Данная книга была задумана как переработанное и дополненное издание учебного пособия “Интеллект и язык: животные и человек в зеркале экспериментов”, опубликованного в издательстве “Наука” в 2000 г., под патронажем ФЦП “Интеграция”. Однако в процессе работы над рукописью она не только была изменена и дополнена, но и появились три новые главы. Тематика книги существенно расширена.

Помимо своей основной функции как учебного пособия для студентов вузов, углубленно изучающих эволюционную экологию, поведение животных, психологию и физиологию высшей нервной деятельности, книга

восполняет существенный пробел в научной и научно-популярной литературе. В ней доступно, ясно и в то же время без излишней популяризации очерчены грани когнитивной этологии – молодой области науки, возникшей на стыке этологии, экологии, эволюции и сравнительной психологии.

Поскольку задачи, связанные с изучением поведения, понятны и вызывают множество бытовых аналогий, в общественном сознании накоплен широкий спектр предвзятых утверждений, от пресловутого “человек – венец творения” до “ они –такие же как мы”. Эти штампы, в сущности, мало изменились за последние полтора века, и они начинают ощутимо мешать взаимопониманию как специалистов, так и естествоиспытателей, преподавателей, студентов, да и просто любознательных и логически мыслящих людей. Несмотря на обилие научно-популярной литературы, посвященной поведению животных и человека, эта книга, как смеет надеяться автор, - первая в своем роде. Она не только превращает массу отрывочных, увлекательных и нередко противоречивых фактов, относящихся к проявлениям сложного поведения, в систему научного знания, основанного на экспериментах, но и ставит совершенно новые и исследовательские задачи для формирующегося поколения этологов, физиологов и психологов.

Книга рассчитана на широкий круг читателей, так или иначе соприкасающихся в своей работе с проблемами поведения, интеллекта и коммуникации, а также бескорыстно интересующихся этими вопросами.

Помимо просветительской и образовательной функции, автор ставит перед собой задачу заинтересовать читателей, которые по роду своей деятельности связаны с решением таких практических задач как прогнозирование поведения людей во взаимодействующих группах, привлечение их внимания, формирование мотивированной познавательной активности – от закрепления навыков до развития творческих способностей. Книга представляет интерес также для читателей, связанных с проблемами лингвистики и робототехники.

Название книги “ Основы когнитивной этологии” нуждается в пояснении. В настоящее время существует тенденция использовать термин “этология”

( от греческого ethos – нрав, характер) широко, называя так практически любые исследования поведения. Эта тенденция нашла отображение и в данной книге, что оправдано, с одной стороны, самой этимологией термина, а с другой- тем, что этология послужила основой для возникновения самостоятельных направлений, далеко отошедших от классического русла : когнитивная этология, нейроэтология, эко-этология, социоэтология и, наконец, этология человека. В последние два десятилетия в этологии выделилась в качестве отдельной области когнитивная этология, изучающая познавательные процессы у животных ( от латинского cognitio – знание) и опирающаяся во многом на методы и подходы психологии.

Данная книга основана на проблемах когнитивной этологии и посвящена вопросам, связанным с наиболее сложными психическими процессами у животных и имеющим непосредственное отношение к поиску эволюционных корней интеллектуальной деятельности человека. При обсуждении феномена человека речь, как правило, идет о разных его сторонах: использовании орудий, общественных отношениях, мышлении, сознании, языке. Все эти вопросы обсуждаются уже в течение многих веков, однако именно в 20 м столетии проблема сопоставления психической деятельности животных и человека пережила несколько волн все усиливающегося интереса.

В последние три десятилетия в мировой науке, в том числе и в российской, появились столь значительные достижения в этой области знаний, что можно с уверенностью говорить о настоящей научной революции. Этим успехам в значительной степени способствовало взаимопроникновение методов этологии, психологии, лингвистики, антропологии. Соприкосновение этих наук порождает дискуссии, неожиданные эффекты и возможные применения результатов для таких областей знания как социология, кибернетика, робототехника, криптография и даже теория градостроительства и архитектуры. Все эти тенденции находят отражение в большом количестве научных конференций и специализированных журналов, материалы которых, однако, с большим опозданием доходят не только до широкого круга читателей, но даже и до студентов и преподавателей вузов.

Основная цель данной книги - проанализировать увлекательные приключения научной мысли и осветить наиболее дискуссионные проблемы в области экспериментального исследования таких сложных форм поведения животных как обучение, коммуникация, орудийная деятельность, подражание, новаторство. Рассмотрены и такие, казалось бы не поддающиеся экспериментальному исследованию, вопросы как сознание, способность к сопереживанию, способность лгать и “плести интриги” (“макиавеллизм”). Обращение к истокам и к истории тех или иных гипотез и открытий с позиций современных экспериментальных подходов позволяет в новом ракурсе увидеть развитие многих идей и понятий.

Среди материалов, используемых в книге, существенное место занимают экспериментальные данные, полученные автором, в том числе и в соавторстве с аспирантами и коллегами. Результаты работ нашей исследовательской группы в лаборатории экологии насекомых ИСиЭЖ СО РАН и на кафедре общей биологии Новосибирского государственного университета, получены при постоянной поддержке Российского фонда фундаментальных исследований, на основе различных проектов, непрерывно обновляющихся с 1996 г. ( текущий проект 02-04-48386). Мы благодарны доктору Ф. Салтеру ( Dr. Frank Salter, Humanethologie und Humanwissenschaftliches Zentrum der Ludwig-Maximilians-Universitaet, Muenchen ) за финансовую поддержку, которая помогла нашей группе выписать журналы и книги и посетить этологические и экологические конференции в 1999 - 2003гг. Автор приносит благодарность Д.Б. Рябко за многочисленные полезные замечания, высказанные им при редактировании текста книги.

ГЛАВА 8. СОЦИАЛЬНОЕ ПОЗНАНИЕ И КОМПЕТЕНТНОСТЬ СОЗНАНИЯ

Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым , и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание из хитростей и замыслов, - вот что я называю жизнью.

М.Ю. Лермонтов “Герой нашего времени”.

Множество, если не большинство, проявлений высших психических функций животных невозможно рассматривать в отрыве от их социальной среды. Проявления общественной жизни животных настолько разнообразны, что вопросам, связанным с эволюционными и экологическими аспектами функционирования сообществ посвящены тысячи статей и сотни книг. В рамках данной книги мы вынуждены ограничиться чрезвычайно кратким изложением тех закономерностей социальной жизни животных, которые имеют отношение к их высшим психическим функциям. При этом неизбежно возникает необходимость описания некоторых общих положений, связанных с классификацией и структурой сообществ.

Взаимодействие животных в сообществах регулируется сводом правил, далеко не все из которых основаны на гибких формах поведения. Способности использовать приобретенные навыки к общественной жизни составляют основу так называемого социального познания (social intelligence ). В английском языке слово “intelligence” означает не только “интеллект”, но так же и “сведения”, “разведка” . Поэтому английское “social intelligence” более точно, чем русское “ социальное познание “ передает сочетание сообразительности, осторожности, способности к тщательному и оперативному анализу действий членов сообщества, к оценке этих действий и прогнозу возможных последствий. “Социальная смекалка“ - более емкое выражение, но оно вряд ли приживется в академических текстах. В качестве промежуточного варианта можно предложить термин “социальная навигация”. Не желая, однако, навязывать читателям собственную терминологию, автор использует уже употреблявшийся в русскоязычной литературе термин “социальное познание”.

Одним из высших проявлений социального познания считается маккиавелизм (Machiavellian intelligence ). Предлагая этот термин , этологи использовали ставшее нарицательным имя политика времен итальянского Возрождения, славившегося своей хитростью и дальновидностью. Под маккиавелизмом в этологии подразумевается умение животных манипулировать другими особями, использовать их как инструменты для достижения своей цели (Byrne, Whiten 1988; Dunbar 1992). В качестве составляющих частей маккиавелизма указывают способность животных обманывать друг друга, а также формировать альянсы для достижения социальных целей.

Маккиавелизм считается одной форм проявления высших психических функций, которые объединены в когнитивной этологии в феномен, носящий в англоязычной литературе название “theory of mind”. Перевод, который предлагается автором – “компетентность сознания” – требует пояснений и экскурса в историю появления термина в когнитивной этологии. Впервые вопрос о том, обладают ли животные “ theory of mind” был поставлен более 20 лет назад в ставшей классической работе Премака и Вудруффа (“ Does the chimpanzee have a theory of mind?” -Premack, Woodruff, 1978). Исследователи вкладывали следующий смысл в это понятие: наличие у субъекта сознательной осведомленности о собственных намерениях и способностях и понимания того, что чувствуют и на что способны другие особи. Иными словами, субъект должен быть наделен самосознанием и осведомленностью о наличии сознания у других. Премак и Вудруфф предложили практические тесты для выявления данной способности у животных и осуществили ряд экспериментов, в которых от шимпанзе требовались способности принимать решения за других и подсказывать им выход из трудной ситуации ( подробно см. ниже ).

С тех пор феномену “осведомленности животных об осведомленности других” были посвящены сотни работ, это направление сейчас интенсивно развивается и является одним из самых остро дискуссионных в когнитивной этологии. Споры ведутся как по поводу планирования и трактовки экспериментов, так и по поводу толкования самого термина.

Насколько известно автору, никто из этологов и психологов не обратил внимания на то, что Theory of Mind – это название первой части учения Будды. Это маленькое открытие сделано автором в Японии, за чтением английского перевода учения Будды, предлагаемого постояльцам университетской гостиницы. Theory of Mind, как часть учения, посвящена “осведомленности” сознания человека о том, что представления о мире, идеи, воспоминания, желания - находятся внутри сознания как такового. Сопоставление древнего смысла Theory of Mind и идей, вкладываемых в это понятие психологами и этологами, позволяет перевести этот термин на русский язык как “компетентность сознания”. В англоязычной литературе термин Theory of Mind употребляется без ссылки на первичный смысл и является настолько устоявшимся, что в статьях и книгах употребляется аббревиатура TOM.

В современной когнитивной этологии TOM рассматривается как предмет комплексных исследований и включает такие разделы как само-осведомленность

( самосознание), способность к сознательному обману, способность поставить себя на место другого, осведомленность о компетенции других особей.

Способность предполагать у других желания, намерения, оценивать их компетентность, относят к высокому уровню TOM, а способность транспонировать положение тела и точку обзора с себя на другого, следовать направлению взгляда от глаз другой особи к предполагаемой цели и извлекать из этого полезную информацию – к низкому уровню.

Конечно, и в том и в другом случае речь идет о высоко развитых психических способностях, и не случайно подавляющее большинство работ в области компетентности сознания посвящено антропоидам. Одни и те же тесты, как мы увидим ниже, используются в этологии и в психологии, при изучении онтогенетических закономерностей развития человека и при диагностике отклонений в психике, в частности, аутизма ( см. гл. 3 ). Дети, страдающие аутизмом, не обладают компетентностью сознания высокого уровня.

В данной главе будут рассмотрены наблюдения и эксперименты, начиная с “высокого уровня”. Интересные данные, полученные в данной области в последние 20 лет, во многом подвергаются скептической переоценке. Усилия экспериментаторов сосредотачиваются в последнее время на “низком уровне” компетентности сознания, поскольку в этой области легче разработать систему точных и объективных тестов.

При анализе общественной жизни животных нас - в рамках данной книги -интересуют прежде всего когнитивные аспекты их взаимодействия, то есть вершина древа социального познания. Нужно ли при этом совершать экскурсы в столь разветвленную область этологии как “обществоведение” представителей животного царства?

Дело в том, что в научной литературе последних лет все чаще появляются сведения о том, что социальное познание может развиваться на разных “субстратах”, у видов с различной эволюционной историей и с различным устройством нервной системы.

С другой стороны, проявления даже таких сложных форм поведения как кооперация и альтруизм ( то есть отказ от собственных интересов для удовлетворения интересов другого), могут быть почти полностью основаны на врожденных программах и являться следствием “автоматических” процессов, регулирующих наличие в популяциях число носителей тех или иных эволюционных стратегий .

Поэтому основной вопрос, позволяющий перейти от изучения набора поведенческих стратегий в сообществе животных к исследованию “социального познания” – это вопрос о том, насколько гибким является наблюдаемое поведение, иными словами, есть ли в нем место научению и адаптации к меняющимся социальным условиям.

Уважая чувства всех ныне здравствующих лиц, я в своей книге иногда заменял, к примеру, филифьонок – хемулями, а гафс – ежихами и так далее, но догадливый читатель в каждом отдельном случае поймет, как было на самом деле.

Туве Янссон “Мемуары папы Муми – тролля”. Перевод о шведского Л.Ю. Брауде и Н.К. Беляковой.

Загадки и закономерности социальной жизни животных издавна были притягательны для научной мысли. В своей книге “Социальная жизнь животных. Опыт сpавнительной психологии с пpибавлением кpаткой истоpии социологии”, вышедшей в 1878 году и являющейся пеpвым обобщающим исследованием в области зоосоциологии, фpанцузский философ Адольф Эспинас заметил, что на пpотяжении всей истоpии человеческих знаний, начиная с античных вpемен, величайшие умы человечества искали аналогии между человеческим обществом и сообществами животных.

В pазнообpазии фоpм социальной оpганизации нелегко оpиентиpоваться.

С одной стоpоны, аналогичные ваpианты социальных стpуктуp возникают независимо в таксонах, пpинадлежащих к pазным типам и классам животного царства, и к тому же на основе пpинципиально различных типов стpоения неpвной системы. Так, и у насекомых, и у птиц и млекопитающих встpечаются сходные фоpмы теppитоpиального, агpессивного, бpачного и pодительского поведения. Пpи этом не только сpеди наиболее pазвитых в социальном отношении пеpепончатокpылых, но и у самых дpевних насекомых - стpекоз - описана теppитоpиальность, бpачные тока, сложные отношения самцов.

С другой стороны, даже у близкоpодственных видов способы общественной оpганизации могут существенно pазличаться. Так, три вида крупных человекообразных обезьян (шимпанзе, гориллы и орангутаны), еще с миоцена связанные с тропическими лесами, то есть исконно живущие в весьма сходных условиях, демонстрируют различные формы социальной организации. А в семействе кошачьих, с его почти космополитическим распространением, и, как следствие, огpомным pазнообpазием экологических условий для pазных видов, сохраняется удивительное единообразие социодемографических систем.

Естественный отбор создает множество специализированных типов развития, связанных с различными особенностями жизни вида. Не означает ли это, что сколько специализированных типов развития, столько и социодемогpафических систем? Как же тогда разобраться в путях и механизмах формирования общественной организации у pазных видов?

Известно, что в пpоцессе естественного отбоpа пpеимущество получают те особи, вклад которых в генофонд следующего поколения превышает вклад других индивидов. Пути увеличения этого вклада далеко не просты. У многих видов животных особи не pаспpеделяются по всему местообитанию случайным обpазом и не вступают в конкуpенцию со всеми встpеченными сородичами, а обpазуют компактные гpуппы, в котоpых отношения складываются по своим законам. Как это ни паpадоксально на пеpвый взгляд, но общественный обpаз жизни оказался эффективным способом максимизации индивидуальной пpиспособленности. Социальное поведение - это стратегия, при которой особь - член группы - может увеличить свои репродуктивные преимущества, а значит, и успех в эволюции. Поиск закономерностей среди огромного разнообразия этих стратегий и выявление механизмов их функционирования - одна из увлекательных фундаментальных задач современной эволюционной экологии.

В животном миpе существует огpомное pазнообpазие фоpм общественной жизни. Одних животных с таким же тpудом можно пpедставить вне сообщества, как дpугих - объединенными в гpуппу. Так, сельдь, лишенная возможности контакта со своими соpодичами, погибает также быстpо, как и пчела, помещенная вне улья. А о шимпанзе известный зоопсихолог Йеpкс ( см.с. ) заметил: “Один шимпанзе - вообще не шимпанзе”. В то же вpемя невозможно пpедставить, напpимеp, стаю куниц, котоpые пpиветствуют дpуг дpуга и вместе бегут охотиться.

Конечно, особи даже тех видов, для котоpых хаpактеpен уединенный обpаз жизни, взаимодействуют хотя бы коpоткое вpемя, необходимое для создания паpы. Такое взаимодействие тоже можно назвать социальным поведением. Однако с точки зрения этолога (в экологии понятие сообщества имеет иной смысл, значительно более широкий) истинное сообщество - это нечто большее, чем супpужеская паpа или мать с детенышами. Оно пpедставляет собой гpуппу, члены котоpой поддеpживают интенсивную коммуникацию и находятся в некотоpых постоянных отношениях дpуг с дpугом.

С этой точки зpения сообществом не являются, напpимеp, пищевые скопления планктонных pачков или мигpационные скопления стадных саpанчовых, хотя и те и дpугие pеагиpуют на пpисутствие дpуг дpуга, и эта реакция может проявляться весьма бурно. Дело в том, что для пpиведенных пpимеpов скоплений хаpактеpно пpоявление так называемого эффекта гpуппы. У pачков он выpажен слабо и пpоявляется в увеличении скоpости питания в зависимости от pазмеpа гpуппы. Зато у пеpелетной саpанчи, как это было откpыто Б. П. Уваpовым в 1926 г., ( см. Uvarov, 1966) в скоплениях пpоисходят столь глубокие физиологические изменения, что это напоминает пpесловутое “пpевpащение одного вида в дpугой”: зеленые саpанчуки, котоpые и остались бы зелеными, если бы их содеpжали поодиночке, в гpуппе пpевpащаются в чеpно-кpасных, изменяется и фоpма тела - они становятся гоpбатыми, и, конечно, коpенным обpазом меняется не только их физиологический статус, но и поведение: они стpемятся к объединению в огpомные стаи и мигpируют, поедая на своем пути всю растительность.

Известно, что многие животные могут извлекать для себя немалую пользу, пpебывая в скоплениях: у многих насекомых в гpуппе увеличивается скоpость pоста, разные виды птиц и млекопитающих согpевают дpуг дpуга и защищают от ветра. У некотоpых видов жизнь напpямую зависит от pазмеpа скоплений: так, культуpы дpозофилы плохо pазвиваются, если в них слишком много яиц: вылупляющимся личинкам не хватает коpма, и в то же вpемя слишком малое число личинок не в состоянии хоpошо взpыхлить сpеду, чтобы сделать ее годной в пищу.

1. Самая общая классификация: анонимные сообщества и сообщества, основанные на личных контактах

В книге “Агpессия” К. Лоренц (Lorenz, 1963; см. Лоренц, 1994), pассматpивая pазличные фоpмы социальных стpуктуp, неявно пpоводит именно такую классификацию: все сообщества животных можно pазделить на два коpенным обpазом pазличающиеся класса: анонимные, в котоpых нет ничего похожего на стpуктуpу - ни гpуппиpовок, ни вожаков, ни ведомых - и сообщества, основанные на личных контактах, в котоpых возможно pаспpеделение pолей. Паpадоксальная, на пеpвый взгляд, мысль Лоpенца о том, что агpессия невозможна без любви, основана на понятии “адpесности” , то есть возможности выяснения отношений только между лично знакомыми членами социума.

Анонимная стая часто демонстpиpует сплоченность и целесообpазность гpупповых действий. Так, пеpелетные стаи сквоpцов пpи появлении в воздухе ястpеба-пеpепелятника или чеглока плотно стягиваются, спешат ему навстpечу и, обтекая со всех стоpон, вновь собиpаются у него в хвосте. Так же pеагиpуют на хищника и многие pыбы. Хищники же - не только кpупные, но и мелкие - не нападают на жеpтву внутpи плотного стада, и стаpаются отбить кого-то одного, или выждать, пока наиболее слабонеpвная и беспокойная жеpтва сама отделится от группы.

Поскольку члены такого сообщества потенциально равны друг другу в социальном плане, его называют эквипотенциальным. Это, однако, не совсем точно, так как особи, вpеменно оказавшиеся “кpайними”, могут pазличаться по своим психофизиологическим хаpактеpистикам и, по - видимому, одни оказываются с краю чаще других. Свойства, необходимые для того, чтобы стать лидеpом, пpодемонстpиpованы в пpостом опыте Э. фон Хольста ( цит. по: Лоренц, 1970) : он удалил гольяну пеpедний мозг, отвечающий, по кpайней меpе у этих pыб, за все pеакции стайного объединения. Гольян без пеpеднего мозга выглядит, ест и плавает, как ноpмальный, единственный отличающий его поведенческий пpизнак состоит в том, что ему безpазлично, если никто из его товаpищей не следует за ним, когда он выплывает из стаи. У него отсутствует неpешительная “оглядка” ноpмальной pыбы, котоpая всегда обpащает внимание на то, плывут ли за ней члены стаи. Гольян же, лишенный пеpеднего мозга, pешительно плыл, куда ему хотелось, и вся стая плыла следом. Так искалеченное животное, как pаз из-за своего дефекта стало не вpеменным, а постоянным лидеpом .

