Обновления | Новости | Словарь | Библиотека | Интервью | Лекции | Персоналии | Юмор | Разное | Форум | Ссылки | info@ethology.ru
  Этология.Ру / Елена Анатольевна Гороховская / «Этология: рождение научной дисциплины»
СОДЕРЖАНИЕ

4.2. Дискуссия между этологами и американскими сравнительными психологами.

Процесс трансформации этологической парадигмы в переходный период от классической к постклассической этологии был связан с интенсивными теоретическими дискуссиями, которые велись как внутри этологического сообщества, так и между этологами и представителями американской сравнительной психологии - главной конкурирующей с этологией школы в области исследования поведения животных.* Важно отметить, что "внутренняя" и "внешняя" дискуссии были тесно взаимосвязаны. Критическое обсуждение тех или иных моментов в классической теории, предложенной Лоренцем, началось в самом этологическом сообществе уже с начала 50-х гг. Мы уже указывали на то, что выступая в качестве парадигмы, лоренцовская теория в ее классической формулировке воспринималась этологами в роли перспективной рабочей гипотезы, требующей дальнейшего усовершенствования. Однако после появления в 1953 г. статьи американского сравнительного психолога Даниела Лермана "Критика теории инстинктивного поведения Конрада Лоренца" [Lehrman, 1953] развернулась активная полемика между этологами и американскими сравнительными психологами, затронувшая центральные положения этологической теории. Эта полемика, в свою очередь, оказала сильнейшее воздействие на критику классической этологической теории внутри самого этологического сообщества и дальнейшую разработку теоретических основ современной этологии.

* - Хотя основная "внешняя" критика этологии исходила от сравнительных психологов, но и со стороны представителей других научных направлений появлялись резкое критические оценки, среди которых наибольшую известность получили публикации английского энтомолога-физиолога Дж. Кеннеди [Kennedy, 1954] и голландского орнитолога А. Кортландта [Kortlandt, 1955].

Среди американских психологов наиболее активными участниками дискуссии с этологами в этот период, наряду с Д. Лерманом, были Ф. Бич и Т. Шнейрла. Кроме того, в центре внимания оказались критические публикации Д. Хебба [Hebb, 1953], У. Верпланка [Verplanck, 1955, 1957] и Д. Дженсена [Jensen, 1961]. Основные критики - Лерман, Бич и Шнейрла - были тесно связаны с организованным зоологом Г. Ноблом отделом по изучению поведения животных в Американском музее естественной истории в Нью-Йорке (см. [Mitman, Burkhardt, 1991; Dewsbury, 1984]). Ф. Бич был приглашен для работы в этот отдел самим Ноблом и после его смерти в 1940 г. возглавил отдел. В 1947 г. его на этом посту сменил Т. Шнейрла. Лерман же был ближайшим учеником Шнейрлы. Все трое не являлись типичными представителями американской сравнительной психологии. Они критически относились к радикальному бихевиоризму и к преобладавшей антропоцентристской ориентации американской зоопсихологии и серьезно интересовались видоспецифичным поведением животных. Шнейрла изучал поведение такого нехарактерного для американской сравнительной психологии объекта, как муравьи, проводя свои исследования не только в лаборатории, но и в природных условиях. Впрочем, основным объектом изучения у Ф. Бича были крысы, а у Лермана - крысы и голуби - классические объекты бихевиористски ориентированной зоопсихологии. В конце 40-х - начале 50-х гг. Бич и Шнейрла выступили активными критиками американской сравнительной психологии изнутри (см. [Beach, 1950; Schneirla, 1952]). Лерман, Бич и Шнейрла, а также Верпланк и Дженсен, положительно оценивали направленность этологии на изучение естественного поведения животных и его биологических функций, но отвергали ее основные теоретические положения. Таким образом, в полемику с этологами оказались вовлечены те американские сравнительные психологи, которые интересовались поведением животных ради него самого, а не только как моделью для изучения поведения человека.

