between ethology and the social sciences. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.

7. Гудолл Дж. Шимпанзе в природе: поведение. М.: Мир, 1992.

8. Альянсы и суперальянсы у дельфинов афалин // Природа. 1999. № 6.

9. Равич-Щербо И.В. и др. Психогенетика. Учебник. М.: Аспект Пресс, 2000.

10. Butovskaya M.L., Kozintsev A.G. Aggression, Friendship and Reconciliation in Russian Primary School Children // Aggressive behavior. 1999. V. 25. № 2. P. 125-141.

11. Социологический словарь / Н. Аберкромби, С. Хилл, Б.С. Тернер. Пер. с англ. М.: Экономика, 1999.

12. Кон И.С. Дружба: Этико-психологический очерк. 3-е изд. М.: Политиздат, 1989.

13. Монтень М. Опыты. Кн. 1. М.-Л., 1954.

14. Плюснин Ю.М. Каких друзей мы себе выбираем? (Социобиология дружбы) // Природа. 1993. № 9.

15. Фирсов Л.А. Поведение антропоидов в природных условиях. Л., 1977.

16. Зорина З.А. Формирование индивидуальной специализации пищедобывательного поведения врановых первого года жизни (по наблюдениям в неволе) // Экология и численность врановых птиц России и сопредельных государств. Казань, 1996.

17. Фирсов Л.А. Предисловие редактора перевода // Гудолл Дж. Шимпанзе в природе: поведение. М.: Мир, 1992.