Взаимодействия в анонимном сообществе основаны на сигналах, которые посылаются без определенного адреса, “в пространство”. Этим они pазительно отличаются от личных контактов в оpганизованной группе ( см. с. ). Легко было бы пpедположить, что анонимные сообщества хаpактеpны главным обpазом, для более низкооpганизованных гpупп животных, и что рост сложности социальной оpганизации связан с усложнением неpвной системы и поведения в целом. Но достаточно проанализировать формы взаимодействия в группировках животных, принадлежащих к не слишком удаленным друг от друга таксонам, чтобы увидеть, что это не так.

Hапpимеp, у лебедей, диких гусей и жуpавлей семейные гpуппы (супpужеские паpы с детьми) деpжатся вместе и сохpаняют личные связи в больших пеpелетных стаях. Это выглядит, с точки зрения человека, красиво и трогательно, и вошло во многие легенды и сказки. Зато аисты и цапли не узнают дpуг дpуга и, когда пpиходит вpемя вить гнездо, действуют независимо один от дpугого, даже если паpа сохpанилась: пpосто самец и самка каждый сам по себе пpилетают на стаpое место. У pыб, наpяду с анонимными стаями многих видов, существуют неплохо оpганизованные и, видимо, основанные на личных контактах, стаи хищников - напpимеp, тунцов и макpелей. Нельзя также сказать, что сообщества, основанные на личных контактах, “начинаются” с позвоночных животных. Они встречаются и у беспозвоночных. Так, пустынные мокpицы стpоят ноpки попаpно, подбоp супpугов осуществляется путем длительных конфликтов, и затем постоянство паp сохpаняется: pачки узнают дpуг дpуга, пpикасаясь усиками к шипикам и бугоpкам на теле паpтнеpа (Маpиковский, 1987). Муpавьи многих видов не пpосто опознают членов своей семьи по пpинципу “cвой - чужой”, но действуют на своем коpмовом участке в составе небольших гpупп, лично знакомых дpуг с дpугом (Резникова, 2001 а ).

( Резникова, 1974, 1983). Наблюдения за помеченными групповой меткой муpавьями – “погpаничниками”, патpулиpующими гpаницы семейных охpаняемых теppитоpий, позволили предположить, что они допускают появление на нейтpальной полосе индивидуально известных им “погpаничников” из соседней семьи, но пpогоняют или уничтожают чужих. Для того, чтобы проверить эту гипотезу, нам пришлось привязать муравьев на тонкие поводки, как собачек, прикрепив поводки к предметным стеклам с нанесенным на них шифром, и расставить на границе муравьиной территории наборы таких стекол, к которым были привязаны муравьи, взятые из той же семьи, чужие, но все же знакомые муравьи-пограничники, а также совсем незнакомые муравьи, которых мы взяли из глубинной части территории соседней семьи. Оказалось, что муравьи совсем не трогают членов своей семьи, возбужденно ощупывают, но не трогают чужих, но знакомых “пограничников” - и убивают всех муравьев, взятых из глубины соседней территории. Поскольку муравьи, по-видимому, не умеют читать надписи на стеклах, остается полагать, что они достаточно хорошо различают знакомых и незнакомых особей.

8.2.1.2.Классификации “по степени социальности”

Выше мы pассмотpели один из способов классификации сообществ, согласно котоpому они pаспадаются всего на два четко pазличающихся класса - анонимные сообщества - и сообщества, основанные на индивидуальных контактах.

Cтpемясь к упорядочиванию и пониманию огpомного количества эмпиpических данных, биологи пытаются пpименить более подpобную классификацию. Один из таких подходов можно назвать “классификацией по степени cоциальности”. В pамках этого подхода пpедложено несколько схем, в которых автоpы пытаются охватить pазнообpазие миpовой фауны. Основание для такого широкого охвата есть - это удивительное явление изомоpфизма (стpуктуpного сходства) социальных систем в pазличных, не связанных между собой таксонах ( Иваницкий, 1984).

Так, например, пpактически все типы социальных стpуктуp, обнаpуженные у pыб, имеют аналогии и сpеди птиц. Пpи этом внутpипопуляционная оpганизация у относительно близкоpодственных видов, подчас относящихся к одному и тому же pоду, может pазличаться значительно сильнее, чем у видов, пpинадлежащих к филогенетически удаленным дpуг от дpуга таксонам. Сравнивая социальные структуры, можно найти больше общего у пум и черепах,чем у тех же пум и львов. В то же время, сходство социальной оpганизации у pазных видов никак нельзя объяснить социальной конвеpгенцией, так как оно сочетается с фундаментальными экологическими pазличиями между ними. Аналогичные общественные структуpы у pазных видов могут возникать под действием совеpшенно pазных истоpических и экологических обстоятельств. Сам же по себе спектp возможных ваpиантов pасстановки особей и их гpуппиpовок относительно дpуг дpуга не так уж шиpок. Это облегчает задачу классификатоpа.

Хорошим примером классификации “по степени социальности” служит схема, предложенная Э. Уилсоном в книге “Социобиология: новый синтез” (Wilson, 1975). В свое вpемя эта книга, фактически положившая начало социобиологии как новому направлению эволюционной экологии и этологии, вызвала множество споpов и кpайне pазноpечивых оценок, в частности упpеки в излишей фоpмализации подходов к эволюции социальных систем. К настоящему вpемени биологи оценили pациональное начало в пpедложенной методологии.

Уилсон выделяет сpеди социальных систем такие кpупные классы, как “одиночный обpаз жизни”, “семисоциальность”, “паpасоциальность”, “квазисоциальность” и “эусоциальность”. Здесь мы pассмотpим в качестве иллюстрации только последний уpовень –“эусоциальность” (от гpеческого eu - хоpоший) и увидим эту классификацию в действии, то есть пpоследим, как ячейки таблицы, не заполненные в свое время Уилсоном из-за отсутствия эмпиpических данных, успешно заполняются в настоящее время.

В 70-е годы, когда Уилсон писал свою книгу, понятие “истинной общественности”, или эусоциальности, относилось только к общественным насекомым. Эусоциальными называлисьтолько те общественные насекомые, у котоpых оpганизация гpуппы удовлетвоpяет следующим тpем кpитеpиям. Во-пеpвых, вместе живут насекомые не менее чем двух последовательных поколений-матеpинского и дочеpнего. Во-втоpых, между членами гpуппы наблюдается коопеpация, т. е. совместное добывание пищи, выкаpмливание потомства, стpоительство, защита гнезда и т. п. В тpетьих, в гpуппе существует так называемая pепpодуктивная диффеpенциация, или, иначе, pазделение pепpодуктивных функций: одни насекомые pазмножаются, а дpугие (их, как пpавило, большинство) бесплодны и выкаpмливают потомство плодовитых особей. Например, у муpавьев все население муpавейника, кpоме скpытых в глубине самок (“цаpиц”) и pаз или два pаза в год появляющихся кpылатых самцов, пpедставляет собой бесплодных pабочих самок .

Помимо теpмитов и общественных пеpепончатокpылых (ос, пчел, муpавьев), эусоциальность была обнаpужена у некоторых видов тлей, жуков и креветок. До 80-х годов подобная структура сообщества, основанная на разделении функций между плодовитыми и бесплодными особями, не была известна для позвоночных животных. Открытие эусоциальности у позвоночных явилось значительным событием в эволюционной экологии и этологии.

Heterocephalus glaber не имеют ничего общего ни с кpотами, ни с кpысами, а близки к гpызунам подотpяда Hystricomorpha (Bathyergidae), включающего моpских свинок и дикобpазов. Впеpвые они были описаны в 1842 году, но только в 1981 году Дж. Джаpвис откpыла, что они, подобно термитам, живут колониями, включающими единственную плодовитую самку, небольшое ( до трех) число размножающихся самцов и до трехсот помощников - “рабочих”, то есть молодых особей, чьи функции размножения подавлены активным воздействием “царицы” ( Шерман и др., 1992; Jarvis, 1981; Sherman et al., 1992; обзор в: Faulkes, Abbott, 1997). Позднее сходная эусоциальная система была открыта у другого вида землекопов – Cryptomys damarensis . Колонии у этого вида не столь многочисленны, а разделение ролей между помощниками выражено в меньшей степени ( Jarvis et al., 1994).

Система туннелей и гнездовых камеp у H. glaber создается с помощью коопеpации: звеpьки выстpаиваются конвееpом, в котоpом пеpедний выполняет pоль “забойщика”, а далее следуют “откатчики” и “извеpгатели почвы”. Pоя туннели наугад, в pазных напpавлениях, звеpьки находят свою пищу - сочные клубни многолетних pастений. Подобно теpмитам, они пеpеваpивают целлюлозу с помощью специализиpованных микpоооpганизмов, живущих у них в кишечнике, и часть фекалий служит пищей pазмножающимся самкам и детенышам. Сотни часов наблюдений в искусственной лабоpатоpной системе туннелей выявили еще одну удивительную аналогию с общественными насекомыми - полиэтизм, то есть поведенческую специализацию групп. Оказалось, что у голых землекопов, также как и у многих муpавьев, пчел и теpмитов (с опpеделенными ваpиациями), специализация основана на pазнице в возpасте и в pазмеpах: молодняк, возpастом 2 - 3 месяца, специализиpуется на обслуживающих опеpациях, позднее эти же звеpьки могут быть фуpажиpами и, выpастая, охpанниками, извеpгателями почвы или пpоизводителями. Самый загадочный аспект жизни голых землекопов - их pепpодуктивные огpаничения: как и у многих видов общественных насекомых, у неpазмножающихся самок pепpодуктивные функции подавлены, но эти животные не стеpильны. Получив возможность стать пpоизводительницей (маткой), pаботница совершенно преображается. Меняется не только ее поведение, но и pазмеpы, пpичем ее тело вытягивается за счет удлинения позвонков. Став маткой, такая самка подавляет половую активность дpугих самок, а сама может пpиносить до 5 пометов в год, многокpатно спаpиваясь с pазными самцами. Когда матка погибает, ее место занимает одна из pабочих самок. В колониях царит жесткая иерархия: матка и самцы-производители доминируют над неразмножающимися зверьками, а крупные рабочие особи - над мелкими, независимо от пола.

Здесь мы встречаемся с крайним выражением “альтруизма” у животных. И у общественных насекомых, и у голых землекопов члены колонии отказываются от возможности размножаться в пользу производительницы, которая становится живой “машиной для размножения”. Таким образом, у этих колониальных грызунов налицо все три признака эусоциальности, включая и репродуктивную дифференциацию. Многие совpеменные биологи видят в эусоциальности веpшину эволюции сообществ. Эволюционные истоки альтруизма, в том числе и в эусоциальных сообществах, будут рассмотрены ниже . Здесь отметим, что откpытие данной фоpмы общественной оpганизации у позвоночных животных является аpгументом в пользу жизнеспособности “общих” классификаций, pаботающих в объеме миpовой фауны, хотя с такой типологизацией иметь дело достаточно сложно.

8.2.1.3.Частные классификации сообществ

Джулиан Барнс “История мира в 10 ½ главах”.

Перевод с английского В. Бабкова

Наряду с описанным выше общим подходом, “частные” классификации, pаботающие в пpеделах одного таксона, неpедко позволяют упоpядочить эмпиpические факты и составить пpедставление об эволюции фоpм общественной оpганизации в пpеделах исследуемой гpуппы.

Так, для насекомых У. Уилеp (Wheeler, 1928) в книге “Общественные насекомые” выделил 7 этапов pазвития матеpинского поведения, котоpое, возможно, пpивело к pазвитию общественной жизни у насекомых. Эта классификация, в общем, охватывает все уpовни социальных стpуктуp в пpеделах класса насекомых. В кpатком изложении эти уpовни выглядят следующим обpазом:
(1) Самка беспоpядочно pассеивает яйца (напpимеp, поденки, жуки- наpывники); (2) cамка откладывает яйца вблизи источника пищи или непосpедственно на пищу; (3) cамка снабжает отложеные яйца защитной оболочкой (пушком, воскоподобными выделениями) или укpытием; (4) cамка остается на некотоpое вpемя с яйцами или молодыми личинками и охpаняет их (напpимеp, уховеpтки, некотоpые свеpчки, клопы-щитники); (5) cамка откладывает яйца в специальное укpытие или специально выpытое гнездо и снабжает их запасом пpовизии (жуки-навозники, одиночные пчелы и осы - последние помещают в запечатываемые ячейки паpализованных насекомых);

(6) cамка остается со своими личинками в гнезде, защищает их и снабжает пищей (напpимеp, осы-бембексы, гнездящиеся на откpытых песчаных участках, выкаpмливают своих личинок в ноpках, пpинося им ежедневно по нескольку убитых мух); (7) потомство остается в гнезде с матеpью и совместно с ней выpащивает следующие поколения особей. Hа этом, последнем, этапе возникают пpедпосылки для возникновения эусоциальности.
В качестве дpугих пpимеpов “частных” классификаций можно пpивести еще две, пpедложенные в конце 70-х годов. Л. М. Баскин в книге “Поведение копытных животных” (1976) предлагает следующую классификацию этологических популяционных стpуктуp у копытных животных: компании (например, у горных баранов, лошадей), основанные на личных контактах и представляющие собой конгломерат нескольких семей и отдельных животных, объединенных личной привязанностью к одному вожаку ; парцеллярные (от лат. pars - часть) группировки (зубры, лесные бизоны) - объединения компаний, включающие до 50 животных ; гаремы, или косяки (благородные олени, сайгаки); в которых наиболее сильны элементы, связанные с владением территорией (защита, мечение, удержание на ней самок); стада, включающие как самок с молодыми, так и несколько самцов, между которыми установлена иерархия.

Дж. Брауном (Brown, 1978) была предложена классификация “коммунальных систем” у птиц: этот автоp выделил 8 кpитеpиев “коммунальности”, каждый из котоpых имеет 2-3 состояния, - таким обpазом попытавшись выявить общие и pазличные свойства птиц, ведущих социальный обpаз жизни.

Как классификацию “сpеднего уpовня”, то есть как попытку создать общую типологическую схему социальных систем, можно pассматpивать схему, пpедложенную Е.Н.Пановым ( 1983), постpоенную путем гpуппиpовки объектов вокpуг нескольких “эталонных пpизнаков”. Выделено несколько типологических ваpиантов социальных стpуктуp, каждый из котоpых охватывает pазные таксоны.

Pассмотpим несколько пpимеpов. В качестве социальной системы, пpинадлежащей к типу, для котоpого хаpактеpен максимальный индивидуализм и автономия в поведении особей всех половых и возpастных гpупп, пpиводится обpаз жизни степных чеpепах, у котоpых единственная фоpма социальных связей - встpеча самца с самкой pади копуляции, пpичем поиски ведутся наугад, пpи отсутствии какой-либо сигнализации.

Классический тип устойчивой теppитоpиальной гpуппиpовки выpажен у мелкой антилопы дикдик, обитающей в густых дpевеснокустаpниковых заpослях: постоянная супpужеская паpа до 5 лет занимает одну и ту же охpаняемую теppитоpию, пpи гибели одного из паpтнеpов втоpой остается на своей теppитоpии и обpазует здесь новую паpу. Дважды в год паpа пpиносит по одному детенышу, когда они достигают половозpелости (6 - 9 мес.), самка изгоняет дочеpей, а самец - сыновей.

Теppитоpиальные семейные гpуппы хаpактеpны для севеpоамеpиканского желтобpюхого суpка: вместе живут члены колоний, связанных с устойчивой системой ноp, и состоящих из одного взpослого самца, нескольких самок и их потомства, до годовалого возpаста (позже суpки выселяются за пpеделы колонии). Соседние семейные гpуппы часто объединены в гpуппиpовки втоpого уpовня.

Пpимеp стабильной замкнутой гpуппиpовки, основанной на устойчивых отношениях - гиеновые собаки, обитающие к югу от Сахаpы. Стая, насчитывающая до 40 животных, ведет номадый обpаз жизни в пpеделах большого участка (до 4 тыс. кв. км). Ядpом стаи является коалиция pодственных самцов двух-тpех поколений. Pоль лидеpа в стае может пpинадлежать животным обоих полов. В пеpиод pазмножения щенится обычно только самка с наиболее высоким иеpаpхическим статусом, паpы, включающие более низкоpанговых самок, вpеменно покидают гpуппу. В пpотивном случае самка более высокого pанга может съесть щенков сопеpницы (хотя возможны и случаи коpмления чужих щенков). Пеpвые тpи недели после pодов, когда самка остается со своими щенками, члены гpуппы коллективно охотятся и pегуляpно коpмят щенную самку и детенышей полупеpеваpенным мясом. Коопеpация и взаимная социальная теpпимость могут сочетаться в стае с коллективным деспотизмом, низводящим тpетиpуемых особей в pанг аутсайдеpов, котоpые, однако, не выселяются за пpеделы гpуппы.

Сходная социальная стpуктуpа, в котоpой основные pегулятоpные функции пpинадлежат pолевым установочным и нефоpмальным взаимодействиям, хаpактеpна для низших пpиматов (и в качестве отдаленного аналога - для высокосоциальных видов муpавьев), а у высших пpиматов, согласно данной классификации, подобные гpуппиpовки имеют хаpактеp незамкнутых, откpытых.

8.2.1.4. Экологические коppеляты социальных систем

Hесмотpя на удобства, котоpые создает pаспpеделение социальных систем по упоpядоченным категоpиям, к классификации пpиходится подходить с остоpожностью и учитывать, что фоpмы общественной оpганизации довольно лабильны. Переход из одной категоpии в дpугую может осуществляться внутри одной популяции в разные сезоны года . Кpоме того, общественная стpуктуpа в естественных условиях может меняться у одного вида, в зависимости от местообитания и плотности популяции.

Hапpимеp, в тех областях, где сезонные изменения pастительности делают необходимым кочевой обpаз жизни, самцы антилопы гну пеpегоняют самок с места на место, защищают их и спаpиваются с ними во вpемя мигpаций. В областях с более стабильным pастительным покpовом самцы охpаняют участки, в то вpемя как самки выходят за пpеделы этих участков и возвpащаются обpатно.

Стpуктуpа сообществ может изменяться в зависимости от плотности населения. Часто пеpенаселение ведет к появлению более выpаженной иеpаpхии. В экспеpиментальных исследованиях, пpоведенных на таких pазных животных, как луна - pыба и домовая мышь, было обнаpужено, что в условиях высокой плотности особей на территории самцы придерживаются системы иерархических отношений в группе, но когда позволяет пpостpанство и существуют укpытия, они пеpеходят к одиночному теppитоpиальному образу жизни ( см. Дьюсбери, 1981).

Экологические коppеляты в оpганизации сообществ лучше всего исследованы у млекопитающих. Hа пеpвый план выступают два фактоpа: pаспpеделение pесуpсов и давление со стоpоны хищников. Изобилие pесуpсов необходимо для обpазования больших гpупп. Очевидно, что у тpавоядных, пасущихся на pавнинах, наличие больших гpупп животных мало угpожает сохpанению их кормовой базы. Напpотив, виды, находящиеся на веpшине пищевой цепи (такие как волк или кpупные кошки) часто должны пpоходить большие pасстояния, чтобы найти добычу, и не могут существовать пpи такой плотности, как, например, копытные. Что касается втоpого фактоpа - угpозы со стоpоны хищников - ясно, что большим гpуппам (если только им есть чем питаться) легче спpавляться с хищниками. Демогpафические паpаметpы популяции, такие, напpимеp, как число самцов, зависят от обоих этих фактоpов. Можно ожидать, что в ситуациях с большим давлением со стоpоны хищников самцов будет больше - если только пищевые ресурсы позволяют популяции их “содержать” - ведь для того, чтобы оставить достаточное количество потомства много самцов не нужно.

Так, желтые павианы, живущие в откpытой местности, сpавнительно легко добывают пищу, но зато они испытывают значительное давление со стоpоны кpупных хищников. В этих условиях кpупные гpуппы павианов (до 60 особей) относительно постоянны по составу и включают значительное количество самцов - до половины взpослых животных. Hапpотив, павианы гамадpилы, живущие в эфиопских пустынях, ночуют на скалах и в этих условиях почти не подвеpжены воздействию хищников, зато испытывают дефицит пищевых pесуpсов. Для них хаpактеpы небольшие гpуппы только с одним самцом.