В самом начале дискуссия между этологами и сравнительными психологами шла в крайне резком и непримиримом тоне, примерами этому могут служить упомянутая статья Лермана 1953 г., а также полемика между Лоренцем, с одной стороны, и Шнейрлой и Лерманом, с другой, на симпозиуме по проблеме инстинкта в Париже в 1954 г. [Grasse, 1956]. В дальнейшем дискуссия приобрела более сдержанный характер, и оппоненты стали предпринимать серьезные усилия для поиска взаимопонимания и общих точек согласия. Это уже заметно при анализе материалов конференции по групповым процессам, состоявшейся в Америке несколько позже парижской встречи в том же 1954 г. Об этом же свидетельствуют и более поздние публикации Лермана [Lehrman, 1962], Бича [Beach, 1955a, 1960], Верпланка [Verplanck, 1955, 1957] и Дженсена [Jensen, 1961]. Все чаще с обеих сторон стали высказываться пожелания объединить усилия в области исследования поведения животных и даже надежда на некий синтез этологии и сравнительной психологии на основе комплементарности их подходов к общим проблемам и взаимной корректировки позиций (см., например, [Lerman, 1962; Beer, 1963-1964]). Возникновение и усиление в 60-е гг. активных исследовательских контактов между этологами и американскими зоопсихологами, а также появление изданий, в которых публиковались представители обоих направлений, создавало впечатление у многих этологов и сравнительных психологов, что такой синтез, действительно, происходит. Одним из самых ярких его проявлений стали считать вышедшую в 1966 г. книгу этолога Р. Хайнда "Поведение животных: Синтез этологии и сравнительной психологии" [Hinde, 1966]. Однако представители каждого из направлений по-разному понимали, в чем именно заключается этот синтез, и при этом не сомневались, что этология и сравнительная психология продолжают существовать как самостоятельные дисциплины в междисциплинарной области изучения поведения животных. Дальнейшее научное развитие показало, что надежды на синтез были преждевременными, хотя взаимное влияние, действительно имело место.

Подробное всестороннее рассмотрение этой дискуссии не входит в нашу задачу. Мы сосредоточим наше внимание только на ключевых моментах. При этом мы преследуем две задачи. Во-первых, на примере этих разногласий мы хотим продемонстрировать несовместимость и несоизмеримость парадигм этологии и сравнительной психологии, а во-вторых - показать, как данная полемика повлияла на видоизменение классической этологической парадигмы и формирование парадигмы постклассической этологии.

Мы полагаем, что теоретические споры между представителями этих двух школ были связаны с принципиальными трудностями в научной коммуникации, которые, как утверждает Т. Кун, нельзя разрешить введением нейтрального языка. Для того, чтобы показать это как можно яснее, нам придется часто прибегать к цитированию конкретных высказываний участников дискуссии.

Полемика между этологами и американскими сравнительными психологами концентрировалась в основном вокруг двух главных вопросов. Первый из них касался оппозиции "врожденное - приобретенное (выученное)" (innate - acquired (learned)). При этом многие участники дискуссии, как психологи, так и этологи, применяли термин "выученное" в широком смысле как синоним приобретенного, однако некоторые использовали его только для обозначения поведения, приобретенного на основе обучения в строгом смысле этого слова, начиная с самой простой его формы - выработки условных рефлексов. Другим предметом наиболее интенсивных споров стала этологическая модель механизмов поведения.

4.2.1. Дискуссия о врожденном и приобретенном поведении.

Главной мишенью в атаке сравнительных психологов было центральное для классической этологии представление о существовании врожденного поведения, или, в более точной формулировке, о врожденных элементах (компонентах) поведения, среди которых важнейшее место занимали инстинктивные действия (комплексы фиксированных действий). Американские психологи отвергали как несостоятельную саму дихотомию "врожденное - приобретенное" или "унаследованное - приобретенное" по отношению к поведению. Они делали это на том основании, что любое поведение животного как таковое и любой его компонент или свойство являются результатом сложных процессов развития, эмбриональных и постэмбриональных, в ходе которых на каждой стадии происходит взаимодействие разнообразных внутренних и внешних факторов. Так, в своем докладе на парижской конференции по проблеме инстинкта в 1954 г. Д. Лерман заявил: "Различение между врожденными и выученными компонентами поведенческих паттернов является неудовлетворительным способом анализа сложных взаимодействий, относящихся к обучению и структуре" [Lehrman, 1956, p. 498]. "Использование таких "объяснительных" категорий, как "врожденное" и "генетически фиксированное", - писал Лерман в статье 1953 г., - мешает увидеть необходимость исследовать процессы развития для того, чтобы понять подлинные механизмы поведения и взаимоотношения между ними. Проблема развития - это проблема развития новых структур и паттернов активности в результате взаимодействия существующих структур и паттернов внутри организма и в его внутренней среде и между организмом и окружающей его средой" [Lehrman, 1953, p. 345].

Учитель Лермана Т. Шнейрла на парижской конференции, в свою очередь, утверждал, что "традиционная дихотомия наследственности и среды способствует фундаментально неверному представлению" о развитии поведенческих признаков, поскольку в ходе онтогенеза "существует постоянно меняющиеся взаимоотношения между развивающимся организмом и средой, окружающей этот вид" [Schneirla, 1956, p. 429].