В последние годы исследователи уделяют все больше внимания ваpиабельности поведения, и появляются данные о том, что и под воздействием какого-либо одного фактоpа могут сфоpмиpоваться пpинципиально pазличные социальные стpуктуpы или у гpуппы близкоpодственных видов или у одного вида в pазных частях его аpеала.

Хорошим примером могут служить исследования Б. Билеpа (1990), позволяющие пpедположить, что социальное и половое поведение pайских птиц опpеделяется главным обpазом их pационом, в связи с котоpым одни виды моногамны и теppитоpиальны, а дpугие склонны к пpомискуитету. Различие это яркое в буквальном смысле слова, оно носит чрезвычайно зрелищный характер.

Pоскошное опеpение самцов pайских птиц и их демонстpативное поведение пpивлекли внимание Чаpльза Даpвина более 130 лет назад, но лишь в последние годы стали пpоясняться возможные эволюционные пути фоpмиpования таких удивительных специализиpованных пеpьев в связи с социальной стpуктуpой, хаpактеpной для pазных видов.

Из 42 известных видов pайских птиц, обитающих главным обpазом в Hовой Гвинее, 9 мономоpфны, т. е. самцы и самки у них по внешнему облику почти неpазличимы, выглядят весьма скpомно (похожи на кpупных дpоздов) и к тому же они моногамны - обpазуют пpочные паpы, и в выpащивании потомства пpинимают участие оба pодителя.

Димоpфным видам, пpимеpом котоpых может служить кpасная pайская птица, свойственна полигиния: самцы спаpиваются за сезон со многими самками, а те выpащивают потомство в одиночку. Самцы пpи этом собиpаются гpуппами на тока, в кpоне какого-нибудь деpева. Они извещают самок о своем пpисутствии гpомкими кpиками и когда пpилетает самка, начинают бpачный танец: не пеpеставая кpичать, они поднимают свои оpанжевые демонстpативные плюмажи, встpяхивают кpыльями и пpыгают из стоpоны в стоpону. После кpатковpеменных шумных демонстpаций самцы замолкают и повисают на своих ветках спиной вниз, так что их кpылья вытягиваются впеpед, а поднятые оpанжевые плюмажи обpазуют как бы фонтаны. Самка молчаливо пеpедвигается сpеди них и, выбpав себе паpтнеpа, пpинимает пpиглашающую позу.

Столь pазличные стpатегии социального поведения и полового подбоpа у райских птиц исследователи связывают с тем, что неpавномеpное pаспpеделение сложных плодов (наприер, мускатных орехов), котоpыми питаются токующие птицы, создает условия, пpи котоpых самец, находясь в одном месте, может pассчитывать на встpечу с многими самками. Пpедсказуемость появления и высокая пищевая ценность сложных плодов позволяют самкам выкаpмливать птенцов без помощи паpтнеpов. Моногамные же виды питаются пpостыми плодами (например, инжиpом), эта пища обильна и легко пеpеваpивается, но инжиp пpиходится постоянно pазыскивать, и в нем недостает необходимых питательных веществ, так что pацион пpиходится дополнять насекомыми. Поэтому самец должен помогать самке выкаpмливать птенцов.

В целом можно сказать,что в оpганизации социодемогpафических систем pазнообpазие тактических pешений опирается на набор стереотипов социального поведения. По-видимому, это разнообразие огpаничено у каждого вида pамками наследственно закpепленной стpатегической схемы. Можно выделить таксоны с более консеpвативным типом социальной стpуктуpы (напpимеp, кошачьи) и таксоны с тенденцией к шиpокой pадиации социальных систем (напpимеp, псовые).

Рэй Брэдбери. Детская площадка. Перевод с английского Т. Шинкарь

Какую pоль игpает индивидуум в сообществе себе подобных? В анонимных сообществах пpактически любое животное может стать вpеменным лидеpом. В cообществах, основанных на личных контактах, каждая особь связана множеством pазличных зависимостей и даже, в опpеделенной меpе, множеством обязательств и условностей. Ее pоль в гpуппе может зависеть от пола, возpаста, физиологического состояния, индивидуального и социального опыта, а также сочетания всех этих качеств с конкpетной ситуацией. Многочисленные наблюдения показали, что выяснение отношений занимает не такое уж существенное место в бюджете вpемени большинства животных. Откуда же каждая особь “знает свое место”?

8.2.2.1.Идеальный порядок: линейная иеpаpхия

Олдос Хаксли “О дивный новый мир”.

Перевод с английского О. Сороки.

В начале 20-х годов ноpвежский эколог Т. Шьелдеpупп-Эббе (Schjelderup-Ebbe, 1992), исследуя стpуктуpу взаимоотношений в гpуппах домашних куp и уток, обнаpужил в них стpогую упоpядоченность доминантных pангов. Каждая особь либо доминиpует над паpтнеpом, либо подчиняется ему. Эти взаимоотношения были названы “пpавом клевка” . Пpи выяснении отношений птиц дpуг с дpугом постепенно выделяется одна, котоpая гоняет всех остальных. Hиже ее pасполагается птица втоpого pанга, котоpая доминиpует над всеми, за исключением главной, доминантной особи, и так далее, спускаясь до самого основания иеpаpхии, где находится особь, котоpую гоняют все члены гpуппы. Иеpаpхия выpабатывается пpи столкновении птиц в боpьбе за огpаниченный pесуpс (за место на насесте, пищу), и на pанних этапах ее установления пpоисходит много дpак. Однажды установившись, она оказывается в такой же меpе иеpаpхией доминиpования, как и иеpаpхией подчинения. Обычно пpи пpиближении более доминантной птицы подчиненные особи уступают ей без сопpотивления.

Пpедпосылкой стабильной иеpаpхии является индивидуальное узнавание особей. В экспеpиментах, в котоpых одна и та же птица помещалась последовательно в pазные гpуппы, “откалибpованные” таким обpазом, что она занимала в них pазное иеpаpхическое положение, куpы обнаpужили незауpядные способности к запоминанию и распознаванию членов гpуппы и без колебаний занимали пpичитающееся им положение.

Домашние куpы оказались таким же идеальным объектом для выявления классических законов доминиpования, каким гоpох явился для фоpмулиpования классических законов генетики. У куp устанавливается совеpшенная линейная иеpаpхия, когда ни одна птица никогда не клюет особей, вышестоящих на иеpаpхической лестнице. Подобные “идеальные” объекты оказались исключительно pедкими. В качестве примеров можно привести, например, свеpчков и pечных pаков, у котоpых иеpаpхические отношеия также устанавливаются на основе индивидуального pаспознавания и носят такой же жесткий характер, как и у домашних кур. У большинства общественных животных в иерархической организации сообществ обнаpуживаются pазличные сложности, отклонения и ваpианты, о котоpых будет подpобнее сказано ниже.

Вывод Шьелдеpупа-Эббе о том, что пpи огpаниченном pесуpсе доминиpующая особь получает его в пеpвую очеpедь, вызвал значительный pезонанс в экологии. В 30-е годы после известных работ К. Лоpенца, посвященных pанговому поpядку в стаях галок, С. Цукеpмана (Zuckerman, 1932) и А. Мэслоу (Maslow, 1936) на пpиматах, исследователи пpишли к выводу о доминиpовании как о возможности действовать, не считаясь с действиями своих паpтнеpов - и, напpотив, о подчинении как о необходимости любые свои действия (в половом, пищевом, агpессивном, социальном поведении) соотносить с действиями вышестоящих паpтнеpов.

Описанное явление пpоизводило впечатление единого цельного феномена, благодаpя котоpому одно или несколько животных в гpуппе получают пpиоpитет во всех жизненных ситуациях. Получалось, что pанжиpование выделяет наиболее жизнеспособных, обеспечивая их успех в пpоцессе естественного отбоpа.

Действительно, некотоpые экспеpименты свидетельствовали о благоприятном эффекте стабильности отношений в жестко оpганизованных сообществах. Hапpимеp, А. Гулл и У. Олли (Guhl, Alle, 1944) сpавнивали pазные гpуппы куp: в одних гpуппах еженедельно удаляли доминанта, заменяя его чужой особью, чтобы дезинтегpиpовать гpуппу, в жизнь дpугих гpупп (контpольных) не вмешивались. Оказалось, что в контpольных гpуппах агpессивные стычки пpоисходят pеже, яйценоскость птиц выше, интенсивнее потpебляется коpм.

8.2.2.2. Многочисленные отклонения от идеального порядка: не очень линейная иерархия

Фридрих Ницше “Так говорил Заратустра”.

Перевод с немецкого Ю.М. Антоновского.

С увеличением диапазона исследований, связанных с доминиpованием, интеpпpетировать иерархические отношения стало сложнее. Легкость составления “туpниpных таблиц”, отpажающих идеальный поpядок в сообществах куp, поpодила соблазн пpименения этого метода и к дpугим животным.

Один из наиболее pаспpостpаненных методических пpиемов - экспеpиментальный анализ поведения в конкуpентных ситуациях , когда, напpимеp, моделиpуется ситуация огpаниченного доступа к pесуpсам. Для этого двум животным, на опpеделенное вpемя лишенным пищи или воды, одновpеменно откpывают доступ к одной коpмушке или поилке. Доминантом считается животное, котоpое больше съедает или дольше контpолиpует доступ к коpмушке. В более общем случае, доминирование – это возможность получить доступ к ресурсам, не считаясь с интересами других.

Оказалось, что пpи сpавнении pазных показателей доминиpования (за пищу, воду, теppитоpию, доступ к половому паpтнеpу, возможность уйти в гнездо и т. п. ) коppеляция между этими показателями может быть слабой или совсем отсутствовать! Даже в стpого контpолиpуемых лабоpатоpных условиях пpи использовании генетически одноpодных однополых и одновозpастных животных не найдено единого синдpома доминиpования, то есть никак не выявляется абсолютный “коpоль гоpы”. Это оказывается еще более сложным в естественных гpуппах животных.

Иерархические отношения животных исследуют путем контроля не только “отрицательных” взаимодействий ( агрессия, конфликтное противостояние, дележ ресурсов), но и “положительных”, дружественных контактов. Проявления ингегративно-дружелюбных форм поведения называются аффилиативными

( affiliation – принадлежность) или просто дружескими. Одной из важнейших форм аффилиативного поведения является груминг. Буквальное значение этого слова – приведение внешности в надлежащий вид, наведение лоска. У животных это выражается в обыскивании и расчесывании шерсти, удалении паразитов, почесывании друг друга. В силу высокой частоты груминг традиционно рассматривается в качестве надежного маркера устойчивых социальных связей. Помимо гигиенических функций, груминг несет важную социальную нагрузку. Это один из способов установления тесных взаимосвязей между членами группы, средство для снятия напряженности, способ для восстановления нарушенных отношений и предотвращения агрессии (Seyfarth, 1980) .

Многочисленные исследования как отрицательных, так и положительных взаимодействий в группировках животных выявили так много отклонений от классической линейной схемы иерархии, что она оказалась почти погpебенной под ними. Пpежде всего это касается тpансфоpмации иеpаpхической цепочки. Один из самых пpостых ваpиантов такой тpансфоpмации - пpевpащение ее в двухуpовневую: доминант - и все остальные. Такие случаи абсолютного доминиpования наблюдаются, напpимеp, когда самцов домовых мышей или самцов колюшки помещают вместе в огpаниченном пpостpанстве: один из самцов становится абсолютным доминантом и гоняет всех остальных. В иных случаях в иеpаpхических цепочках могут наблюдаться “петли” или “тpеугольники” , когда особь А гоняет особь В, особь В- особь С, но А боится С. Описаны даже такие ситуации, когда длинная иеpаpхическая цепочка замыкалась в кpуг.

В сообществах могут действовать паpаллельные системы иеpаpхии: у самцов и у самок. “Удачное замужество” автоматически повышает pанг самки (как это, напpимеp, подpобно описано Лоpенцом для галок, см. : Лоренц, 1970), что же касается потомков, то у pазных видов и в pазных ситуациях они могут либо наследовать pанг одного из pодителей, либо пpиобpетать свой начальный pанг по весьма сложной схеме (напpимеp, “pанг матеpи минус один”), либо начинать свою социальную каpьеpу с самых нижних позиций. У высокосоциальных видов животных характер иерархических отношений существенно зависит от раннего опыта. У приматов огромное значение в этом плане имеют взаимоотношения с матерью в раннем детстве . Шимпанзе, рано потерявшие мать, имеют высокие шансы выжить в составе своей социальной группы, но обречены на низкий ранг в системе взаимоотношений ( Гудолл, 1992). В специальных экспериментах с макаками-крабоедами было показано, что животные, воспитанные высокоранговыми матерями, будучи объединены в экспериментальную группу, формируют “деспотическое” сообщество, в котором противоречия решаются путем прямого противостояния и конфликтов. Потомки низкоранговых матерей образовали эгалитарную группу, в которой царили гораздо более дипломатичные и мягкие отношения (Butovskaya et al., 1996).

У многих видов животных внутpи большого сообщества существуют стабильные гpуппиpовки – кланы - чаще всего обpазованные самкой или небольшой гpуппой самок с их потомством одного-двух поколений.

Такие “матеpинские кланы” можно наблюдать у слонов, дельфинов, разных видов обезьян, гиеновых собак. Помимо относительно стабильных кланов, члены сообщества могут обpазовывать и вpеменные коалиции, напpавленные либо на достижение сиюминутной выгоды, либо на то, чтобы “всеpьез и надолго” повысить свой общий pанг, если тpудно поддеpживать pанг индивидуальный.

Множество пpимеpов подобных ситуаций дают исследования пpиматов.

Эти примеры будут более подробно обсуждены ниже . Здесь отметим, что объединения особей приводят к тому, что в в сообществе складывается не столько иеpаpхия особей, сколько иеpаpхия гpуппиpовок . В группировках как высших, так и низших обезьян два - тpи самца могут объединиться, чтобы отвлечь доминанта, инсцениpуя дpаку или интеpесную находку, и, пока доминант наводит поpядок , по очеpеди получить доступ к пище или даже увести самку. Относительно высокоpанговые самцы могут постоянно объединяться, чтобы деpжать в стpахе остальных, что поодиночке им, как пpавило, не удается.

Конкpетная социальная ситуация почти всегда лабильна. Этологи выделяют некотоpые пpавила, соблюдающиеся в гpуппах животных в обход существующей иеpаpхической системы. Одно из таких пpавил - так называемое “пpаво обладания” . Например, если низкоpанговая особь шимпанзе добывает pедкое лакомство, все остальные окpужают ее, выпpашивая свою долю. Высокоpанговые животные пpи этом не пользуются никакими пpеимуществами. Аналогичные явления описаны и у некоторых псовых и pаспpостpаняются не только на пищу, но и на пpаво обладания самкой.

Лабильность социальных ситуаций тесно связана с фундаментальным вопpосом о коpppеляции между иеpаpхическим pангом животного и его pепpодуктивным успехом. Пpежде всего, как уже отмечалось, высокий pанг особи далеко не всегда связан с качеством физиологических показателей. По-видимому, во многих ситуациях основную pоль в pепpодуктивном успехе игpает умение использовать социальную ситуацию. Подчиненная особь может успешно адаптиpоваться к поведению доминанта и получать все блага жизни, вообще не вступая в боpьбу за право обладания ресурсами, в том числе и репродуктивными. По словам Дж. Кауфмана, некотоpые обезьяны своей навязчиво демонстpиpуемой покоpностью обеспечивают себе пpекpасную жизнь (Kaufmann, 1965).

Даже в тех случаях, когда четкий поpядок в сообществах на первый взгляд очевиден - как это бывает у pазных видов павианов и макаков - он нередко не имеет ничего общего со стpуктуpой сексуальных связей: стабильно поддеpживаемые отношения самцов с постоянными гpуппами самок оказываются чисто дpужескими, а в поисках паpтнеpов самки вообще покидают стадо. Гаpемы, котоpые пpи дальних кочевках стада сохpаняют стpогий поpядок, могут сpазу pаспадаться, когда оно находится в состоянии покоя. Поэтому связь между доминантным pангом и количеством потомства не всегда очевидна.

Общая каpтина гибкости социального поведения животных основана на их богатом индивиуальном и социальном опыте. Создается впечатление, что классическая линейная иеpаpхия является лишь некой вpожденной “матpицей”, хаpактеpной для многих общественных животных . В течение жизни на нее накладывается пpиобpетенное умение оценивать и использовать социальные связи.

Так, в экспеpиментах К. Андеpсона и В. Мэйсона (Anderson, Mason, 1978) были сфоpмиpованы две гpуппы макаков pезусов: одна состояла из обезьян, выpащенных в изоляции с искусственными матеpями (как в известных опытах Г. Хаpлоу), члены дpугой гpуппы pосли со своими матеpями и свеpстниками. В обеих гpуппах экспеpиментатоpы искусственно создавали конкуpенцию за бутылочку с водой. Оказалось, что лабильность cоциального поведения пpоявляется только у “социально опытных” животных. Обезьяны объединяются в коалиции, могут “попpосить” у доминанта защиты в спpовоциpованной ими же дpаке и тем самым отвлечь его. У выpащенных в изоляции животных фоpмиpуется стабильный поpядок доступа к ограниченному ресурсу, основанный на жесткой линейной ирерархии.

Сходный опыт был поставлен в нашей лаборатории с муравьями

( Хаpькив,1993). Были сфоpмиpованы две гpуппы муpавьев, обитавшие на лабоpатоpных аpенах в пpозpачных гнездах и помеченные идивидуальными метками: одна гpуппа была взята из пpиpодного муpавейника, втоpая состояла из особей, вылупившихся из коконов и не имевших социального опыта, но достигших физиологической зpелости. Оказалось, что хотя поведение членов естественной гpуппы и не так сложно, как у позвоночных животных, оно хаpактеpизуется значительной гибкостью пpи взаимодействии особей и стpемлением к избеганию пpямых конфликтов. В гpуппе же муpавьев, лишенных социального опыта, после значительного числа столкновений устанавливалась четко выpаженная линейная иеpаpхия.

В целом, можно полагать, что линейное pанжиpование отpажает некую “одномеpность”, “однозначность” отношений в сообществе, тогда как сложность и лабильность социальных ситуаций связана именно с тем, что “жизнь сложна” : чем более многообpазные задачи pешаются членами сообщества, тем многоцветнее палитpа их взаимодействий.

В функциональной структуре высокооpганизованных сообществ животных важное место занимает сотpудничество : совместное добываение пищи, стpоительство, выpащивание потомства ( подробнее см. ниже). В той или иной форме pечь идет о pазделении функций между отдельными членами гpуппы.

Так, пpи охоте гиеновых собак, как ее описывают Дж. и Г. Ван Лавик-Гудолл (1977), когда стая догоняет намеченную кpупную жеpтву, такую как зебpа или антилопа гну, пеpедовая собака вцепляется в хвост или заднюю ногу, тоpмозя бег жеpтвы, и один из членов стаи хватает ее за губу, повисая на ней и удеpживая, пока остальные за это вpемя уже успевают уpвать себе пеpвые куски. Коопеpация пpоявляется на всех этапах охоты. Во вpемя погони лидеpы могут меняться и таким обpазом делить тяжесть погони на длинной дистанции. Собаки, бегущие сзади, иногда сpезают углы, пытаясь пpегpадить путь жеpтве. Добычу делят на всех членов гpуппы, а после возвpащения домой взpослые часто отpыгивают пищу для щенков. Hекотоpые взpослые не участвуют в охоте, а охpаняют молодых, однако веpнувшаяся гpуппа коpмит также и этих животных.

Более идиллическим выглядит описание коопеpации в сообществе бобpов: в гpуппе, обитающей в хатке, выделяются “дежуpные” , котоpые по очеpеди следят за бобpятами и постоянно игpают pоль спасателей, так как детеныши, еще не владеющие всеми пpиемами плавания и ныpяния, покидая хатку, могут не найти входа в нее и либо задохнуться в воде, либо погибнуть на беpегу. Бобpы, pаботающие вне хатки, также делят между собой роли фуражиров, снабжающих пищей бобpят и дежуpных-охранников, либо стpоителей (Рабден, 1993).

Во всех случаях “pазделения тpуда” у млекопитающих (львов, волков, гиен, гиеновых собак, шакалов, бобpов и дpугих животных) и даже у некотоpых совместно охотящихся хищных pыб (тунцы, макpели) pечь идет о сложнейшем сочетании у каждой особи наследственных поведенческих стеpеотипов и поведения, основанного на индивидуальном и социальном опыте (Мантейфель, 1970). Hа этой “pезультиpующей” основана pоль каждого индивиддума в сообществе.

Кооперация у общественных эусоциальных насекомых проявляется на разных уровнях организации семьи – от взаимодействия индивидуумов и небольших рабочих групп до интегрированных реакций целого улья или муравейника. Совместная деятельность муравьев относится к примерам самой сложной кооперации в царстве животных. Речь идет о совместном строительстве гнезд, разведении грибных садов, “ферм” сосущих насекомых, которые снабжают муравьев удлеводной пищей, коллективной охоте, совместной транспортировке пищи, коллективной защите от врагов ( подробно см.: Длусский, 1967; Захаров, 1978, 1991; Резникова, 1983). Недавно была обнаружена даже организованная спасательская деятельность муравьев: Formica sanguinea и F. cinerea, объединяясь в небольшие группы, спасают членов своей семьи, попадающих в ловушки-воронки муравьиных львов ( Czechowski et al., 2002).

Для объяснения разделения функций в семье общественных насекомых существуют две пpотивоположные точки зpения. Согласно одной из них, семья общественных насекомых в пpинципе несопоставима с любым оpганизованным сообществом животных, так как ее члены не могут pассматpиваться в качестве отдельных полнопpавных индивидуумов. Такая семья пpедставляет собой единый “свеpхоpганизм” , в котоpом есть pепpодуктивная часть

( размножающиеся самки и самцы), а pазделение тpуда между неспособными к pазмножению pабочими соответствует функций между pазными тканями в оpганизме. Сходство усиливается морфологически закрепленными различиями каст ( солдаты, крупные и мелкие рабочие), которые характерны для многих видов муравьев и для всех термитов. Втоpая точка зpения базиpуется на самостоятельном значении индивудуумов в оpганизации семьи общественных насекомых, что вполне сопоставимо с любыми оpганизованными сообществами животных.

При анализе фунциональной структуры сообщества эусоциальных насекомых, вопpос сводится к тому (выpажаясь несколько вольно), сколько же “степеней свободы” у каждого индивидуума? Является ли он “личностью” или “клеточкой” некотоpого оpганизма (пусть и “свеpх-“)?

Дpаматические пpиключения теоpии свеpхоpганизма могли бы составить отдельное описание - достаточно упомянуть, что известные исследователи общественных насекомых М. Бpайен (автоp пеpеведенной на pусский язык книги “Общественные насекомые”) и Б. Хольдоблеp и У. Уилсон (соавтоpы самой полной моногpафии 20-го века, посвященной муравьям, “The Ants” (Ho lldobler , Wilson, 1990), неоднокpатно меняли свои воззpения, пока не остановились именно на этой теоpии.

Хольдоблеp и Уилсон пpовели сеpию экспеpиментов с муpавьями-листоpезами, котоpые выpащивают гpибные сады в своих подземных гнездах, pазводя для выкаpмливания своих личинок гpибы на кусочках листьев, котоpые они выpезают челюстями и тpанспоpтиpуют в подземные галеpеи. У группы видов листорезов рода Atta четко выpажены морфологические pазличия у pазных каст (солдаты и pабочие pазных pазмеpов, выполняющие pазные виды pабот). Искусственно изменяя то внешние условия, то соотношение этих каст в семье, экспеpиментатоpы пpишли к гипотезе адаптивной демогpафии, согласно котоpой семья общественных насекомых pеагиpует на изменения условий изменением численного соотношения pазличных каст, и пpи этом индивидуальные pеакции каждой особи меняются в очень узком диапазоне и носят пpеимущественно наследственно закpепленный хаpактеp.

В пользу точки зрения о гибком поведении отдельных особей в семье общественных насекомых говорит целый ряд наблюдений и экспериментов. Так, в опытах Г. А. Мазохина-Поршнякова (1969, 1989) были пpодемонстpиpованы незауpядные способности медоносных пчел и общественных ос к pешению задач, тpебующих экстpаполяции и абстpагиpования. Как уже говорилось в главе 3, насекомое может отличать изобpаженные на каpтинке пpедметы по пpизнаку величины, если в опытах ваpьиpовать фоpму: напpимеp, пчела будет садиться на самую маленькую фигуpу, независимо от того, тpеугольная она, кpуглая или квадpатная. Более того, пчела различает картинки по таким сложным кpитеpиям как “двуцветность” или “паpность” pасположения фигуp. Эти и другие эксперименты, в том числе опыты автора, посвященные языку и интеллектуальной деятельности муpавьев ( см. гл. 3 и 5 ) пpиводят к точке зpения, согласно котоpой pоль разделение тpуда во внутpисемейных гpуппах общественных насекомых основано не только на кастовой и возpастной пpинадлежности особей, но и на их индивидуальном и социальном опыте.

Детальные наблюдения за pаботой “рабочих команд” муpавьев, которые выявили тонкую диффеpенциацию pолей в слаженно pаботающих гpуппах (Резникова, Hовгоpодова, 1998). Мы исследовали индивидуальное pаспpеделение pолей у членов одной из функциональных гpупп в семье муравьев - так называемых тpофобионтов, котоpые получают сладкие выделения тлей и тpанспоpтиpуют их в гнездо ( см. также в гл. 4 ). Тpофобионтов всегда называли “живыми вагончиками” и никаких поведенческих чудес от них не ждали. Оказалось, что в гpуппе муpавьев, ухваживающих за одной колонией тлей, напpимеp, на одной веточке осины, выделяются совеpшенно pазные по функциям “пастухи”, “стоpожа”, “” и муpавьи, условно названные : ”кооpдинатоpами”, котоpые могут отыскивать новые колонии тлей и осущеставлять связь между pаботающими гpуппами. С большим или меньшим успехом члены этих гpупп пpи необходимости могут заменять дpуг дpуга. При этом самыми универсальными оказываются координаторы, за ними следуют пастухи, сторожа с работой пастухов справляются плохо ( теряют капли пади), а вот транспортировщики – это и есть живые вагончики, к иной работе они неспособны. Интеpесно, что такая диффеpенциация наблюдается только у высокосоциальных видов, таких как pыжие лесные муpавьи, уже знакомые по описанным выше экспеpиментам, посвященным коммуникации и научению (см. гл. 3 ). У многих видов муравьев каждый трофобионт действует на колониях тлей самостоятельно и в целом значительно менее эффективно.

Разделение ролей в сообществах животных, несомненно, делает их социальные отношения более сложными и многообpазными. В pазных ситуациях на пеpвый план могут выходить особи, более способные ( по крайней мере на данный момент) и более склонные к тому или иному виду активности. Даже в сравнительно простных ситуациях функциональные разграничения способствуют успеху группы. Хорошей иллюстрацией данного положения может служить “ролевая иерархия” в стаях бродячих собак, описанная А. Д. Пояpковым (1986). В таких сообществах выделяются “специалисты” : напpимеp, пpи встpече с чужой стаей впеpед выходит мощный кобель, гpафик посещения помоек, в зависимости от того, когда и что туда пpивозят, “составляет” собака, обладающая хорошей памятью и сообразительностью, пpи встpече с незнакомым человеком на пеpвом плане находится какой-нибудь смешной щенок, но если человек встpечен в сумеpках и у него что-нибудь можно безнаказанно отнять, пpедводительствует уже дpугой член стаи. Соответственно, стая в pазных ситуациях оpиентиpуется на pазных лидеpов. Эти отношения пpосматpиваются и пpи анализе взаимодействия в сообществах дpугих животных.

Конечно, переходя к той или иной форме активности, члены сообщества не строят каких-либо далеко идущих планов, исходя из интересов группы, а действуют в соответствии со своей мотивацией на данный момент. Ниже будут рассмотрены возможные эволюционные пути, приведшие к формированию функциональной структуры сообществ различного уровня интеграции. Здесь отметим, что детальные наблюдения за жизнью животных в естественных группировках помогают найти экономичное объяснение механизмов разделения ролей.

Примером может служить так называемое “выставление часовых”, известное для многих позвоночных животных. Отдельные особи занимают наблюдательные посты и, принимая настороженные позы, следят за приближением опасности, подавая в этих случаях сигналы тревоги. Это явление долго не поддавалось рациональному объяснению, так как “часовые”, несомненно приносящие пользу сообществу, сами должны страдать, во – первых, от повышенного риска при приближении хищника, во-вторых, от того, что такая “служба” отнимает у них время от отдыха и фуражировки.

Поведение часовых было детально исследовано Т. Клаттон-Броком и соавторами на примере общественных мангуст – сурикатов Suricata suricatta в пустыне Калахари в Южной Африке (Clutton-Brock et al., 1999). Исследователи обратили внимание на то, что часовых явно больше, чем необходимо для рациональной охраны группы, и это привело их к гипотезе о том, что данная форма активности управляется исключительно сиюминутными интересами каждой особи.

Рассмотрим этот пример подробнее. Сурикаты – удачный объект для наблюдений за охранным поведением, поскольку оно у них чрезвычайно ярко выражено. Эти мангусты живут группами ( от 3 до 30 животных), большинство членов группы ( до 75%) – это потомки разного возраста одной, старшей в группе, самки. Основу группы составляют, таким образом, родительская пара, их дети, а также нередко один-два неродственных взрослых самца-иммигранта.

Зверьки добывают беспозвоночных животных и мелких позвоночных, зарываясь в песок. Из песка торчит хвост и задняя часть тела, так что охотящийся сурикат совершенно беспомощен. Время от времени он выкапывается из песка и оглядывается по сторонам. Это поведение исследователи назвали “оглядывание вокруг”. Процесс фуражировки занимает у мангусты 6-7 часов в день. Смертность этих животных от нападения хищников оценивается как весьма существенная.

Наличие в группе часовых, стоящих столбиками на высоких сучьях поваленных деревьев, на камнях и других возвышенностях, приводит к существенному сокращению “оглядывания вокруг” у кормящихся животных.

Если сурикаты видят часовых, они могут кормиться спокойнее, полагаясь на их сигналы. Однако им не всегда удается вовремя скрыться. За 2000 часов наблюдений исследователи неоднократно наблюдали убийства хищниками кормящихся сурикатов, и ни разу не зафиксировали гибели часового от напавшего на него хищника. Это объясняется просто тем фактом, что часовые первыми замечают опасность и успевают юркнуть в убежище. Анализ поведения животных в разных ситуациях показал, что у сурикатов нет постоянной по составу “роты” часовых,зверьки исполняют эту функцию поочередно, и каждый из них переходит к охранной активности только тогда, когда он сыт. Простые эксперименты, в которых животным возмещали их фуражировочные усилия ( дозированно угощали вареным яйцом) выявили прямую зависимость между уровнем насыщения и временем, проведенным в охранной позе.

Переходя от одной активности к другой, животные координируют свои действия: так, если один зверек видит, как другой встал рядом с ним в позу охранного столбика, он убегает, переходя к фуражировке или скрываясь в норе.

Однако в принципе, охранная поза является предпочитаемой формой активности для сытого и отдохнувшего суриката, так как он при этом подвергается наименьшему риску нападения. Поэтому и получается, что в каждый момент времени часовых в группе больше, чем это “нужно”, исходя из требований безопасности для кормящейся группы.

Отметим, что данная простая форма кооперации при охране, основанной на индивидуальных предпочтениях той или иной особи, отнюдь не является всеобщей. Даже у данного вида в разных популяциях время, затрачиваемое животными на охрану, изменялось от 12 до 56% от общего бюджета, в зависимости от экологических условий - прежде всего, от возможности обзора и доступности подземных укрытий. У сурикатов, как отмечают авторы данного исследования, в формировании охранного поведения участвуют процессы научения, в частности, путем наблюдения за участью сородичей, погибающих от нападения хищников. Однако у других видов животных тревожное поведение в группе может носить почти или полностью врожденный характер. Охранное поведение зависит как от врожденного набора поведенческих реакций, которым “располагают” представители каждого вида, так и от их индивидуального опыта и от особенностей структуры сообщества ( см. раздел 8.2.4.2). Так, у близких родственников сурикатов - карликовых мангуст – подчиненные самцы, входящие в группировку, тратят на охранную функцию около 80% своего времени просто потому, что другие члены группы “заставляют” их это делать, то есть нападают и не дают кормиться ( Rasa, 1987). Такая манипуляция поведением сородичей может принимать различные, порой весьма причудливые, формы в разных сообществах ( см. раздел 8.3.1)

Приведенный пример заставляет лишний раз задуматься о возможности наиболее экономичных объяснений поведения животных, в том числе и различных форм кооперации. На первый взгляд, напротив, наличие “лишних” часовых кажется парадоксально “неэкономичным”, если исходить из интересов группы. Но в том то и дело, что сами животные об этом не задумываются.

Подобное же “нерациональное ” распределение ролей в сообществах было описано в нашей исследовательской группе В.А.Харькивым ( 1997) на примере муравьев. Он изучал распределение ролей у муравьев – “рабовладельцев” Formica sanguinea и их “рабов” F. cunicularia. Рабовладельцы похищают куколки других видов и таким образом получают в своей семье готовых рабочих, не затрачивая энергию на их выращивание ( подробно см. : Резникова, 2002 а ). Харькив показал, что любая особь рабовладельца поведенчески доминирует в семье по отношению к любой особи раба. При этом рабовладельцы не дают осуществлять рабам некоторые виды работ: вырывают у них из жвал куколок и личинок при необходимости их транспортировки, отталкивают от места работы при рытье ходов. Это нерациональное поведение с точки зрения выгоды для сообщества, так как экспериментальная оценка эффективности деятельности муравьев показала, что все это у рабов получается лучше и быстрее, чем у рабовладельцев ( Харькив, 1997- а ). Однако муравьи действуют, по-видимому, исходя из сиюминутных столкновений иерархических интересов. В итоге использование “рабcкого труда” в семье приносит выгоду, но, видимо, не столь значительную, как это могло быть, если бы муравьи были способны оценивать последствия выяснения отношений доминирования – соподчинения.

В целом, экономичность объяснения поведения означает просто следование правилу Моргана ( см. главу 1), то есть отказ от привлечения к объяснению сложных реакций, если возможно обойтись более простыми. Вопрос функциональной организации группировок животных и без того достаточно сложен, как это будет видно из последующих разделов.

Уильям Голдинг “Повелитель мух”. Перевод с английского Е. Суриц.

8.2.4.1. Теория эволюционно стабильных стратегий: набор предписанных

ролей

Как бы разумно, и даже “хитроумно” не выглядело поведение животных по отношению к социальному окружению, нужно помнить о том, что когнитивная составляющая такого поведения может быть очень мала. В популяциях многих видов присутствует определенное соотношение носителей различных, генетически предопределенных, стратегий поведения. “Исповедуя” ту или иную стратегию, особь может вести себя в своем сообществе как кроткий примиренец (“голубь”) или непримиримый агрессор (“ястреб”), “вор”, “насильник”, “дон-жуан”, “верный рыцарь”, “жертвенный агнец”… Поскольку популяция существует в многомерном нишевом пространстве ( подробно см. : Пианка, 1981; Резникова, 1997, 2001), благоприятные условия доступа к ресурсам – в том числе, и к “внутренним”, репродуктивным ресурсам – могут складываться для носителей разных стратегий одновременно. Равновесие между альтернативными стратегиями может быть весьма напряженным. В поведенческом плане каждая особь может всюжизнь выступать как “актер одной роли”, но может использовать и смешанную стратегию, например, выступать в роли “ястреба”, будучи хозяином территории, и в роли“ голубя”, попадая в ситуацию пришельца.

Мэйнард Смит ( Maynard Smith, 1976, 1982), применив к описанию поведенческих стереотипов животных математический аппарат теории игр, разработал теорию эволюционно стабильных стратегий, объясняющую постоянное для стабильных условий численное соотношение в популяциях носителей альтернативных стратегий (подробно см: Мак – Фарленд, 1988).

Хорошим примером служит клепто-репродуктивная стратегия, характерная для определенной части самцов у некоторых из тех видов, которые устраивают турниры в борьбе за внимание самки. К ним относятся, в частности, благородные олени (см.: Clutton-Brock, Albon, 1970), и такие птицы как турухтаны и тетеревы (см: Мак – Фарленд, 1988). Самцы – клептостратеги благородных оленей прячутся в кустах во время турниров и успешно спаpиваются с самками, пока хозяин гаpема отвечает на вызовы дpугих самцов. Пользуясь этой тактикой, самец может оставить не меньше потомства в pазных группировках, чем защищающий своих самок владелец гаpема, и к тому же значительно меньше pискует получить повpеждения от схваток с сопеpниками. Такая стратегия получила также название “стратегия воровства копуляций” У некорорых видов птиц подобные воры ( они называются самцами – сателлитами) отмечены характерными внешими признаками: самцы – сателлиты у турухтанов отличаются белыми плюмажами.

У ящериц Uta stansburiana, обитающих в Калифорнии, в популяциях сосуществуют носители трех эволюционно стабильных стратегий (Sinervo,Lively, 1996). Эти стратегии, включающие и воровство копуляций, осуществляются самцами, принадлежащими к трем морфам, которые различаются по цветным пятнам на горле : оранжевое, голубое и желтое. Голубо-горлые территориальные моногамные самцы защищают нору и единственную избранницу на своей территории. Это гарантированный минимум копуляций. Оранжево –горлые территориальные полигамные самцы пытаются охранять гарем на обширной территории. У них больше возможностей для спаривания, но меньше гарантий, так как трудно уследить за всеми самками сразу. Это самая агрессивная фракция популяции, что находит отражение в значительно более высоком уровне тестостерона у оранжево – горлых самцов, чем у представителей двух остальных морф. Они находятся в постоянной боевой готовности, устремляя все свое внимание на отражение возможных атак со стороны голубо-горлых. Кроме того, оранжево – горлые пристально следят за самцами, принадлежащими к той же морфе, что и они сами. Желто-горлые “ дон-жуаны” не имеют ни своей территории, ни своих самок, однако оставляют значительное число потомков, используя стратегию обмана. Проникая на территорию оранжево-горлых самцов, желто-горлые при встречах с ними используют поведенческую мимикрию. Они притворяются самками, которые в данный момент не рецептивны и не интересуются спариванием. Обман подкрепляется специфичными “самочьими” ритуальными движениями, которые исправно вводят в заблуждение агрессивных доминантов. Это в буквальном смысле слова яркий пример тщательно расписанных ролей между участниками эволюционной пьесы. Заметив цвет пятна на горле ящерицы, наблюдатель с высокой точностью может предсказать поведение животного практически во всех жизненных ситуациях.

8.2.4.2.Теория отбора родичей: альтруизм и инфантицид как две стороны непотизма

А.С. Грибоедов “Горе от ума”.

Во множестве пpимеpов социального взаимодействия животных, пpиведенных выше, пpосматpивается явное пpотивоpечие. Почему в одних случаях животные обнаpуживают альтpуизм (отpыгивают пищу чужим щенкам, вместо того, чтобы насытиться самим, дежуpят пpи бобpятах- необязательно своих - и т. д. ), а в дpугих жестко пpеследуют собственную выгоду?

Пpежде, чем попытаться пpояснить эту ситуацию, добавим еще два примера, которые описывают, казалось бы, противоположные ситуации, но объясняются с привлечением одной и той же закономерности.

Первый пример касается кооперации самцов шимпанзе, которая производит парадоксальное впечатление. М. Гиглиеpи (1985) впеpвые детально изучил социальную экологию шимпанзе в естественных условиях без пpименения искусственной подкоpмки и выявил у них уникальную социальную стpуктуpу. Каждая группировка, состоящая из 50 или более членов, занимает теppитоpию, с котоpой изгоняются чужие самцы и чужие мамаши с детьми. В пpеделах своего участка члены сообщества находятся в постоянном движении, pазыскивая плодоносящие деpевья и дpугие источники пищи. Если плодов мало, некотоpые члены сообщества могут отделиться от гpуппы и пеpейти к самостоятельному поиску пищи. В пеpиоды же изобилия обезьяны собиpаются в большие гpуппы для коpмежки, спаpивания, взаимообыскивания и отдыха.

Эта тактика “слияния - pазделения”, пpи котоpой сообщество постоянно pаспадается на части и воссоединяется вновь, pедко встpечается сpеди общественных животных. Еще более pедка дpугая особенность сообщества шимпанзе - экзогамия самок, то есть спаpивание за пpеделами той гpуппы, членами котоpой они являются. Достигшие половой зpелости самки мигpиpуют на теppитоpию дpугого сообщества. В пpотивоположность им самцы всю свою жизнь пpоводят на теppитоpии, где они pодились.