Американские психологи подчеркивали, что невозможно и принципиально неверно пытаться вычленить, что именно в поведении и в какой степени определяется внутренними, а что внешними факторами, что определяется наследственностью, а что средой. "Необходимо допустить, - писал Ф. Бич, - что внутренние и внешние факторы, вовлеченные в развитие живых систем, имеют равную значимость; и те, и другие важны на сто процентов" [Beach, 1955b, p. 11]. Эта же мысль повторялась у Д. Хебба [Hebb, 1953] и Ф. Верпланка [Verplanck, 1955]. Лерман считал, что не нужно устанавливать, какие из компонентов поведения являются выученными, а какие результатом созревания, насколько каждый из них выучен и насколько созрел, поскольку "эффекты обучения и структурных факторов разняться не только от компонента к компоненту паттерна, но также от стадии к стадии в развитии" [Lehrman, 1953, p. 344]. Шнейрла высказывался сходным образом, называя неразумными "попытки различать, что является "врожденным", а что является "приобретенным", или оценивать их пропорциональное воздействие, или судить о том, какие виды воздействий они могут оказывать по отдельности", поскольку "условия на каждой стадии являются сложным продуктом последствий предыдущих стадий, взаимодействующих с превалирующими внешними и внутренними условиями, которые сами представляют собой сложные приобретения" [Schneirla, 1956, p. 391].

Протестуя против применения к поведению категории врожденного, которое интерпретировалось этологами как "унаследованное" или "генетически детерминированное", сравнительные психологи выдвигали дополнительный аргумент, касающийся соотношения между генотипом и фенотипом. Они заявляли, что термин "наследственный" может относиться только к генотипу, а не к поведению, являющемуся фенотипическим признаком, и указывали на отсутствие прямолинейных взаимоотношений между генотипом и фенотипом и, следовательно, на невозможность прямой детерминации поведения генами (см. [Lehrman, 1953, p. 345-346; Schneirla, 1956, p. 390-391; Beach, 1955a, p. 406-407]). Сравнительные психологи предпочитали поэтому говорить не о генетической детерминации, а о генетических влияниях. Так, в завершающей части своего доклада на парижской конференции Шнейрла, объединив оба аргумента - о развитии и о соотношении генотипа и фенотипа, заявил, что, "поскольку между генетическими влияниями и процессами в онтогенезе, благодаря которым появляется адаптивное поведение, в качестве посредников выступают системы промежуточных переменных" и поскольку "поведенческая организация возникает в развитии через взаимоотношения внутренних и внешних факторов, влияющих на рост и дифференциацию", то "поэтому в строго теоретическом смысле термины "врожденное " и "приобретенное" нельзя обоснованно применять к поведению или к организации поведения" [Schneirla, 1956, p. 430].

Таким образом, для сравнительных психологов сам факт, что поведение животных и все его элементы и свойства являются результатом сложного многофакторного развития и что в отношениях между генами и признаками имеется много опосредующих звеньев, был основным доводом против выделения в поведении "врожденного", "наследственного", или "генетически фиксированного". Однако этологи так вовсе не считали.

Уже в начале дискуссии между этологами и сравнительными психологами Лоренц постоянно подчеркивал, что этологи отдают себе отчет в существовании сложных процессов развития поведения и в непрямом действии генов, но не признавал все это в качестве контраргументов. Полемизирую со Шнейрлой после его доклада на парижской конференции, Лоренц возразил, что "все правильное, что было сказано в этом докладе ни в коем случае не дает основания для вывода... что термины "врожденное" и "приобретенное" не применимы к поведению животных и его организации" [Schneirla, 1956, p. 439]. А в своем докладе на этой конференции Лоренц сказал: "Конечно, мы не знаем, насколько то, что мы называем "врожденное поведение" прямо генетически детерминировано и насколько обязано эпигенетическим процессам...Для того, чтобы оценить модифицируемость посредством обучения, несущественно, каким образом определяется "ригидность поведения". Для этой цели нам не надо знать, как много действительно прямо зависит от генов и как много является результатом эпигенеза" [Lorenz, 1956, p. 67]. Желая уточнить этологический термин "наследственный", он заметил: "В теле или в поведении любого организма нет абсолютно ничего, что не зависит от внешней среды и в определенной степени не подвержено модификации благодаря окружению...То, что наследуется, - не сам признак, но пределы его модифицируемости" [там же, p. 53].