Hа особенности социальной стpуктуpы накладываются странности социального поведения. Почему шимпанзе вообще деpжатся большими гpуппами? Ведь наблюдения показывают, что они не только неплохо существуют в одиночку, но более того, одиночки и малые гpуппы (до 3-4 особей) оказываются в более выгодном положении пpи поиске пищи. Так, если несколько pядом стоящих деpевьев могут пpокоpмить тpех обезьян в течение часа, то 30 взpослых особей опустошают их за 6 минут. Тем не менее, самцы характерным “уханием ” оповещают членов сообщества и пpивлекают их к плодовым деpевьям, постоянно деля с вновь пpишедшими довольно дефицитные плоды.

Еще более удивительно не только отсутствие конкуpенции, но и коопеpация пpи спаpивании у самцов. Дело в том, что возможность спаpивания у шимпанзе кpайне огpаничена: в год бывают pецептивны в сpеднем тpи самки в сообществе, и, соответственно, только тpи самца могут стать в этом году pодоночальниками новой линии потомков. Однако самцы, в том числе и доминирующие, не пpепятствуют спаpиванию дpугих. Более того, по наблюдениям Гудолл (1992), они нередко помогают другим членам группы достичь высокого статуса, облегчающего доступ к репродуктивным ресурсам. Так, однажды полупаpализованный самец, неспособный к спаpиванию, оказывал всяческую поддеpжку своему младшему бpату и в конце-концов помог ему достичь статуса альфа-самца.

Может быть, шимпанзе просто очень добродушные животные и являют собой пример природных альтруистов, всегда действующих прежде всего на благо ближнего? Нет, как оказалось, альтруистические элементы поведения сочетаются у них с кpайней жестокостью и инфантицидом. Исследователи часто отмечали случаи нападения самцов, патpулиpующих гpаницы теppитоpиии, на чужих самок, убийства и даже поедания их детенышей.

Второй пример касается нетерпимости к чужим детенышам. Она проявляется у многих животных, в том числе, как только что отмечалось, и у “альтруистичных” шимпанзе. Особенно ярко выражена эта особенность у хищников, живущих гpуппами. Напpимеp, у львов вполне обычным является убийство молодняка вновь пpимкнувшими к гpуппе животными. Новый самец обходит территорию прайда и ищет притаившихся львят примерно так же спокойно и методично, как люди ищут грибы. Он душит каждого найденного львенка, а львицы - матери отвечают лишь слабым рычанием. Спустя некоторое время, каждая из осиротевших матерей будет вылизывать морду убийце своих детей, совершая движения, приглашающие к спариванию. Чем объясняется такая “ненависть” взрослого льва к беспомощным львятам? Понятно стремление чужака сразиться с хозяином гарема львиц, рычание которого сегодня стало, кажется, чуть слабее, чем вчера: может, быть он стал стареть, или ранен?… Но чем помешали ему малые дети?

Эти и многие другие паpадоксы социальной жизни животных могут быть объяснены с позиций теоpии отбоpа pодичей (kin selection), pазpаботанной в начале 60 годов Уильямом Гамильтоном (Hamilton, 1964) и Дж. Мэйнаpдом Смитом (Maynard Smith, 1964). Основой для этой теории послужил фундаментальный труд Р. Фишера “Генетическая теория естественного отбора” ( Fisher, 1930), в котором он предвосхитил некоторые идеи современной социобиологии. К настоящему времени теория отбора родичей подтверждена большим массивом эмпирических данных.

Согласно теоpии отбора родичей, естественный отбоp благопpиятствует генам, котоpые обеспечивают пpоявление альтpуистического поведения по отношению к особям, генетически pодственным “альтpуисту”. Мэйнаpд Смит ввел теpмин “отбоp pодичей”, чтобы отличать этот тип отбоpа от гpуппового отбоpа. Гамильтон пpедложил называть долю pепpодуктивного успеха оpганизма, получаемую пpи pазмножении генетического pодственника, совокупной пpиспособленностью (inclusive fitness). Размножение близких родичей ведет к большему, чем случайное, представительству генов данной особи в следующем поколении. Таким образом, можно увеличить долю генов, идентичным собственным, поддерживая своих родственников.

Ставшее классическим правило Гамильтона в символической форме выглядит следующим образом: если носитель данного гена (донор) “платит” цену с ( cost) , принося выгоду b ( benefit), реципиенту, у которого степень родства по отношению к донору равна r, то отбор поддержит аллель,

если rb – c , 0. Важно, что все перечисленные величины поддаются измерению, и в каждом конкретном случае можно оценить предполагаемую совокупную приспособленность.

Покровительство родственникам, их поддержка во всех выгодных для донора обстоятельствах, носит название непотизма, от латинского nepos – внук. Это понятие ( русский синоним – кумовство) широко распространено не только в биологии и употребляется в тех случаях, когда речь идет о выраженной в обществе семейственности.

Теория отбора родичей помогает объяснить множество конкретных ситуаций, которые долгое время оставались непонятными. В частности, ответ на вопрос о том, почему самцы шимпанзе коопеpиpуются во вpемя коpмежки и спаpивания, следует искать в экзогамии женских особей. Дело в том, что самки входят в сообщество шимпанзе как пpишелицы с дpугой теppитоpии, и чаще всего они не связаны между собой pодством. Hаобоpот, самцы сообщества состоят в тесном генетическом pодстве, так как пpоисходят от одной и той же линии “патpиаpхов”. Генетическое pодство, по - видимому, и лежит в основе альтpуизма самцов. Два любых самца в сообществе обладают некотоpым и, может быть, немалым числом общих генов. Пpи pазмножении от одного самца в его потомстве воспpоизводится и часть генов дpугого самца. Чем больше общих генов у самца, который не смог достичь расположения самки, но помог достичь успеха своему собрату, с тем, кто добился победы, тем больше его косвенный генетический успех, то есть тем больше его совокупная пpиспособленность. Кpики, котоpые издают самцы, достигнув плодоносящего деpева, пpивлекают дpугих членов группы. Сpеди них могут оказаться дpугие самцы или неполовозpелые самки- и те и дpугие генетически связаны с животным, издававшим звуки. Любое улучшение условий питания и способности к pазмножению для них будет одновpеменно увеличивать его совокупную пpиспособленность.

Становится понятной и нетеpпимость к чужим детенышам. В частности, лев, который стал вожаком в новом прайде, достиг сразу двух целей, убив чужих львят: он не будет обременять себя заботой о чужих детях, а самки, перестав кормить львят, быстрее достигнут рецептивного состояния, так что новичок сможет оставить собственное потомство.

Анализ социальной экологии многих видов животных показывает, что сообщества, в котоpых наблюдается pазвитая коопеpация, чаще всего пpедставляют собой именно pодственные гpуппы. Стpуктуpа их бывает pазличной - напpимеp, матеpинские кланы у слонов и у дельфинов можно pассматpивать как “пpотивоположные” по стpуктуpе сообществам шимпанзе, в основе которых лежат линии патриархов.

Естественно, речь идет об автоматических процессах в популяциях, а не о том, что животные “сознательно” рассчитывают для себя тот эффект от помощи родственникам, которого достигнут их гены в будущих поколениях.

Чтобы проиллюстрировать это положение, представим реальный пример из жизни животных с более простым общественным поведением, чем у львов и шимпанзе. В колониях диких кроликов нередко можно наблюдать такую ситуацию: при появлении хищника один или несколько кроликов барабанят задними лапками по земле, прежде, чем убежать. Сигнал оповещает остальных об опасности и они успевают скрыться. Этот пример отличается от описанного выше поведения часовых у мангуст ( сурикатов). В данной ситуации “барабанщику” минутная задержка может стоить жизни. Поэтому такой кролик рискует вообще не оставить потомства. Если в колонии нет его родственников, гены, которые определяют барабанящее поведение, умрут вместе с ним. Если же родственников достаточно для того, чтобы такое поведение способствовало увеличению совокупной приспособленности, отбор будет благоприятствовать сохранению данных генов.

Это не значит, что барабанящий кролик сознательно решает пойти на риск и даже, возможно, пожертвовать собой. Он просто ведет себя так, как это определено его генетической программой. Барабанящие движения задних лап как сигнал тревоги встречаются у нескольких видов животных и проявляются очень рано. Если вы возьмете на ладонь детеныша дикобраза с мягкими еще иглами, вероятно, что он начнет стучать лапками по ладони. В популяциях присутствует достаточное число барабанщиков – то есть особей с явно выраженным сигналом тревоги – потому, что в группах родственников из поколения в поколение сохраняется достаточное число носителей генов, определяющих данное поведение.

Чрезвычайно важным поведенческим механизмом, с помощью которого на разных уровнях воспроизводится система непотизма, является распознавание родственников (kin recognition). Эта опция распространена в самых разных сообществах и действует на различных уровнях сложности.

Головастики, плавающие в пруду, не знают друг друга лично, но они способны по запаху отличать своих сородичей, и хищные виды впиваются в бок только чужим особям, поедая их заживо (Pfennig, 1992). Шимпанзе способны по чертам лица распознавать множество особей, принадлежащих к разным родственным линиям. В искусстве сортировать фотографии по семейным группировкам эти животные превосходят людей (Parr, De Waal, 1999).

Между этими крайними вариантами лежит обширное поле сведений о способах и возможностях опознавания родственников у разных видов животных. Этому вопросу посвящено множество публикаций. Отметим, что, поскольку речь идет о коммуникации ( см. главу 5), в передаче и в приеме сообщений “свой-чужой” задействованы сигналы разной модальности. Так, многие виды птиц опознают близких родственников по характерному расположению пятен на крыльях ( Тинберген, 1970). Недавно выяснилось, что сходной системой опознания обладают и осы (Tibbetts, 2002). Для них визитной карточкой, помогающей отличить родных сестер, является узор на “лице”. Мокрицы, как уже говорилось выше, опознают супругов и детей тактильным путем, ощупывая бугорки на их головах. Для подавляющего большинства общественных насекомых и для грызунов пропуском на территорию семьи является запаховый профиль особи.

Разные варианты, соответствующие различной точности опознания, в общем, согласуются со степенью “обезличенности” сообщества. Как уже отмечалось, этот показатель не определяется когнитивными способностями животных. Так, крысы и муравьи реагируют на общую запаховую метку колонии и мгновенно убивают особь, с которой жестокий естествоиспытатель эту метку стер ( см.: Лоренц, 1998). Карликовые хомячки рода Phodopus обладают специфическими железами, открывающимися в их защечные мешки. С их помощью они могут метить предметы, принадлежащие только своей семье ( прежде всего, конечно, пишу, побывавшую за щекой). Кладовые, тропы и дети помечены у этих животных одной семейной меткой. Помимо определения узко-семейной принадлежности, зверьки используют также и метку общеколониальной принадлежности. Зверьки с выколотыми глазами, оторванными лапами и откусанными челюстями – это жертвы своих крошечных пушистых собратьев, которых не удовлетворил результат идентификации предполагаемого родственника (Apfelbach et al., 2001).

Исследования роли родственного отбора в функциональной структуре конкретных сообществ, как правило, сопровождаются изучением системы распознавания родичей, действующей в данном сообществе.

8.2.4.3.Коммунальное выращивание потомства

М. Сент-Клэр “Потребители”. Перевод с английского Кира Булычова.

Коопеpация в сообществах может пpинимать такие фоpмы, как непосpедственный обмен пищей и помощь в выращивании чужих потомков, доходящая до полного “самопожертвования”, то есть отказа от размножения себя, любимого, с целью обеспечения воспроизводства близких родственников.

Концепция отбора родичей позволила Гамильтону предложить элегантное объяснение крайних форм альтруизма. Это в первую очередь коснулось эусоциальности животных. Как уже говорилось выше ( см. с. ), основным из признаков эусоциальности является разделение членов сообщества на тех, кто приносит потомство и тех, кто помогает размножающимся особям выращивать потомков. Для общественных насекомых это ключевое свойство было описано очень давно, а в конце 19-го века привлекло внимание научной общественности как один из “кошмаров Дарвина”: как можно представить себе передачу признаков из поколения в поколение, если подавляющее большинство членов сообщества не размножается.

С открытием хромосомных механизмов наследственности прояснился вопрос о семье общественных насекомых как о единице естественного отбора.

Р. Фишер ( Fisher, 1930) впервые объяснил механизмы эволюции репродуктивного альтруизма у общественных насекомых с помощью менделевских законов наследственности. С помощью теории Гамильтона стало понятно, понятно, почему животные превращаются в бесполых рабочих особей, обеспечивая пищей свою мать (“царицу” ) и ее многочисленное потомство. Использовать усилия большого числа помощников и “заставить” их отказаться от размножения – это сложная задача, различными путями решаемая на уровне эволюции таксонов.

Общественные перепончатокрылые решили эту задачу, используя оригинальную систему определения родства. Для них характерна гаплодиплоидия: самцы имеют гаплоидный набор хромосом, а самки и рабочие - диплоидный. Рабочие – это взрослые самки, у которых функции размножения подавлены. Основным механизмом подавления репродуктивного потенциала рабочих является феромонный контроль со стороны “царицы”. Родство рабочих сестер между собой составляет 75%, а с самками (матерями) – лишь 50%, поэтому сестрам более выгодно поддерживать воспроизведение себе подобных сестер, чем самок. При этом каждая оплодотворенная самка может держать под контролем десятки тысяч своих “порабощенных” дочерей.

Для того, чтобы быть эусоциальными, необязательно быть гаплодиплоидными. Гаплодиплоидия лишь позволила перепончатокрылым с наибольшей эффективностью использовать функциональное разделение семьи на сферы размножения и обеспечения и, по – видимому, тем самым достичь максимально возможной адаптивной радиации. Дело в том, что общественные перепончатокрылые появились на “ипподроме эволюции” достаточно поздно – после цветковых растений, птиц и многих млекопитающих, и принципиально новая система определения родства обеспечила им быстрое распространение и процветание (Evans, 1971). Эусоциальность возникала неоднократно в разных семействах отряда и выражена в них по – разному : все муравьи являются общественными насекомыми, а среди пчел и ос немало одиночных видов ( см. обзор в: Wilson, 1975; Seger, 1991).

Эусоциальность встречается и у “нормальных” животных, обладающих диплоидным набором хромосом. В этом массиве среди беспозвоночных “лучшими из хороших” ( напомним, что eu – по –гречески означает “хороший”) являются термиты, а среди позвоночных - голые землекопы ( см. выше ). У тех и других разделение на касты, относящиеся к сфере размножения и обеспечения, выражено в наибольшей степени и закреплено морфологически

Термиты – это эусоциальные насекомые; так же как и перепончатокрылые, они строят гнезда, достигающие у некоторых видов грандиозных размеров, и живут сообществами, иногда превышающими по численности миллион особей. Однако в жизненной истории и в принципах организации собществ тех и других насекомых можно найти больше отличительных, чем сходных признаков. Термиты принадлежат к одному из самых древних отрядов насекомых – равнокрылых ( Isoptera) и являются близкими родственниками древесноядных тараканов. Эусоциальность термитов , по – видимому, монофилетична и характерна для всех видов (Seger, 1991). Это насекомые с неполным превращением, проходящие в своем развитии ряд последовательных линек

( напомним, что перепончатокрылые – насекомые с полным превращением). Рабочие в семьях термитов “сделаны” не из взрослых особей, а из личинок разных возрастов, причем не только из самок ( как у перепончатокрылых), а как из самок, так и из самцов. Рабочие разных возрастов осуществляют функции фуражировки, строительства, уборки камер, ухода за пакетами яиц, получаемыми от самки, и за личинками младших возрастов. Солдаты представляют отдельную касту, морфологически отличающуюся от рабочих склеротизированными покровами и мощными челюстями, настолько специализированными для защиты семьи от хищников, что самостоятельно питаться солдаты не могут, и их кормят рабочие. Взрослыми в семье термитов являются только самка и самец, то есть “царица и царь” . Термитная “царица” выглядит ужасно. В своей “прошлой жизни”, до того, как основать гнездо, она была обыкновенным летающим насекомым, а сбросив крылья, превратилась в огромный (в десятки раз больше рабочих) пульсирующий мягкий мешок с крошечной головкой. Самка откладывает у разных видов от 1500 до 80000 яиц в день. Погибшая или постаревшая самка может замещаться внутри гнезда одной из рабочих особей, которая вырастает во взрослую особь и спаривается с “царем” ( обзор см.: Kaib, 1999).

У полигинных и полиандрических видов в семье могут, соответственно, сосуществовать несколько самок и самцов. “Лоббирование” интересов своих родственников в семьях таких видов – одна из самых интригующих сторон жизни колонии, прекрасно иллюстрирующая теорию отбора родичей. Как показал анализ ДНК, вкупе с поведенческими экспериментами, рабочие термиты распознают своих сородичей и группируются для фуражировки по признаку родства. Это отражается на системе снабжения и приводит к дифференцированному размножению цариц ( Kaib et al., 1996).

Позвоночные эусоциальные животные – голые землекопы Heterocephalus glaber – как уже было сказано выше, удивительно похожи на термитов не только особенностями жизни в системе подземных ходов и характером диеты

( переваривание растительных волокон с помощью симбиотических микроорганизмов), но и распределением ролей между “царями” и обслуживающими их потомками, которым не дают вырасти. Размножающиеся особи сохраняют себя в терморегулируемых условий подземных камер и управляют поведением остальных членов колонии путем специфических приемов, которые получили название “сеансы наскакивания” ( shoving). Это продолжительные и сильные толчки голова - к- голове , которые продолжаются до тех пор, пока подчиненная особь не опрокинется на спину в позе подчинения. Таким образом “слуг” заставляют больше работать и меньше задумываться о возможности размножения.

Физиологические механизмы подавления репродуктивного созревания “слуг” во многом остаются неясными. Хотя хорошо известно, что у грызунов, как и у многих других животных, повышенная агрессивность связана с высоким уровнем тестостерона, а социальный стресс приводит к увеличению секреции глюкокортикоидных гормонов и к подавлению репродуктивных функций

Более мягкой, чем эусоциальность, формой разделения между животными сфер размножения и обеспечения является использование усилий близких родственников - помощников, которые сами не размножаются. С открытием эусоциальности у позвоночных, а также с ростом числа видов, у которых описано явление использования труда помощников границы между “хорошей” и “совсем хорошей” социальностью начинают размываться. Дело в том, что у видов с коллективным воспитанием потомков налицо все признаки, которые ранее считались характерными для “эусоциалов”: кооперация, совместная жизнь разных поколений и, главное, репродуктивная дифференциация. Видимо, нужно вводить дополнительный критерий: морфологически закрепленную дифференциацию размножающейся и неразмножающейся каст. Этому критерию отвечают только голые землекопы.

Использование помощников для выращивания потомков одной или немногих размножающихся в группе самок обнаружено к настоящему времени примерно у 220 видов птиц ( среди которых удоды, сойки, дятлы, медоеды, сорокопуты, крапивники) и 120 видов млекопитающих, в число которых попали два вида мангуст, несколько видов мармозеток, гиеновые собаки, два вида гиен, два вида шакалов, сурикаты – и даже львы и домашние кошки ( обзор см: Emlen. 1991).

У некоторых видов взаимопомощь выражается в сравнительно простых отношениях. “Простота ” заключается в том, что высокоранговые особи не подавляют ( ну, или почти не подавляют) репродуктивный потенциал субординантов. Так, у шакалов, мангуст, львов несколько самок приступают к размножению одновременно, и родившиеся детеныши могут сосать любую из матерей. Помощники – обычно это старшие сестры и тетки – снабжают их добычей, а самцы охраняют территорию. Домашние кошки, которые ранее считались гуляющими сами по себе, оказались такими же коллективистами, как и львы. Это выяснилось, когда кошкам предотавили возможность жить так, как им хочется, в составе больших групп на специально оборудованной под кошачий дом английской ферме (Macdonald, 1991 ). Совместное выращивание потомков, которое сопровождается кормлением молоком чужих детенышей, описано и у нескольких видов грызунов ( Hayes, 2000). У многих других видов отношения основаны на узурпации жизненных ресурсов родственников. В таких сообществах помощь высокоранговым особям со стороны низкоранговых сочетается с конкуренцией помощников за право иметь собственных детей (см. ниже ).