Сходные рассуждения можно найти и у И. Айбль-Айбесфельдта в его совместной статье с американским этологом С. Креймером. Поясняя, что "врожденным" в этологии называют поведение, которое "унаследовано, а не выучено как результат имитации или упражнения", авторы подчеркивают: "Это не значит, что стимулы внешней среды не играют роли в их нормальном развитии" [Eibl-Eibesfeldt, Kramer, 1958, p. 184]. Отвергая обвинение в преформизме, часто выдвигавшееся в адрес этологии американскими сравнительными психологами, эти авторы пишут: "Генетик, выражаясь кратко, говорит о многих наследственных морфологических структурах точно также, как этолог говорит о врожденных поведенческих паттернах. Никто не сомневается, что окончательная структура или поведение есть результат взаимодействия между генетическим влиянием, процессами развития и средой" [Eibl-Eibesfeldt, Kramer, 1958]. И то, что поведение является результатом развития, не препятствует, по мнению авторов статьи, возможности и необходимости отделять врожденные аспекты поведения от приобретенных. Считая несостоятельным отказ американских психологов от такого анализа поведения, Айбль-Айбесфельдт и Креймер пишут: "Проведение различия между врожденными и приобретенными элементами поведения поэтому представляется необходимым условием для дальнейшего причинного анализа. Занимающийся поведением психолог, который не знает, что является генетически детерминированным, находится в положении, эквивалентном положению генетика, выполняющего эксперименты по модификации на генетически непроанализированном материале" [там же, p. 201].

Итак, из полемики между этологами и сравнительными психологами мы можем видеть, что один и тот же тезис, а именно то, что поведение - результат сложного развития, где эффекты генов проявляются опосредованно, имеет совершенно разное значение для каждой из спорящих сторон. То, что для одних - сильнейший довод против теории, конкурирующей с их собственной, для других - общеизвестная истина, никак не влияющая на обоснованность их теории. Мы полагаем, что данная ситуация хорошо согласуется с утверждением Томаса Куна о том, что критерии фальсификации и верификации теории зависят от парадигмы и ею определяются, что является одной из важнейших причин несоизмеримости разных парадигм (см. [Кун, 1977, с. 193-195]).

Анализируя эту дискуссию, можно найти массу примеров, как одни и те же эмпирические данные по-разному понимаются каждой из сторон, свидетельствуя о существовании явного коммуникативного барьера. Рассмотрим один из таких случаев. Существование комплексов фиксированных действий было для этологов важнейшим аргументом в пользу наличия врожденных компонентов поведения, и они считали их существование непосредственной фактической данностью. Лоренц полагал, что только упорное игнорирование американскими психологами таких "фундаментальных фактов" мешает им по достоинству оценить этологическую теорию (см., например, [Lorenz, 1956, p. 51-52]). Обсуждая доклад Шнейрлы на парижском симпозиуме, Лоренц заявил, что тот сделал вывод о неприменимости к поведению понятий "врожденного" и "приобретенного" только потому, что не рассмотрел ни одного примера настоящего инстинктивного движения [Schneirla, 1956, p. 439]. На это Шнейрла возражает: "Профессор Лоренц говорит, что сущность проблемы врожденного касается "инстинктивного движения" и что я не рассмотрел никаких таких движений...Честно говоря, я не отношу ничего к категории "инстинктивного движения", потому что я не могу заставить себя принять это понятие..."Инстинктивное движение" - это абстракция, которую он находит пригодной и имеющей эвристическую ценность, но которая может быть только относительно отличается от других действий, более изменчивых по форме" [там же, p. 440-441]. Итак, то, что для одного из оппонентов - факт, непосредственно доступный наблюдению, для другого - абстракция.

Среди аргументов американских психологов против дихотомии "врожденное - приобретенное" был также и излюбленный аргумент эпистемологического характера, состоящий в том, что этологи делают логическую и методологическую ошибку, определяя "врожденное" и "приобретенное (выученное)" как взаимоисключающие понятия, а именно: врожденное - это неприобретенное (невыученное), а выученное (приобретенное) - это не врожденное (см. [Hebb, 1953; Beach, 1955a; Verplanck, 1955]). Историк Р. Ричардс показал несостоятельность этого аргумента с точки зрения профессиональной эпистемологии [Richards, 1974]. По сути же, как мы полагаем, статус этого аргумента сходен со статусом взаимных обвинений Лоренца и американских психологов в предвзятости теоретических положений, игнорировании важных фактов и неиндуктивном характере выводов. Однако возражения сравнительных психологов против негативного способа определения понятия врожденного задевали многих этологов, и они стремились показать, что определяют это понятие не только негативно, но и позитивно, например, как основанное на филогенетически приобретенной информации (см. [Hess, 1962; Lorenz, 1965]).

Полемика о дихотомии "врожденное - приобретенное" между этологами и американскими психологами имела также и прямое отношение к старому биологическому спору о преформации и эпигенезе в развитии организма. Р. Оппенхайм исследовал историю развития и взаимоотношений идей о преформации и эпигенезе параллельно в биологии и в психологии [Oppenheim, 1982a, 1982b]. Он показал, что уже к началу XX в. в эмбриологии спор между приверженцами теории преформации и теории эпигенеза был разрешен и стало общепризнанным, что "онтогенез есть результат предорганизованной кодировки в генах, которые вместе с длинной серией эпигенетических событий, в которых участвуют внутри- и внеорганизменные стимулы совместно, постепенно трансформируют оплодотворенное яйцо в сложный взрослый организм" [Oppenheim, 1982a, p. 2]. Однако, как утверждает Оппенхайм, большинство психологов, включая американских сравнительных психологов, и в том числе Д. Лермана и Т. Шнейрлу, не смогли понять и оценить ни факты, ни значение теоретического разрешения этих дебатов. Именно в этом коренится, по мнению Оппенхайма, причина нестихающих споров по проблеме врожденного и приобретенного в поведении. Можно заметить, что позиция этологов в этом вопросе в 50-60-е гг., при всей своей непроработанности, оказалась значительно ближе к представлениям, существовавшим тогда в эмбриологии, чем позиция американских психологов (см. [Oppenheim, 1982b]).

Дискуссия этологов и сравнительных психологов по проблеме врожденного и приобретенного в поведении имела важные последствия для разработки парадигмы постклассической этологии. Эта полемика заставила этологов, включая Лоренца, пересмотреть и видоизменить смысл и содержание оппозиции "врожденное - приобретенное", а также уточнить терминологию, связанную с ней.

Уже в начале этой дискуссии, с 1954 г., этологи начали признавать, что они не вполне адекватно с точки зрения генетики используют термины "врожденное" и "наследственное". Но стремясь исправить это, они прислушивались к критике не столько американских психологов, сколько генетиков, в частности Дж. Холдейна (J. Haldane) и его жены Э. Сперуэй (H. Spurway), которые симпатизировали этологии, а споры со сравнительными психологами были мощным стимулом сделать этологическую позицию более корректной и обоснованной (см., например, [Lorenz, 1956, p. 66-67; 1955, p. 169]).

Большинство этологов признали точку зрения генетиков, настаивавших на том, что термины "врожденный" или "наследственный" следует относить не к самому поведению и даже не к его признакам, как они проявляются у данного животного, а к различиям в поведении между особями, между видами или между разными генетическими линиями (см., например, [Tinbergen, 1955; Eibl-Eibesfeldt, Kramer, 1958; Hinde, Tinbergen, 1958]). Однако Лоренц и некоторые другие этологи не соглашались с этим.

Лоренц полагал, что применение понятия "врожденное" или "наследственное" только по отношению к различиям между признаками - "неудачная попытка прийти к операциональному определению", которое теоретически верно, но которое вряд ли можно применить на практике [Lorenz, 1965, p. 41]. Тем не менее в первой половине 60-х гг. в значительной мере благодаря полемике с американскими психологами Лоренц ввел новое понимание дихотомии "врожденное - приобретенное" по отношению к поведению, отличное от прежнего классического [Lorenz, 1961, 1965]. Теперь он утверждал, что эти понятия нельзя применять к самому поведению, даже крайне мало изменчивому. В строгом смысле понятие "врожденного", по его мнению, применимо только к информации о поведении, содержащейся в геноме, которая получена в ходе эволюции, а понятие "приобретенное", или "выученное" (в широком смысле), - по отношению к информации, полученной животным в результате взаимодействия с окружающей средой в ходе индивидуального развития. Он утверждал, что фактически можно говорить только о врожденных или приобретенных поведенческих признаках и свойствах механизмов поведения, в зависимости от того, определяются ли они генетической информацией или информацией, приобретенной благодаря индивидуальному опыту организма. При этом Лоренц пояснял, что ни один биолог "не забывает, что схема, содержащаяся в геноме, требует бесчисленных факторов внешней среды для того, чтобы реализоваться в феногенезе структур и функций" [Lorenz, 1965, p. 37]. Однако он постоянно подчеркивал необходимость анализировать, что именно в поведении определяется генетическими факторами, а что - информацией, приобретенной в результате опыта, резко не соглашаясь с американскими психологами, отвергавшими возможность такого разделения на аналитическом уровне. И в этом отношении с Лоренцем солидаризовались все этологи, хотя давали различные трактовки того, в чем именно должен заключаться подобный анализ и как его следует проводить.