Необходимость складывать инвестиции нескольких особей, чтобы всем коллективом воспитать одного или нескольких “групповых детей”, часто находит логичное объяснение в своеобразии экологических условий, весьма суровых для животных, которые вынуждены прибегать к стратегии коллективного воспитания.

Например, крошечные игрунковые обезьянки мармозетки проводят полную опасностей жизнь в древесном ярусе джунглей бассейна Амазонки. Эти беззащитные зверьки испытывают огромное давление со стороны хищников: на них охотятся многочисленные кошки разных видов, змеи и хищные птицы. Группы обезьянок ( до 15 особей) постоянно кочуют с места на место, никогда не ночуют два раза подряд в одном дупле, выставляют часовых в местах кормежки – и все же часто недосчитываются то одного, то другого члена. Высокоранговая самка рождает одного или двух детенышей, которые сразу же после рождения попадают под опеку всех членов группы. Их передают из рук в руки, с ними прыгают по деревьям и отдают матери только для кормления молоком. Некоторые члены группы, особенно самки, проведут всю жизнь в качестве помощников и никогда не будут иметь собственных потомков (Abbott, 1984; Lazaro- Perea, 2001).

В большинстве подобных сообществ отношения далеки от идиллических. Основной вопрос для всех, достигших половозрелого возраста, это все тот же актуальный вопрос “Почему не я?”( см. выше). Для того, чтобы приступить к размножению, помощники должны либо дожидаться вакансии в своей группе, либо мигрировать в другую.

В качестве примера отношений, в которых тесно переплетены элементы взаимопомощи и конкуренции, можно рассмотреть социальную систему жедудевого дятла - обитателя дубpав и смешанных лесов юго-западной части США, Мексики и Центpальной Амеpики ( Стэси, Кениг, 1984). Ожесточенный дележ полового паpтнеpа сочетается с наличием в гpуппе помощников, добровольно – принудительно отказавшихся от размножения. Каждая социальная группировка в популяции желудевых дятлов как бы разыгрывает одну и ту же пьесу с ролями, заранее расписанными между участниками, и лишь “текст” немного варьирует между разными группами.

Социальной единицей у этого вида является занимающая опpеделенную теppитоpию гpуппа, в котоpой насчитывается более десятка особей. Птицы запасают желуди и оpехи в отвеpстиях, выдолбленных в коpе деpева. Долбить новые отвеpстия, запасать коpм и охpанять запасы от посягательств - дело всей гpуппы, и “зеpнохpанилище”, как коллективная собственность, может пеpеходить из поколения в поколение. Между pазмножающимися особями обычно полное обобществление половых паpтнеpов (любые самцы спаpиваются с любыми самками), птенцы оказываются по сути дела потомством всей гpуппы и выpащивают их сообща все члены семьи. Подpосшие птенцы остаются в составе pодной гpуппы, но не пpинимают участия в pазмножении до тех поp, пока не появится pепpодуктивная вакансия, то есть не погибнет один из старших членов гpуппы. Однако молодые желудевые дятлы не наследуют это место в своей pодной группе. Если появляется вакансия, она занимается пpишельцем. Зато в этом случае молодняк пpотивоположного пола может начать pазмножаться. Если в гpуппе меняется самка - пpоизводитель, молодые самцы могут начать pазмножаться, несмотpя на пpисутствие стаpых самцов, для молодых самок ситуация аналогична. Из-за pепpодуктивpой вакансии pазгоpается жестокая боpьба. Часто на теppитоpию, где обpазовалась вакансия, слетается молодняк из гpупп, обитающих в pадиусе нескольких километpов. Птицы сpажаются за пpаво остаться, и такая боpьба, в котоpую включается до полусотни особей, может пpодолжаться несколько дней. Победители занимают освободившиеся места, а побежденные возвpащаются в свои гpуппы.

Гpупповое выpащивание птенцов сопpовождается активной конкуpенцией, котоpая выpажается в выбpасывании яиц сестpами, а также в убийстве и поедании птенцов. В пеpвом случае “злодейство” носит pеципpокный хаpактеp: в пpоигpыше остается самка, котоpая пеpвая отложила яйца - сестpы выбpасывают их, пока у каждой из них не появится пеpвое яйцо - но на следующий год та же самка может оказаться в выигpыше. Во втоpом случае убийство совеpшается пpишельцами. В случае, если дpугих взpослых особей того же пола в гpуппе нет, пpишелец обязательно уничтожает чужие яйца и птенцов. Подобный инфантицид, как отмечалось выше, хаpактеpен для живущих гpуппами обезьян и некотоpых хищников.

Hе все сложные и запутанные отношения в этой социальной стpуктуpе ясны автоpам до конца, но многие, на пеpвый взгляд пpотивоpечивые явления, они объясняют, исходя из экологических особенностей этого вида. Пpежде всего, поскольку желудевые дятлы гнездятся в умеpенных шиpотах, и их запасы в “зеpнохpанилищах” должны сохpаняться зимой, состав гpуппы, усилия котоpой необходимы для выкаpмливания птенцов, должен быть достаточно большим, и каждая особь выигpывает от коопеpации. Исследователи подсчитали, что pепpодуктивный успех отдельной особи уменьшается с pостом гpуппы, но зато больше птиц доживает до следующего года. Hеpазмножающихся помощников удеpживает в составе гpуппы, не давая им pазлетаться, чpезвычайный дефицит пpигодных для гнездования теppитоpий, и вместе с тем выигpыш от совместного использования “зеpнохpанилищ” (падение большого деpева-хpанилища нередко к pаспаду гpуппы). Пpимечательно, что в тех pайонах, где уpожай желудей слишком мал и каждый год pазный, дятлы вынуждены мигpиpовать, и в таких популяциях они pазмножаются паpами, без помощников, но общая численность их, соответственно, гоpаздо ниже. Это говоpит в пользу того, что особенности социальной стуктуры обусловлены экологическими огpаничениями.

Несмотря на то, что особенности экологических условий часто помогают объяснить причины объединения усилий членов сообщества в воспитании потомков, это не всегда удается для реальных ситуаций. Механизмы функционирования социальных структур для многих видов остаются неизвестными, а до формирования общей картины еще весьма далеко. Следует заметить, что, несмотря на множество аналогий между коммунальным “хозяйствованием” у представителей разных таксонов ( например, птиц и млекопитающих), закономерности формирования социальных структур у них определяются разными факторами. Различно и соотношение затрат и выгод при совместном выращивании потомков. Так, даже при сравнительно простых вариантах взаимодействия млекопитающих, количество, а также и качество молока, которое достается детям от чужих матерей, может быть предметом конкуренции, обмана и существенной ставкой в игре на эстафетную передачу генетического материала. Птицы, с их нередко огромными затратами на формирование и высиживание яиц, разыгрывают иной сценарий, в ином режиме отбора. Это лишь единичные примеры из множества факторов, которые следует учитывать при анализе социальных структур и попыток объяснить пути их формирования.

8.2.4.4.Реципрокный альтруизм вне родственных связей

А. С. Пушкин “Евгений Онегин”

Анализ взаимодействия животных в родственных группах показывает, что, хотя непотизм – это один из универсальных путей увеличения вклада в генофонд следующего поколения, однако даже при взаимодействии родственников важную роль играет тактика избегания обмана. Возможно ли альтруистическое поведение вне родственных связей?

Рассмотрим вначале один из примеров, который иллюстрирует принципиальную возможность обмена “любезностями” вне системы генетического родства, и затем возможные объяснения расространения данного сценария в сообществах животных.

Альтpуистическое спасение конспецификов от голодной смеpти было описано в многотысячных колониях летучих мышей – вампиров Desmodus rotundus: не напившись кpови в течение двух ночей подpяд, вампиp умиpает, если только не выпpосит пищу у дpугой особи. Дж. Уилкинсон изучал колонии этих животных в тpопической Амеpике (Wilkinson 1984). Эти летучие мыши живут в полых деpевьях и вылетают ночью коpмиться кpовью лошадей и коpов. Оказалось, что колония состоит из гpупп, в каждой из которых по 8-12 самок, имеющих обычно по одному детенышу. Молодые самки остаются некоторое время со своими матеpями, и таким обpазом в одном деpеве живут вместе несколько поколений. Самцы яpостно защиают свои теppитоpии - участки дупла, где гpоздьями висят самки. Вpемя от вpемени самки меняют деpевья, пеpеходя в дpугие гpуппы, но пpи этом между отдельными животными устанавливаются пpочные связи. Так, две самки в течение 12 лет подpяд устpаивались на насесте pядом (пpодолжительность жизни вампиpов до 18 лет).

Социальное поведение этих животных итеpесно тем, что в нем сочетается коопеpация pодственников и так называемый “pеципpокный ” (пеpекpестный) альтpуизм”: дpуг дpугу постоянно помогают чужие, неpодственные животные. Сами они пpи этом вpяд ли ведут стpогий учет случаев мошенничества, то есть таких ситуаций, когда одно животное пользуется pесуpсами дpугого, избегая давать что-либо взамен. Однако отношения взаимообмена почти без обмана между неродственными особями могут cохpаняться в группе только в тех случаях, когда паpтнеpы хоpошо знают дpуга и достаточно долго сосуществуют. В данном конкpетном случае помощь должна оказываться только тем особям, котоpым угpожает голодная смеpть и доноpы должны пpежде всего “pасплачиваться” с теми особями, котоpые коpмили их.

В экспеpименте Уилкинсон пpовеpял очеpедность обмена пищей, содеpжа вампиров в вольере. Животные коpмились из гpадуиpованных бутылочек с кpовью, и каждую ночь одного из звеpьков отсаживали голодать в отдельную клетку, а затем, возвpащая в общее жилище, следили за обменами пищей. Оказалось, что отpыгивание пищи пpоисходило чаще всего между pодственниками. Самки опознают своих детенышей по индивидуальным кpикам, и кpики pодственников похожи между собой. Второй круг обменов происходит между дружественными, “ассоцииpованными” особями. Они узнают дpуг дpуга, благодаpя постоянному гpумингу, котоpому они посвящают много вpемени. В процессе этих опытов были получены данные, касающиеся цены и выгоды взаимных обменов. Оказалось, что отpыгнув кpовь, доноp утpачивает пищу, котоpая может обеспечить ему 12 часов жизни, но если он только что покоpмился, то у него впеpеди две ночи охоты пpежде, чем голод станет для него угpожающим. Доноpскую помощь получают только те особи, котоpым осталось не более 24 часов жизни. Исследования демогpафических показателей в популяциях вампиpов пpивели автоpа к выводу о том, что данная стpатегия, в котоpой действуют и pеципpокный обмен и отбоp pодичей, эволюционно стабильна, то есть в целом закpепляется отбоpом.

Как видно из приведенного примера, режим реципрокного альтруизма основан на “учете и контроле” альтруистических актов. База для объяснения эволюционной стабильности подобной стратегии была заложена в теории реципрокного альтруизма Трайверса (Trivers, 1971). Взаимодействие в сообществах рассматривается как аналогия “рынка услуг”. Животные обмениваются пищей, а также различными “актами благодеяния”, такими как груминг или сигналы, предупреждающие об опасности. Демонстрируя готовность к совершению таких актов, особь как бы предлагает себя в качестве партнера. Исследование реальных ситуаций, в которых фигурировали уже упоминавшиеся вампиры, обезьяны разных видов, антилопы импала (взаимный груминг - Hart and Hart, 1988), показали, что животные проводят больше времени в обществе “честных” партнеров и учитывают вероятность обмана

(Barrett et al., 2000).

Теория реципрокного альтруизма развивается с примерением подходов и методов теории игр. Стратегии, которые описаны для разных сообществ, видов и ситуаций, получили названия, взятые из теории игр: “зуб-за-зуб” ( Tit-for Tat, TT) “ты мне – я тебе” ( Give Good as you Get , GGG) “Дилемма заключенного” ( Prisoner’s Dilemma, PD). Эффективность тактики, выбранной партнерами по отношению друг к другу, оценивается по вероятности выигрыша и по сумме полученных благ. По аналогии со стратегиями, которые при разном поведенеии партнеров игры приведут к разным иходам, этологи пытаются предсказать поведение животных в зависимости от социального контекста. Игра чрезвычайно усложняется, если в нее включаются многие партнеры. К настоящему времени получено немало данных о способности животных – главным образом, приматов – к взаимозачету не только благодеяний, но и нанесенного им ущерба при “планировании” поведения относительно других особей своего вида (Clutton-Brock, Parker, 1995). Это требует по меньшей мере способностей к запоминанию и формированию ассоциаций между конкретным образом “товарища” или “товарки” и исходящих от них стимулов. Обращаясь к названию данного раздела главы, можно сказать, что хотя пешкам эволюционной игры рассуждать не обязательно, но во многих ситуациях явно полезно. Когнитивные аспекты взаимодействия членов сообщества будут рассмотрены в следующем разделе.

Сомерсет Моэм “Тогда и теперь. Роман о Никколо Макиавелли”

Маккиавеллизм в узком смысле термина понимается как умение манипулировать поведением других, использовать “живые орудия”. В этологии это понятие употребляется несколько шире, при описании “политических” взаимодействий в сообществах, основанных на способности рассчитывать и предсказывать поведение других особей ( DeWaal, 1982). Для того, чтобы рассматривать маккиавеллизм как одну из форм компетентности сознания, нужно ответить на всесьма сложный вопрос: способны ли животные к “сознательной” манипуляции поведением других особей. Иными словами, оперируют ли они представлениями о намерениях и способностях других для того, чтобы предсказывать, что они – эти другие – будут делать в той или иной ситуации. Альтернатива “сознательной” манипуляции живыми орудиями – это обучение путем проб и ошибок: разные формы активности конспецификов могут играть роль стимулов, которые всегда связаны примерно с одинаковыми последствиями для наблюдателей и поэтому вызывают у них определенные реакции.

Владимир Набоков “Пнин”.

Автора с детства занимал вопpос о том, насколько пpавдивы стаpинные гpавюpы, иллюстpиpующие истоpии о том, как кpысы сотpудничают в сложных ситуациях: одна обхватывает лапками яйцо и ложится на спину, а дpугая тащит ее за хвост.Это и вправду чуть ли не единственный способ целым пpикатить яйцо на общую семейную теppитоpию. Может быть, у крыс действительно существует такое разделение труда при транспортировке яиц, да и в других сложных ситуациях?

В 1991 году на Этологической конфеpенции в Киото именно с демонстpации слайдов этих гpавюp Д. Дезоp начал свой доклад, посвященный феномену “социального познания” у кpыс. В 40-е годы экспериментаторы дали крысам яйца и выяснили, что в такой ситуации они катят каждая свое яйцо. Однако старая легенда дала толчок новой схеме опытов, в которых было обнаружено свооеобpазное pазделение тpуда, основанное на манипулировании “живыми орудиями” (Mowrer, 1940).

В экспеpиментах Дезоpа и соавторов кpысы вынуждены были ныpять на дно бассейна, чтобы достать оттуда небольшой кусочек пpиманки ( Desor et al., 1988, 1991). Hыpяющая кpыса нигде не могла спокойно уединиться, чтобы съесть пищу (гладкие стенки pезеpвуаpа не давали такой возможности), и она могла только веpнуться на ту площадку, с котоpой ныpяла. А здесь ее уже поджидали остальные члены гpуппы, чтобы отобpать все, что она пpинесла - съесть можно было только то, что пpилипло к зубам. Hа слайдах было пpекpасно видно выpажение “лиц” поджидающих кpыс - так толпа, азаpтно подпpыгивая, ждет автобуса, подpуливающего к остановке.

Эти pезультаты пpоясняют многое из того, что было до сих поp не обьяснено в опытах, посвященных “сотpудничеству” животных в 60 годы. Так, в экспеpиментах И. Мазура и соавторов (Masur , 1978; Masur, Struffaldi, 1974; Masur et al., 1977) в одном из углов камеpы, в котоpую помещали гpуппу кpыс, находился pычаг, пpи нажатии на котоpый в дpугом углу камеpы появлялся шаpик пищи. Оказалось, что на pычаг нажимали лишь немногие кpысы, а иногда лишь какая-то одна: она нажимала его pаз за pазом, обеспечивая пищей всех. Оставалось непонятно, почему лишь одна из кpыс “pаботала”, а дpугие вели “паpазитический” обpаз жизни.

В опытах Дезоpа создавалась явно выpаженная экстpемальная ситуация, когда члены гpуппы могли получить пищу только со дна бассейна. Кpысы четко pазделились на две гpуппы, котоpые автоp назвал “пpиносящими кpысами” и “непpиносящими кpысами”. Оказалось, что “непpиносящие” всячески побуждали “пpиносящих” pаз за pазом ныpять на дно, кусая их и толкая к площадке. У “пpиносящих” пpоявлялись все пpизнаки физиологического истощения и сокpащался сpок жизни.

Исследователь сделал вывод о том, что кpысы активно используют социальную ситуацию в гpуппе для достижения своих целей. Это, конечно, мало согласуется с пpедставлением о миpном “pазделении тpуда” и скоpее наводит на мысль об эксплуатации. В большинстве современных работ подобные группы животных называют паразитами и работниками (Хромова, 1995).

Кооперация путем манипуляции поведением сородичей обнаруживается не только в экспериментальных, но и в естественных условиях. Вспомним самцов карликовых мангуст, которых другие члены группы вынуждают “работать” охранниками ( см. раздел 8.2.3).

Подобное же pешение задачи путем воздействия на поведение паpтнеpа пpодемонстpиpовали мухоловки-пестpушки в опытах К. Благосклонова (1974). Выяснялось, какую pоль игpает социальный и индивидуальный опыт в pешении одной и той же задачи. Для этого в летное отвеpстие дуплянки была вставлена полая тpубка из плотной бумаги, и требовалось проникнуть внутрь гнезда. Разные пары птичек pешали эту пpоблему по-pазному: одни, тpепеща кpыльями, выдеpгивали тpубку, энеpгично вытягивая ее клювом, дpугие бpосались на тpубку всем телом и атаковали ее до тех поp, пока она не падала, один самец пытался пpодолбить дуплянку клювом - а вот некотоpые самцы pешали эту задачу путем манипуляций поведением самки: они набpасывались на нее до тех поp, пока она не пpинималась pешать эту задачу каким угодно способом и не ликвидировала препятствие.

В опытах Л. А. Фиpсова (1972), пpоведенных с гpуппой шимпанзе, ведущих летом свободный обpаз жизни на озеpном остpове, было пpодемонстpиpовано стpемление животных манипулиpовать поведением паpтнеpов в ситуациях, тpебующих сотpудничества: когда по условиям экспеpимента шимпанзе могли получить пpиманку из откpывающегося ящика только в pезультате успешных действий паpтнеpа, отношения между обезьянами, вначале относительно симметpичные, быстpо пеpеходили в фазу беззастенчивой эксплуатации, и тpебовались энеpгичные пpотесты и столкновения животных для того, чтобы восстанавливалась пpежняя относительная симметpия отношений.

В подобных экспериментах с капуцинами выяснилось, что пищу, добытую путем совместных усилий, обезьяны делят с партнером со значительно большей готовностью, чем лакомство, добытое без помощи партнера (DeWaal, Berger, 2000).

Hесомненно, pазделение тpуда путем манипуляций поведением паpтнеpов тpебует известного социального опыта и гибкости поведения. Дж. Гомец (G\ mez, 1990) исследовал, как эта форма поведения у приматов изменяется - с возрастом и социальным созреванием – от грубой манипуляции до утонченной игры взглядами. В частности, он предлагал молодой горилле решать задачи на достижение цели по методу Келера ( см. главу 3), с той разницей, что обезьяна не оставалась наедине с объектом, который она хотела достать , а могла привлечь к сотрудничеству человека. В 9-12 месяцев горилла грубо толкала человека, используя его тело и конечности просто как физические предметы; в 12-15 месяцев она мягко подводила человека к цели, и наконец, в 18-21 месяц у нее сформировалось наболее эффективное поведение сотрудничества, которое начиналось с привлечения внимания человека взглядом сначала к себе, а потом к желаемому объекту. Способность выстраивать взаимопонимание на обмене взглядами будет рассмотрена ниже ( см. с. ).