Переопределив по-новому содержание дихотомии "врожденное-приобретенное" и прекратив непосредственно противопоставлять врожденное и приобретенное поведение, Лоренц изменил свое понимание обучения, в которое он включал все формы адаптивной модификации поведения. Теперь он утверждал, что врожденная информация, приобретенная видом в процессе филогенеза, лежит в основе не только таких малоизменчивых компонентов поведения, как комплексы фиксированных действий, но и в основе всего обучения, определяя его базовые механизмы. Именно врожденная генетическая информация, согласно Лоренцу, делает возможным обучение и определяет все его важнейшие свойства, прежде всего адаптивность, а также предрасположенности и ограничения в обучении [Lorenz, 1961, 1965].

В целом можно сказать , что дискуссия этологов с американскими сравнительными психологами по проблеме врожденного и приобретенного в поведении животных оказала серьезное влияние на видоизменение теоретической позиции этологов по этому вопросу, стимулировав с этого времени в этологии поиск и разработку более сложных и тонких вариантов данной дихотомии, чем простое выделение в самом поведении врожденных и приобретенных компонентов, а также усилило внимание к изучению онтогенеза поведения.

4.2.2. Дискуссия о нейрофизиологических механизмах

поведения.

Полемика по этому вопросу занимала подчиненное положение по отношению к проблеме врожденного и приобретенного в поведении. Отношение к этологическим представлениям о механизмах поведения со стороны всех американских сравнительных психологов было резко негативным. Для них представления этологов о спонтанности поведения и центральной координации инстинктивных движений, концепция врожденного разрешающего механизма и иерархическая модель поведения - все это было прямым следствием убеждения этологов о существовании врожденных элементов поведения, а следовательно, принципиально неверным, раз врожденного поведения не существует и сама дихотомия "врожденное - приобретенное" в области поведения неприемлема (см., например, [Lehrman, 1953, 1956; Schneirla, 1956]). Так, Д. Лерман писал, что Лоренц "склонен уравнивать "врожденное" с преформированным нервным механизмом" и не анализирует "развитие поведенческих паттернов из разнообразных физиологических предшественников" [Lehrman, 1956, p. 497]. По мнению Т. Шнейрлы, поведение следует объяснять "не в терминах изначальной центральной нервной организации, но на основе сложной организации, которая возникает из процессов созревания и опыта и взаимосвязей между ними" [Schneirla, 1956, p. 406]. Он утверждал, что внешняя среда "не просто возбуждает предорганизованные механизмы поведенческой адаптации, но сама вовлечена в развитие таких механизмов" [там же, p. 417], и полагал, что в пределах возможностей развития данного вида "в соответствии с внешним контекстом может возникнуть одна или другая нейрофизиологическая организация" [там же, p. 418]. Отвергая представление о врожденной нервной организации поведения, Шнейрла писал: "Постулирование первоначального изоморфизма или функционального соответствия между стимулом и реакцией предполагает преформированную организацию. Но получающаяся в конечном итоге поведенческая организация является продуктом развития, а не организацией, которая существует изначально как потенциал или миниатюрная схема" [там же].

Сам эвристический характер этологических моделей поведения также был поводом для критики со стороны американских психологов, которые отказывались рассматривать гипотетические механизмы поведения без указания их конкретной физиологической природы, поскольку этологические модели противоречили общепринятым нейрофизиологическим представлениям (см. [Lehrman, 1953, 1956; Schneirla, 1956]). Выступая в 1954 г. на парижском симпозиуме, Лерман заявил: "Мы считаем попытки найти дискретные центры поведения, предсуществующие врожденные компоненты поведения и эндогенные источники мотивации ограничивающими в том смысле, что они исключают многое из относящейся к делу физиологии, и нереалистичными в том смысле, что они зависят от недемонстрируемых форм энергии и анатомической организации" [Lehrman, 1956, p. 503].

Критикуя этологические модели механизмов поведения, в которых основной акцент был сделан на центральных эндогенных источниках формирования поведения, американские психологи, напротив, подчеркивали роль внешней стимуляции и процессов в периферической нервной системе (см., например, выступления Ф. Бича, Т. Шнейрлы, Д. Лермана в дискуссиях по докладам Н. Тинбергена и К. Лоренца на конференции по групповым процессам в 1954 г. в США [Lorenz, 1955, p. 77- 153; Tinbergen, 1955, p. 177-202]). Лерман и Шнейрла постоянно укоряли этологов в том, что они применяют одни и те же гипотетические абстрактные понятия типа фиксированных комплексов действия, врожденного разрешающего механизма, специфического потенциала действия, ключевых стимулов и т.п. для объяснения самого разного поведения, в основе которого, по мнению данных психологов, могут лежать разные процессы и механизмы (см. [Lehrman, 1953, 1956; Schneirla, 1956; Schaffner, 1955]). При этом они не считали, что те нейрофизиологические исследования, на которые в подтверждение своих взглядов обычно ссылались этологи (например, исследования Э. фон Хольста, П. Вайсса, П. Хесса и др.), следует трактовать в пользу этологических представлений.