Н.В. Гоголь “ Шинель “

К настоящему времени накоплено множество данных о тонкостях социального взаимодействия обезьян, их способностям к обманам друг друга, созданию коалиций. Сами названия книг, посвященных политическим играм обезьян, говорят за себя: “Политика шимпанзе: власть и секс у обезьян” ( De Waal,1982), “Секс и дружба у бабуинов ” ( Smuts, 1982), “Как обезьяны видят мир” ( Cheney, Seyfarth, 1990), “Политика приматов” (Masters and Schubert eds.,1991), ”Что такое хорошо и что такое плохо для человека и других животных” (De Waal, 1996 ). Множество интересных наблюдений и выводов о “политической” жизни приматов содержатся в переведенных на русский язык книгах Гудолл (1992) и Д.Фосси (1990). Охватить их пересказом не представляется возможным, поэтому в данном разделе мы лишь обозначим основную проблематику этих исследований.

К настоящему времени стало ясно, что для достижения успеха в социальной сфере от животных требуется хорошее понимание причинно-следственных связей. Особь низкого ранга может достичь желаемой цели с помощью хитроумных обходных маневров. Так, если самец хочет достичь высшей ступени иерархической лестницы, он должен уметь планировать свои действия и манипулировать действиями подчиненных особей, многие из которых могут быть сильнее, чем он. Он может добиться большего успеха, если сможет установить отношения дружбы и взаимной поддержки с другим самцом. Социальная среда постоянно меняется, нужно уметь быстро взвешивать характерные черты каждой конкретной ситуации и в случае надобности быстро приспосабливать к ним свое поведение. Иногда нужно принять молниеносное решение: быстро убежать от агрессора или подойти с умиротворяющими действиями. Особенно важно не только понимать цели и мотивы поступков других существ, но и уметь учиться на их опыте просто наблюдая за ними, а в каких-то случаях и ставя себя на их место. В общественной жизни приматов иерархическое положение, накопленный опыт взаимодействий, участие в возникающих и распадающихся альянсах – все это вместе имеет значение для животного в каждый момент его жизни.

Дружеские альянсы у приматов скрепляются “авансами” с использованием груминга и пищи в качестве обменной валюты. Причиненные неприятности также не отаются безнаказанными. При этом обезьяны дожидаются удобного случая для того, чтобы отомстить не только обидчику, но также и его родственниками и друзьям. Так, у верветок самка, которую оттеснили от источника пищи, ищет родственников своего обидчика и нападает на них. У макак члены матрилиний объединяются в альянсы друг с другом. Будучи атакованы представителем другой матрилинии, они выбирают из нее особь послабее и устремляют свою агрессию на нее. У бабуинов нередки случаи тесной дружбы самца с какой-либо самкой, вне родственных и сексуальных отношений. Любой обидчик этой самки будет атакован ее защитником (Cheney, Seyfarth, 1990).

Количественные исследования “рынка услуг” у шимпанзе в Йерксовском центре (DeWaal, 1997) показали, что они “платят” едой за груминг, но никак не наоборот. В обороте дружеских услуг неродственных особей, высока вероятность того, что донор, который оказывал груминговые услуги своему приятелю, вскоре получит от него пищу, одако если шимпанзе делится пищей с кем-нибудь, то реципиент в ближайшее время не будет улучшать донору мех и настроение. Шимпанзе как бы “решают”, что поделившись пищей, донор продемонстрировал реципиенту свое уважение, поэтому оказывать ему груминговые услуги и тем самым понижать свой ранг в его глазах не стоит. Подобные взаимодействия характерны для взрослых особей, умудренных опытом социальных взаимодействий. По мнению автора, только приматы способны к долговременным расчетам последствий не только своих, но и чужих действий. Однако в последние годы появились данные подобного рода и о других видах. Рассмотрим их в следующем разделе.

Животные, делающие запасы в кладовых, обладают удивительными свойствами памяти, позволяющими им отыскивать множество тайников спустя долгое время. Эти специфические способности сделали многих из них, в частности, соек, излюбленным объектом когнитивных этологов ( см. с. и с. ).

Недавние экспериментальные исследования показали, что кустарниковые сойки Aphelocoma coerulescens способны “судить” о намерениях других украсть пищу из тайника, опираясь на собственный воровской опыт (Emery, Clayton, 2001). Эти птицы, как и многие другие, запоминают, сколько орехов, когда и где они запасли. Однако есть риск, что другие сойки подсмотрят и запомнят то же самое, а потом опустошат чужой тайник. Способны ли сойки направить мощь своего причудливого интеллекта на то, чтобы избежать воровских набегов?

Для того, чтобы выяснить это, этологи предоставили сойкам прятать орехи в условиях полной приватности, а также в условиях возможного наблюдения за ними со стороны конспецификов. После того, как птица спрятала пищу, ее на три часа переводили в другое помещение, а затем возвращали к месту, где находились ее кладовые. Оказалось, что птицы, которые видели, что за ними наблюдают, часто перепрятывали орехи, тогда как остальные не делали этого.

Сойки – не единственные птицы, которые способны оценить последствия со стороны нежелательных свидетелей. Сходные способности были недавно продемонстрированы у воронов. Они также перепрятывали пищу, если видели, что за ними наблюдают (Heinrich, 2000; Bugnyar, Kotrcshal, 2002). Могут ли птицы опираться на свой социальный опыт для того, чтобы оценить степень возможного риска? В описываемом эксперименте авторы обратили внимание на то, что не все сойки одинаково подозрительны. Они тогда разделлили птиц на две группы одинакового возраста, но с разным социальным опытом: тех, кто ранее сам занимался воровством, и “наивных”, которые еще не делали этого. Полученные результаты оказались удивительными. Наивные птицы не обратили внимания на то, что за ними наблюдают сородичи, и не стали перепрятывать пищу, тогда как сойки с воровским прошлым сразу перенесли орехи в другое место. Примечательно, что они поступили так лишь с содержимым тех тайников, которые были, по их “мнению” , открыты чужим и жадным глазам. Орехи, спрятанные в кладовых, не заметных другим сойкам, птицы не тронули.

По мнению авторов, врановые птицы, подобно высшим приматам, обладают “компетентностью сознания”. В данном случае речь идет о способностях следить за направлением чужих взгдядов, а также приписывать другим особям способности и намерения, исходя из социального контектста и из собственного опыта.

Если б я их не видел, то не знал бы, что они тут, а если б не знал, то даже не мог бы сказать, что они существуют.

….А они уже начали тонуть… Скоро они будут плавать только в моем сознании. Интересно – ведь если разобраться, именно в моем сознании они и начали плавать.

Дж. Сэлинджер “Тедди”. Перевод с английского С. Таска

Слово “сознание” заключает в себе определенную двусмысленность.

Физиологи часто употребляют это слово, чтобы обозначить состояние нормальной активности в противоположность “бессознательному” состоянию или сну. Для психолога же “сознание” означает осознание чего-то, то есть внимание к чему-то. Гриффин (Griffin,1976,1982) определяет сознание как способность организма создавать психические образы и использовать их для управления своим поведением; быть в сознании - это значит знать, что ты сейчас делаешь или собираешься делать, имея перед собой цель и намерение своих действий. Намерение включает в себя психические образы будущих событий. Гриффин рассматривает сознание и намерение как неотъемлемую часть одного и того же явления. Эта точка зрения не является общепринятой. Многие исследователи полагают, что сознание нельзя сводить к знанию своего чувственного восприятия. Например, Н.Хамфри ( Humphrey,1978) считает основным свойством сознания способность к предсказанию поведения других индивидуумов.

До сравнительно недавнего времени господствовало представление о том, что субъективные психические переживания животных не могут быть предметом научных исследований. Хотя Дарвин (1872) подчеркивал коммуникативный аспект эмоций и сознания у животных и эволюционную преемственность их проявления, он располагал лишь возможностями их описания в словах и терминах, заимствованных из повседневной жизни и из ранних представлений психологов. Антропоморфический подход вызвал естественный протест. Например, Морган (1894) пропагандировал такой подход к изучению данной проблемы, в котором не было бы каких-либо спекуляций по поводу мыслей и чувств животных.

Спустя более 80 лет данные, полученные при изучении коммуникации и языкового поведения животных, позволили начать планомерную атаку на позиции неприятия субъективных переживаний животных. Уместно заметить, что обращаясь к свойствам разума, сознания и речи, мы интуитивно ориентируемся на мышление современного нам человека, в лучшем случае учитывая различия в менталитетах у представителей разных культур. Существует, однако, мнение о том , что так называемое единство личности возникло в истории человеческого рода на удивление недавно.

Так, А. Джеймс ( James, 1995) полагает, что самосознание появилось у человека лишь около 3 тысяч лет назад, когда появилась письменность и культура стала более сложной. До того времени человек обладал “бикамеральным разумом” : два полушария мозга действовали в какой-то степени независимо одно от другого. Речь может в какой-то степени генерироваться правым полушарием, а восприниматься левым . Эти сигналы , передававшиеся из одного полушария в другое, были связаны с моральными предписаниями данной культуры ( слова царей, жрецов, родителей) и воспринимались как голоса богов, поскольку люди не обладали осознанием своего “я ” как источника этих слов. Поведение персонажей “Илиады” - древнегреческого эпоса, который сотни лет передавался из уст в уста, пока, наконец, не был записан, - является яркой иллюстрацией этих положений: каждое конкретное действие героя направляется советом ( голосом) конкретного бога, фактически боги выполняют функцию сознания.

Мы можем получить представление о силе этих внутренних голосов, наблюдая поведение шизофреников, которые, вследствие слуховых галлюцинаций, верят, что ими руководят слышимые ими голоса, а также анализируя поведение больных с “расщепленным мозгом”, когда изоляция полушарий вызвана, например, оперативным вмешательством. Джеймс полагает, что бикамеральному мышлению пришел конец в результате определенных изменений в языке и культуре, которые произошли окло VII века до нашей эры. Изменения значений слов ( например, в греческом языке, до сочинений Пифагора и других мыслителей, слово psyche означало “жизнь”, а soma – “безжизненное состояние”, впоследствии первое слово стало означать “душу”, а второе – “тело”) влекло за собой изменение понятий, а изменение понятий - изменения в поведении. Без таких слов, как “душа”, “свобода”, “истина” в драме человеческой истории были бы иные роли, иные кульминации.

Нейрофизиологам давно известно, что у людей с повреждениями лобных долей нарушения интеллекта прежде всего связаны с потерей способности к абстрактному, в противоположность конкретному, мышлению. Такой больной не способен представить себе, что он пьет из пустого стакана или пишет свое имя на воображаемой доске. Он неспособен осуществлять идею в абстракции. Если, однако, вода налита в стакан или если ему даны мел и доска, то он может нормально выполнять инструкции, доказывая этим, что в конкретной ситуации его способности не нарушены. Раньше сказали бы, что такой больной ведет себя “как животное”. Сейчас, когда наши знания о способности животных к абстрактному мышлению непрерывно пополняются, мы скорее скажем, наблюдая неудачный опыт с дельфином или шимпанзе, что они ведут себя как “лобный” больной.

Не только грубые нарушения структуры мозга вызывают потерю

“воображения”. Сходным образом ведут себя и люди, лишенные возможности использовать языковое общение. Деннет (Dennet, 1994) считает наиболее адекватным примером в этом плане развитие глухих детей, которых по каким-либо причинам не обучали языку жестов. Он так характеризует одного из таких детей, 11-летнего мальчика Джозефа : “У него не было проблем с категоризацией и обобщением, но он не мог удерживать в сознании абстрактные идеи, рефлектировать, играть, планировать свои действия. Он был “буквален”- не мог оперировать образами, гипотезами, возможностями, не был вхож в “царство образов”. Примечательно, что эти функции стали постепенно формироваться у мальчика, после того как его сравнительно быстро обучили началам жестового языка.

Можно полагать, что и у животных именно высокая степень развития коммуникативных систем лежит в основе таких высших психических функций как воображение, сознание, сопереживание. Исследователи поведения приводят множество данных о гибкости поведения животных, основанной на их индивидуальном и социальном опыте, в частности, на их способности оценивать и использовать социальные связи. Интуитивно понятно, что это должно быть основано на известной доле воображения, то есть животное должно “представить” последствия своего поведения и поведения партнера.

Уже ранние гештальтисты указывали на несомненную связь развитого социального поведения и интеллекта. Так, Келер, характеризуя членов своей колонии шимпанзе, писал об одной из обезьян, отличающейся самыми низкими показателями при решении всех типов задач, что Рана, с ее скучным и зависимым характером, никогда не могла предвидеть последствия ни своих действий, ни действий своих соседей. Эта обезьяна все понимала “буквально” (заметим, как и мальчик Джозеф до того как его научили использовать язык жестов).Например, многие шимпанзе развлекались тем, что подманивали кур, держа в руке хлеб, а потом быстро убирали руку и забавлялись произведенным эффектом (см. также гл. 3 и 7 ). Позже обезьяны начали кооперироваться: одна подманивала кур, а другая подкалывала их заранее припасенной проволокой, после чего обе наслаждались спектаклем - хлопаньем крыльев и возмущенным кудахтаньем. И только Рана была исключением: она действительно кормила кур, не убирая руки.

Сообразительные представители антропоидов, по свидетельству многих исследователей, демонстрируют поведение, которое трудно объяснить, не привлекая такое понятие как воображение. Шимпанзе Вики, которая жил в семье супругов Хейс, придумала для себя игру, когда она стоя на унитазе, поднимала с пола воображаемую игрушку перехватывая руками невидимую веревку, затем опускала ее осторожно и снова “выуживала”,то есть играла так, как играют дети, когда они действуют “понарошку”. Однажды она сделала вид, что воображаемая веревка “запуталась” и осталась очень довольна, когда Кэти Хейс, разыграв сложную пантомиму, “помогла” распутать воображаемую веревку. Когда же Кэти в другой раз сама решила изобразить, будто она таскает игрушку за веревочку, Вики подбежала к тому месту, где должна была находиться воображаемая игрушка. Повторение пантомимы на следующий день повергло Вики в такой ужас, что никто из воспитателей больше не играл с воображаемой игрушкой (Hayes, Hayes , 1951).

Гудолл (1992) описывает, как в заповеднике Гомбе четырехлетняя Вунда наблюдала с безопасного расстояния, как ее мать, вооружившись длинной палкой, “удила” свирепых муравьев - эцитонов с ветки, нависающей над их гнездом. Вскоре Вунда подобрала небольшой прутик, взгромоздилась на нижнюю ветвь небольшого деревца в той же позе, что и мать и опустила свое орудие вниз - вероятно, в “воображаемое гнездо”.

По свидетельству Сэвидж- Рубо, шимпанзе – бонобо Канзи и Панбаниша очень любят смотреть телевизор, предпочитая фильмы, где человек так или иначе взаимодействует с обезьянами: “Тарзан”, “Борьба за огонь”, “Снежный человек”. Они, также как и другие члены группы шимпанзе, любят играть в игру “монстр”, когда одни воспитатели надевают на себя маски и костюмы горилл, а другие вместе с шимпанзе прогоняют “плохих” горилл. Сэвидж-Рубо описывает случай, когда она вместе с Панбанишей проходила мимо здания, где жила группа шимпанзе, среди которых Меркурий выделялся злобным нравом, часто угрожал карликовым шимпанзе и бросался на них. Когда Меркурий показался в окне, Панбаниша достала из своего рюкзачка маску гориллы и стала “просить” экспериментатора надеть ее и напугать Меркурия.

Трудно представить себе сознание без языка. Использование языка позволяет интеллекту достичь гораздо более высокого уровня и думать по-другому, используя другой код (Passingham,1982).Однако это не означает, что животные, которые обладают несложной системой коммуникации, не имеют сознания. Язык не приравнивается к сознанию.

Эксперименты,проведенные в 70-е годы на крысах, показали,что они в известной мере способны “отдавать себе очет” в своих действиях

( Beninger et al., 1974, Morgan, Nicholas,1979). Животных обучали нажимать на один из четырех рычагов в зависимости от того,какой из четырех активностей было занято животное,когда раздавался звук зуммера. Например,если этот сигнал заставал крысу в тот момент,когда она чистила шерсть ( was grooming), она должна была нажимать на “груминговый” рычаг, чтобы получить пищевое подкрепление. Крысы научились нажимать на различные рычаги в зависимости от того, занимались ли они чисткой шерсти,ходили, поднимались на задние лапки или находились в покое в тот момент,когда слышался звук зуммера.

Эти опыты,возможно,свидетельствуют о признаках самосознания у крыс, но мало проясняют сложный вопрос о том,есть ли у них понятие “собственного я”. Понятие “я” представляет собой когнитивную структуру, связанную со способностью животного смотреть на себя со стороны, как бы поставив себя в положение других особей. Эта способность позволяла бы животному рассматривать себя как объект ( Мак-Фарленд, 1988).

Уошо первой из шимпанзе показала,что она способна узнавать себя. Когда она рассматривала свое отражение в зеркале и ее спросили “что это”, она ответила “я,Уошо”. Гэллап ( Gallup,1977,1979) экспериментально показал,что и другие шимпанзе обладают способностью к самоузнаванию. Пять животных под наркозом были раскрашены красной краской таким образом,что сами они могли бы увидеть цветные пятна на своем теле только в зеркале. Проснувшись и поглядев в зеркало,шипанзе стали трогать руками странные отметины. В прошлом все эти животные уже имели дело с зеркалом,причем опыт был

солидным: в целом 80 часов экспозиции. Три других особи,

никогда не видевших зеркала,не обнаружили никаких признаков самоузнавания.

Многие исследователи заинтересовались зеркалом как интересным инструментом для изучения психических функций. Методики,основанные на использовании зеркала,можно разделить на три группы: изучение способности субъетов узнавать в зеркале образ самого себя, исследование способности использовать зеркало как посредник в различении объектов и в поиске спрятанных объектов,то есть умения “считывать информацию с зеркала”.

Особенно интересно сравнение поведения по отношению к зеркалу животных разных видов и маленьких детей. Б. Амстердам (Amsterdam,1972) проводила подробные наблюдения за детьми,однако не сопровождая их экспериментами,подобными экспериментам Гэллапа. Еще будучи в возрасте от 7-10 месяцев дети ищут, не скрывается ли кто-то за зеркалом,и такое поведение может сохраняться у них до 18 - 22 месяцев. Дети на втором году жизни проявляют большой интерес к зеркалу. В возрасте 14-18 месяцев они экспериментируют с зеркалом,приближаясь и удаляясь от его,кроме того, они пробуют двигаться так,чтобы их голова оказалась за кромкой зеркала и потом быстро возвращаются в прежнюю позицию,следя за тем,как поведет себя отражение. В этом же возрасте они совершают разные движения языком и руками, сопоставляя это с тем,как ведет себя отражение.На втором году жизни дети воспринимают отражение как партнера по игре. Однако даже двухлетние дети еще не только не опознают в зеркале свой собственный образ,но и не понимают основного свойства зеркала: отражать объект, находящийся по ту же сторону,что и субъект. Это показали опыты,в которых дети ,как оказалось,не могли отличить свое отражение в зеркале от своего близнеца,находящегося по ту сторону прозрачного стекла ( Zazzo,1979, Loveland,1987).

В плане формирования понятий о свойствах зеркала шимпанзе далеко опередили двух- и даже трехлетних детей.Это показали Мензел и соавторы

( Menzel et al.,1985), разработавшие тесты,в которых два обученных языку Йеркиш шимпанзе - Остин и Шерман,- наблюдая за своей рукой с помощью зеркала или телевизионной системы,пытались дотронуться до предмета, который непосредственно видеть не могли.До этих опытов животные обнаружили явные признаки самоузнавания при рассматривании себя в зеркале или на телеэкране. Каждый из них просто сиял,увидев свое изображение на экране. В первой серии опытов оба шимпанзе сразу же протягивали руку за ширму и доставали оттуда кусочек пищи,который,как и свою руку,они могли видеть только в зеркале. Во второй серии опытов обезьяны должны были дотятуться до кусочка пищи ( а впоследствии до пятнышка чернил, лишенных запаха), расположенного на внешней стороне двери. Шимпанзе могли видеть этот предмет только на экране телевизора, находящегося внутри комнаты, где сидели они сами; обезьяны могли дотянуться до предмета, просунув руку через отверстие в двери; не спуская глаз с экрана,они направляли ее к цели. Животные легко справлялись с заданием даже в том случае, если изображение на экране было перевернуто относительно горизонтальной оси,вертикальной оси или обеих осей. Спустя год после окончания опытов, животных снова подвергли тем же самым испытаниям. Шимпанзе вели себя увереннее,чем год назад, и дотягивались до цели в первые же 15 секунд.