По мнению этих авторов и других американских сравнительных психологов, заинтересованных в изучении естественного видоспецифичного поведения животных, магистральный путь в исследовании основ такого поведения лежит в анализе сложного комплекса разнородных факторов, участвующих в формировании каждого конкретного вида поведения, на базе общепринятых физиологических представлений. Общая схема такого подхода к анализу видоспецифичного поведения была предложена в работе Ф. Бича "Экспериментальное исследование видоспецифичного поведения" [Beach, 1960].

Можно заметить, что в отличие от Д. Лермана и Т. Шнейрлы, которые активно полемизировали в печати с этологами по поводу их представлений о механизмах поведения, большинство американских сравнительных психологов воздерживались от их обсуждения и, фактически, игнорировали взгляды этологов в этой области, не принимая их всерьез. Серьезное же критическое обсуждение этологических моделей поведения велось, главным образом, внутри самого этологического сообщества, а также среди физиологов, которые интересовались этологическими идеями. Однако критика со стороны американских психологов была одним из факторов, стимулировавших этологов к усложнению их представлений о механизмах поведения.

Те сравнительные психологи, кто с интересом относился к исследованиям этологической школы, например, Д. Лерман, Ф. Бич, Дж. Верпланк, в качестве главных достоинств этологического подхода выделяли его нацеленность на детальное изучение именно видоспецифичного поведения животных, характерного для естественных условий их обитания, на исследование его биологических функций и связей поведения с экологическими условиями [Verplanck, 1955; Lehrman, 1962].

4.2.3. Трудности взаимопонимания между этологами и

американским психологами из-за различий в

восприятии поведения.

На характер полемики между этологами и американскими психологами во всех ее аспектах постоянно влияло различие в их видении поведения. Хотя участвующие в дискуссии психологи были, как и этологи, заинтересованы в изучении видоспецифичного поведения и обсуждали, главным образом, именно его, но описывали они это поведение обычно в чисто функциональных терминах через результат действия, например: "гнездостроительное поведение", "материнское поведение", "перенесение детенышей", "кормление" и т.п. - без ссылки на форму движений, которую они упоминали значительно реже (см., например, [Lehrman, 1953, 1956; Schneirla, 1956]. И при рассмотрении поведения сравнительные психологи не делали различий между этими двумя видами описания.

Изредка этологи прямо указывали на то, что выделение определенных видов поведения и их описание в сравнительной психологии не соответствует тому, что принято в этологии, и поэтому выводы сравнительных психологов о закономерностях поведения некорректны. Примером может быть уже упоминавшееся суждение Лоренца о том, что у Т. Шнейрлы нет описания инстинктивных движений, а также его замечание по поводу исследования Д. Лермана: "...доктор Лерман описывает материнское поведение крысы в широком плане, показывая, каким образом в нем участвует обучение. Ни один этолог даже и не сомневается, что это так, и никто вовсе не считает, как, очевидно, думает о нас автор, что этот крайне сложный набор широко различающихся поведенческих элементов является целиком врожденным, но мы утверждаем, что моторные паттерны, которые мы называем инстинктивными движениями, таковыми являются. И чтобы опровергнуть это, наши критики должны взять один типичный пример такого моторного паттерна" [Lorenz, 1956, p. 57]. А немного далее в этом же выступлении Лоренц заявил: "Доктор Лерман...отвергая теорию внутреннего "накопления" [специфической энергии] и активности вхолостую прибегает к тому же самому типу аргументации, который он использовал, чтобы опровергнуть "врожденность" инстинктивного поведения. Он приводит пример, который выглядит похожим на активность вхолостую, но ею не является, и затем думает, что доказал, что активности вхолостую...не существует" [Lorenz, 1956, p. 61].

Отмечая роль гештальт-восприятия для выявления исследователем врожденных видоспецифичных черт в поведении, в 1954 г. в дискуссии на конференции по групповым процессам в Америке Лоренц, по сути дела, впрямую ссылался на существование в этологии особого видения поведения и говорил: "Не существует на самом деле никакого другого способа видеть невыученные видо-предсказуемые моторные паттерны, чем внимательно смотреть на многие близкородственные виды одновременно (курсив наш. - Е. Г.). Вот почему люди, которые никогда так не делали, вряд ли поверят в существование таких моторных паттернов" [Lorenz, 1955, p. 169].

Однако различия в видении поведения как в непосредственном опыте, хотя и обусловленном теорией, как правило, не принималось в расчет оппонентами, поскольку несоответствия в описании эмпирических фактов расценивались обеими сторонами как искажения, внесенные предвзятыми теоретическими предпосылками. Так, например, Т. Шнейрла утверждал, что он обнаруживает "в работах школы Лоренца обширную серию прекрасных и интересных наблюдений, живо переданных; но в этих сообщениях часто очень трудно отличить гипотезу от фактического свидетельства" [Schneirla, 1956, p. 68].

Томас Кун полагает, что единственным способом преодоления трудностей в коммуникации в дискуссиях между сторонниками разных парадигм является осознание друг друга как членов разных языковых сообществ, а затем освоение чужого языка и попытки перевести результаты исследований с одного языка на другой [Кун, 1977; Kuhn, 1993]. В ходе этого процесса, пишет Кун, "некоторые члены того и другого сообщества могут также начать косвенно понимать, каким образом предложение, ранее непонятное, могло казаться объяснением для членов противостоящих групп" [Кун, 1977, с. 265]. Однако Кун замечает, что наличие таких приемов, "конечно, не гарантирует убеждения", так как "для большинства людей перевод представляет собой процесс, угрожающий и совершенно не свойственный нормальной науке" [там же]. Эти сложности, как показал Кун в своих более поздних работах, усугубляются также тем, что адекватный перевод здесь невозможен (см., например, [Kuhn, 1991, 1993]). В дискуссии этологов со сравнительными психологами мы обнаружили один пример попытки освоить чужой язык. Американский психолог Х. Молц (H. Moltz) в своей статье, посвященной обзору этологической теории, писал: "комплексы фиксированных действий совсем не похожи на паттерны реакций, которые традиционно рассматриваются как "инстинктивные" и которым обычно даются такие глобальные обозначения, как "материнское поведение", "поведение детенышей", "миграторное поведение" и т.д. Необходимо подчеркнуть, что каждый из этих ярлыков относится к совокупности функционально связанных активностей, из которых лишь немногие могут быть эмпирически и концептуально идентичны комплексу фиксированных действий...Несомненно, явно неуместно критиковать реальность и значение комплекса фиксированных действий, показывая, что такие паттерны, как материнское поведение или любой паттерн такого гетерогенного состава, организованы на основе опыта и, следовательно, не могут быть ни генетически закодированы, ни эндогенно генерируемы" [Moltz, 1962, p. 83-84]. Впрочем, эти попытки понять этологический язык не помешали Молцу отвергнуть этологическую теорию [Moltz, 1965].

4.2.4. Влияние дискуссии между этологами и американскими сравнительными психологами на дальнейшее развитие обеих дисциплин

Наш анализ дискуссии между этологами и американскими сравнительными психологами и ее последствий позволяет сделать некоторые выводы о взаимном влиянии этих школ. В различных исторических очерках и обзорах, написанных специалистами по поведению животных, часто говорится, что контакты этологов и сравнительных психологов, начавшиеся с резкой взаимной критики, привели затем к сближению их научных позиций, что открыло путь к синтезу представлений, выработанных в каждой из этих научных направлений. Однако развитие области исследований поведения животных в 50-е гг. и позднее, на наш взгляд, не укладываются в эту простую схему. Полемика между этологами и сравнительными психологами в 50 - 60-е гг. позволила четко выявить, конкретизировать и детализировать принципиальные расхождения между их теоретическими установками. Причем критика со стороны сравнительных психологов, действительно, оказалась важным фактором в формировании современной этологической теории. Однако эта дискуссия не повлияла на дальнейшую эволюцию общих теоретических представлений в американской сравнительной психологии (см. в связи с этим, например, [Dewsbury, 1984, 1990; Tobach, 1987]). Но благодаря данной дискуссии и развитию исследовательских контактов между этологами и частью американских зоопсихологов, не придерживавшихся антропоцентристской ориентации и интересовавшихся поведением животных ради него самого, этология все-таки оказала важное влияние на американскую сравнительную психологию. По признанию самих ее представителей, это влияние выразилось, прежде всего, в стремлении учитывать при лабораторных экспериментах данные о поведении животных в естественных условиях, в усилении интереса к полевым исследованиям, к генетике поведения, в развитии собственно сравнительных исследований поведения животных, принадлежащих к разным таксономическим группам, а также в увеличении разнообразия изучаемых видов (см. [Waters, Bunnell, 1968; Dewsbury, 1978, 1984, 1987, 1990]).

Итак, проведенный нами анализ дискуссии между этологами и американскими сравнительными психологами показывает, что в этот период выявилась структура разногласий между представителями этих сообществ, которая, несмотря на все видоизменения в формулировках и привлекаемых аргументах, сохранялась на протяжении всего этого периода и, более того, в своих главных чертах продолжает сохраняться вплоть до настоящего времени.

СОДЕРЖАНИЕ