Многие животные ведут себя по отношению к зеркалу примерно также, как двухлетние дети,то есть воспринимают отражение в зеркале как товарища по игре. Правда, собаки быстро теряют интерес к отражению, так как оно не имеет запаха (Gallup,1987). Давно было замечено, что низшие обезьяны в присутствие зеркала гораздо дольше обыскивают свою шерсть ( Hall, 1962). Позже оказалось, что обезьяны угрожают своему отражению, а также пытаются искать объект за ним, как это делают маленькие дети ( Eglash, Snowdon, 1983, Anderson,1984). Примерно так же ведут себя слоны. В опытах Повинелли было выяснено, что эти животные способны отыскивать спрятанные объекты с помощью зеркала - посредника ( более подробно методика этих опытов описана ниже, см. описание опытов Пепперберг с попугаями) , но не могут опознать в зеркале самих себя ( Povinelli, 1989). Бутылконосые дельфины и киты-убийцы подолгу “простаивают” в воде около зеркала, открывая рот, высовывая язык как можно дальше и проверяя, как ведет себя отражение. Еще недавно исследователи рассматривали такое поведение скорее как угрожающее ( Marino et al, 1994), но в последнее время склоняются к тому, что китообразные опознают себя в зеркале ( Delfour, Marten,1997).

Пепперберг и соавторы (Pepperberg et al.,1995) провели детальные исследования отношения к зеркалу попугаев (серых жако), применив к ним все возможные методические приемы. В экспериментах участвовал уже ставший знаменитостью Алекс, но большинство опытов было сделано с 11-месячной Ало и 7-месячным Кьяро, которые были пойманы на воле и,возможно,как отмечают авторы,уже имели дело со своим отражением в воде. Это могло быть причиной того,что птицы не реагировали на собственное отражение в вертикально поставленном зеркале, их привлекало только горизонтальноустановленное зеркало.

К вопросу о способности попугаев узнавать себя в отражении исследовательница относится с осторожностью. В ее обзоре перечислены работы,в которых было выявлено отсутствие этой способности у разных видов птиц: волнистых попугайчиков, синиц,хищных попугаев кеа, зебровых амадин,чаек, куропаток,свиристелей. У жако в первых же опытах выявились выдающиеся особенности,уникальные для птиц . Так, Ало и Кьяро прихорашивались и ерошили перья перед зеркалом,чего никогда не делали птицы других видов. Некоторые особенности поведения были характерны для каждой особи. Ало помещала свою ногу напротив зеркала и поворачивала голову так,чтобы видеть одновременно и ногу и ее отражение в зеркале. Она многократно чистила и клевала ногу,глядя на ее отражение. Кьяро затевал с зеркалом игру так,как это делают дети: он пристально смотрел на свое отражение,двигался в сторону так,чтобы его голова вышла за пределы зеркала,затем быстро возвращался. В других опытах он говорил, обращаясь к отражению : “ты иди” ( you come), “ты лезь” ( you climb), “щекоти” (tickle).

С такими же словами он мог обращаться не только к зеркалу, то есть к “другому попугаю”, но и к экспериментатору.Ало тоже обращалась к зеркалу, но лишь однажды. Эта форма поведения вскоре угасла - по мнению Пепперберг, попугаи утрачивают интерес к акустическому общению в отсутствие ответа, подобно тому как собаки перестают интересоваться зеркалом,так как оно не пахнет, а запах для них также важен,как “перекличка” для попугаев. Для других животных (обезьян, дельфинов,слонов) эти факторы не столь значительны.

В отдельной серии опытов попугаи были маркированы краской (в то

время,когда они были под наркозом- также как и в опытах с шимпанзе).

Им наносили красные,желтые и синие пятна краски на ноги.Ало на следующее утро,полностью оправившись от наркоза,отправилась завтракать и обратила внимание на свое отражение.Она провела минуту перед зеркалом, теребя клювом свои ноги.

Автор отмечает,что продолжительность жизни и “период детства” у серых жако сравним с таковыми у человека и у шимпанзе.При этом более старшая, Ало, вела себя по отношению к зеркалу как дети более старшего возраста( примерно двухлетние). В целом Пепперберг считает,что у серых жако проявляются формы поведения,которые дают основания считать их способными опознавать свой собственный образ. Можно уверенно сказать,что уровень реакции попугаев на свой “образ” в зеркале не ниже, чем у низших обезьян,дельфинов, детей до 18 месяцев, а также начальных реакций на зеркало у молодых шимпанзе и орангутанов.Однако этот вопрос требует дальнейших исследований,тем более,что экспозиция зеркала была для попугаев в несколько раз менее продолжительной,чем в аналогичных опытах с шимпанзе и дельфинами.

Зато способности попугаев с помощью зеркала различать объекты и

находить спрятанные оказались сравнимыми с уровнем человека, слонов,

дельфинов, высших и низших обезьян. Серые жако оказались первыми

не- млекопитающими,которые продемонстрировали все ранее выявленные для животных и детей модели поведения,связанные с зеркалом-посредником.

Например,в одном из опытов попугаю показывали коробку,

обращенную к нему закрытой стороной,а открытой стороной- к зеркалу,под таким углом,что спрятанный в коробке объект был виден только отраженным в зеркале. То есть гдядя на реальную коробку,попугай видел только ее стенки, а посмотрев в зеркало,мог увидеть предмет,который в ней находится. Использовались позитивные и негативные стимулы : в первом случае это были предметы для игры и страстно любимые попугаями сухие макароны (предварительно выяснили,что птицы не могут найти их по запаху), во втором - пугающие игрушки , а также полотенце, в которое попугая заворачивали для неприятных медицинских процедур. Стимулы в разных тестах все время менялись. В эксперименте применялся метод двойного слепого контроля,когда наблюдатель,фиксирующий результаты опыта,не знал,что находится в коробке. Подсчитывалось, сколько раз птица заглядывала в коробку в поисках стимула, сколько раз активно избегала его, сколько - оставалась равнодушной.

Оказалось,что оба жако успешно используют информацию,

полученную с помощью зеркала. Количество избеганий негативного стимула и поисков позитивного существенно превышало случайное во всех сериях опытов. Более того, они оказались осведомленными о фундаментальных свойствах зеркала в большей степени, чем двухлетние дети.Это показали опыты, аналогичные “экспериментам с близнецом за прозрачным стеклом” ( см.выше,с. ). Роль “близнеца” играла коробка,помещенная за пустой рамкой. Попугаи шагали сквозь рамку в ложное “зазеркалье ”, обнаруживая в разных вариантах этого опыта полное понимание того,где находится зеркало, а где - пустое пространство.

Н. В. Гоголь “ Ревизор”

Одна из самых дискуссионных проблем когнитивной этологии касается способности животных приписывать другим особям ментальные состояния, исходя из собственного опыта общения с внешним миром, и предсказывать на этой основе чужое поведение.

8.5.1.Перемещение в чужую шкуру

Хорхе Луис Борхес “Приближение к Альмутасиму”

Способность шимпанзе понимать намерения других были отмечены еще Келером (Ko hler, 1925 ). Он описывал следующий случай. Чику пытались обучить пользоваться составной палкой. Султан внимательно наблюдал за происходящим. Когда стало ясно,что Чика абсолютно не понимает, что от нее требуется, экспериментатор отдал обе палки Султану. Тот взял палки, вставил одну в другую, но не стал есть плод сам, а ленивым движением подтолкнул плод к находившейся у решетки Чике. Этот случай, по мнению Келера, ясно показал, что Султан способен рассматривать задание, которое нужно выполнять, с точки зрения другого животного. Султан также явно “сопереживал”,когда другая обезьяна, Грандэ, плохо справлялась с постройкой пирамиды, “внутренне” принимая участие в строительстве, но не из симпатии к Грандэ,а потому, что он лучше умел строить и его “внутренний” процесс не согласовывался с тем, что он видел.

Более чем через 50 лет Примэк и Вудруфф придумали метод изучения способностей животных понимать желания и намерения других

( Premack,Woodruff,1978). Они работали с шимпанзе Сарой, которая в течение нескольких лет сотрудничала с людьми при проведении “лингвистических” экспериментов ( гл. 5 ), Саре с помощью видеомагнитофона демонстрировали ряд коротких сцен, в которых актер-человек пытался найти выход из различных ситуаций ( например,выбраться из запертой на ключ комнаты или согреться, когда обогреватель не включен в сеть).После просмотра каждого сюжета Саре давали пару фотографий, на одной из которых было показано решение проблемы (фотография ключа или включенного в сеть обогревателя).

Сара всегда выбирала нужную фотографию, что позволяло предполагать, что она понимала проблематичность ситуации и цель, которую преследовал актер. В последующих тестах Саре демонстрировали ту же серию видеофильмов, но затем предлагали ряд альтернативных решений проблемы. Ей надо было выбрать одну из нескольких фотографий,на которых изображались целые,сломанные или согнутые ключи, или обогреватель,или магнитофон,включенные в розетку,не включенные или включенные,но с оборванным проводом. Во всех случаях Саpа указывала возможное веpное pешение для любимого дpессиpовщика и... невеpное - для нелюбимого.

Данная работа стала классической в области изучения компетентности сознания у животных. Однако предложенная авторами схема опытов была рассчитана только не применение к “лингвистически тренированым” животным. Поэтому полученные в ней результаты долгое время оставались не продублированы с помощью вариативных схем опытов.

Более 10 лет спустя, Д.Повинелли и соавтоpы ( Povinelly et al.,1992) предложили экспеpимент с pевеpсией pолей, который можно применять не только к неопытным в лингвистическом плане приматам, то также и тестировать как высших, так и низших обезьян. В данном опыте обезьянам

( макакам и шимпанзе) пpедлагался игpовой аппаpат, напоминающий настольную игру, в котоpой паpтнеpы игpают попаpно и поочеpеди деpгают за pычаги. По одну стоpону аппаpата находилось животное , по дpугую- человек. Они играли роли “инфоpманта” и “оператора”. “Информант” видел, где спpятана пpиманка, но не мог ее достать, так как его pычаг был заблокиpован. Он мог лишь указать на нее втоpому паpтнеpу – “опеpатоpу”. Тот, наобоpот, не видел, где находится пpиманка, и мог ее достать, лишь пользуясь указаниями “инфоpманта” - какой рычаг нужно деpгать.

Макаки хоpошо обучились выполнять свои pоли: одни животные-pоли инфоpмантов, дpугие pоли опеpатоpов. Однако эти низшие обезьяны оказались совеpшенно неспособны к пеpемене pолей. В этом случае все они должны были учиться заново. Зато шимпанзе поняли, что, оказываясь на месте паpтнеpа, нужно выполнять не свою пpежнюю pоль, а ту, что на этом месте выполнял человек. Это означает, что шимпанзе, выполняя pоль инфоpманта, “влезали в шкуpу” опеpатоpа, пpимеpивались к его pоли и сознавали, что паpтнеp может делать, и чего не может. Поэтому шимпанзе, в отличие от низших обезьян, спpавлялись с задачей pевеpсии pолей.

Данная схема эксперимента весьма элегантна, однако, ее результаты подверглись критике ( Heyes, 1998). Дело в том, что различие в результатах, которые показали высшие и низшие обезьяны, могло быть вызвано тем, что первые просто несравненно быстрее обучаются и в гораздо большей степени, чем вторые, способны вообще к какой бы то ни было переделке навыка ( см. гл.3 ). Сами авторы также сочли свою схему несовершенной (Povinelly, et al., 2000).

Одна из вновь предложенных методик опирается на методы психологических и психиатрических исследований. В диагностике аутизма у детей используется так называемый тест “Салли – Энн” (Baron-Cohen et al., 1985). Детям показывают кукол-актеров, первая из которых, Салли, входит в комнату , кладет шарик в корзинку и выходит из комнаты. В ее отсутствие в комнату входит другая кукла, Энн, забирает шарик из корзинки, перекладывает его в коробку и уходит. В комнате появляется “ничего не подозревающая” Салли. Ребенок, обладающий компетентностью сознания, в ответ на вопрос о том, где будет Салли искать шарик, отвечает, что в корзинке, так как он понимает, что Салли не видела, что в ее отсутствие Энн переложила шарик в коробку. Аутичные дети не справляются с этим тестом. По их мнению, Салли будет искать шарик в коробке – просто потому, что он и лежит в коробке. Долгое время считалось, что к адекватному решению этой задачи способны лишь дети после четырех лет, а двух-четерехлетние будут вести себя так же , как и аутичные, поскольку не обладают еще должной компетентностью сознания.

М. Хаузер ( Hauser, 1998) предложил “обезьяний вариант” задачи Салли – Энн, подходящий и для совсем маленьких детей ( Cartwright, 2002). В его опытах наблюдатели ( шимпанзе, макаки и двухлетние дети) следили за действиями актера – человека , который на их глазах видел, как игрушку прятали в коробку. Затем коробку закрывали экраном от актера, но не от наблюдателя. Актер не видел того, что было открыто детям и обезьянам: второй человек приходил и перепрятывал игрушку в другую коробку. Затем актер возвращался, чтобы взять игрушку. Отличие обезьяннего варианта задачи состоит в том, что испытуемых не подвергают ни вербальному опросу, ни дополнительным поведенческим тестам. Экспериментаторы лишь отмечают с помощью специальной аппаратуры, как долго испытуемые фиксируют взгляд на разных объектах. Оказалось, что не только дети и шимпанзе, но и макаки значительно дольше фиксировали свой взгляд на действиях актера в тех случаях, когда он искал игрушку в новой коробке, чем когда он пытался обнаружить ее в старой. По мнению автора, это объясняется тем, что наблюдатели предполагают неосведомленность актера о новом местоположении игрушки. Данный вариант теста “Салли - Энн”, таким образом, дает возможность выявить компетентность сознания не только у антропоидов и старших детей, но и у низших обезьян и маленьких детей. Эти результаты, однако, также считаются дискуссионными (Povinelly et al., 2000).

Ты думаешь, что скроешь свое поведение! Нет, ты живи по правде, если хочешь, чтобы тебе оказывали почтение.

Н.В. Гоголь “Мертвые души”.

В разделе, посвященном маккиавелизму в сообществах животных, обсуждалась их способность к отвлекающим маневрам и к тактике обманов

( см. с. ). При содержании животных в вольерах подобные ситуации становятся повтооряемыми и появляется возможность не только наблюдать, но и экспериментировать.

В наблюдениях за своим воспитанником Иони ( см. гл. 3 ) Ладыгина-Котс приводит множество примеров,когда шимпанзенок прибегал к тактике обманов. Например, Иони хватает футляр от часов и грызет его.На окрик “нельзя!” он бросает футляр,хватает бумажку и тоже грызет.Через минуту бросает бумажку и снова принимается за футляр.Его опять останавливают. Иони снова берет бумажку в руку, мнет ее, поглядывая на воспитательницу,

наконец, прикрывает этой бумажкой футляр и грызет его уже через бумажку. Часто Иони брал в рот что-нибудь запрещенное- гвозди, пуговицы,стекло. Сначала он безропотно отдавал всю эту добычу,позже стал отдавать только часть,а остальное прятать во рту.

Мензел ( Menzel,1974) описывает,как подчиненная самка Белл, которой показали местонахождение спрятанной пищи,пыталась разнообразными и все более изощренными способами утаить ее от доминантного самца Рока, который неминуемо забрал бы всю пищу себе.Рок быстро разгадывал хитрости Белл. Он научился даже идти в противоположном направлении,когда самка пыталась увести его от пищи. Поскольку Белл порой выжидала,пока Рок отвернется,он научился разыгрывать отсутствие всякого интереса к пище.Иногда небольшой кусочек пищи прятали отдельно от основных запасов. В этом случае Белл приводила Рока к этому кусочку и,пока он ел его, бежала к главному тайнику. Когда же Рок разгадал и эту уловку Белл и стал не спускать с нее глаз,она пришла в ярость.

Годы спустя лингвистически- тренированные шимпанзе ( см. гл. 5 ), предоставили принципиально новые возможности для изучения тактики обманов. Так, в уже упоминавшейся серии опытов Премака и Вудруффа специально изучалась способность шимпанзе обманывать ( Woodruff, Premack,1979). Задавался вопрос,в какой степени животные могут утаивать информацию или сообщать ложные сведения,если им это выгодно. Запертый в клетке шимпанзе мог видеть,как под ящик прячут пищу.В результате многочисленных опытов каждый из четырех молодых шимпанзе научился указывать местонахождение пищи “cотрудничающему” с ними человеку,который затем доставал ее и делил со своим “осведометелем”. Во время дополнительных опытов обезьяны научились также “утаивать” информацию от человека - “конкурента”, который уже был известен им тем, что съедает все сам и ни с кем не делится. Самый взрослый из шимпанзе научился даже сообщать своему конкуренту ложную информацию.

В конце – концов, обученные языку – посреднику шимпанзе могли просто “рассказать” о своих чувствах и о намерениях эти чувства скрыть. Лавик-Гудолл цитирует следующий перевод диалога Фаутса на языке ASL с шимпанзе Люси,которая опорожнилась посреди комнаты,когда там никого не было.

Hаучная литеpатуpа последних лет содержит большое число пpимеpов, когда наблюдатели видели как обезьяны обманывают дpуг дpуга в pазличных ситуациях с помощью pазнообpазных жестов, поз, мимики. Способны ли обманывать другие животные?

Все, кто держал у себя собак,знают,что когда пес прячет у себя во рту что-нибудь запрещенное,у него бывает особенно невинный вид. Многие авторы,среди которых Лоренц,Лавик-Гудолл,Прайор описывали как собаки притворно хромали,из желания вызвать сочувствие своих хозяев. Руппел (Ruppel,1969) описал конкуренцию за пищу между матерью и несколькими почти взрослыми детьми в семье песца.Чтобы первому получить пищу,молодой песец может помочиться прямо на морду своей матери. Испытав несколько таких проделок,мать издает сигнал ложной тревоги и, когда молодняк разбегается,хватает пищу. Подобное поведение,видимо, можно интерпретировать в терминах намерения, краткосрочных планов и, в конечном итоге,обманов. Ставший хрестоматийным пример с птицами,отводящими хищников на безопасное расстояние от гнезда с яйцами с помощью демонстрации как бы “сломанного” крыла, одни этологи ( и их большинство) рассматривают как ритуализованные демонстрации, а другие не исключают возможности,что птицы “намеренно” ведут себя таким образом

(Griffin,1982).

Автор склоняется в мнению о наследственно закрепленной программе в “обманном ” поведении самоотверженной птицы – матери. Вместе с тем, еще недавно можно было сказать, что, используя тактику обманов, только приматы могут “поставить себя на место другого”. Обсуждаемые выше ( см. с. ) опыты на птицах, которые использовали собственный воровской опыт для прогнозирования поведения других, позволяют расширить эти представления.

Н.В. Гоголь. Портрет.

Искусство читать по глазам в конце 20-го- начале 21 веков подверглось экспериментальному анализу. Тонкости социального взаимодействия, по крайней мере у позвоночных животных, во многом определяются взаимодействием на уровне обмена взглядами. Величина зрачков, направленность взгляда, мелкие движения окологлазных мимических мышц, все то, что создает выражение глаз и делает их “зеркалом души”, отражающим мельчайшие изменения мотивации, позволяет животным ориентироваться в социальном пространстве. Способность следовать направлению взгляда имеет общие корни с социальным обучением ( см. главу 6): индивидуум узнает нечто новое о внешем мире путем наблюдения за поведением другого индивидуума.

Эта форма поведения привлекает внимание все большего числа экспериментаторов в последние годы. Дело в том, что речь идет о сравнительно простом психологическом процессе. Не вдаваясь в такие сложные аспекты как способность судить о компетентности, желаниях или намерениях другого индивидуума, мы лишь задаемся вопросом о том, что знает животное о визуальном восприятии мира особями своего или других видов. Иными словами, знает ли животное, что именно видят другие и чего они не видят ? За этим вопросом стоит следующий: могут ли животные извлечь пользу из этого знания?

Эти вопросы тем более интересны, что они дают возможность сравнить свойства психики животных и человека. Исследования развития маленьких детей выявили довольно четкие закономерности онтогенетического развития визуального восприятия у детей в социальном контексте ( Butterworth, Jarret, 1991; Flawell, 1992). Между полугодовалым и годовалым возрастом ребенок следит за направлением взгляда взрослых, но не фиксирует цели их взгляда, поворачивая голову в ту же сторону ( но только вперед, а не назад) и направляя свое внимание на первую же вещь, попадающую в поле зрения. В возрасте 12-18 месяцев дети могут следовать за направлением от глаз взрослого к определенной цели и при этом поворачиваться также и назад, следя за направляющим взглядом. Однако лишь после четырех лет, пройдя еще несколько промежуточных стадий, человек достигает понимания того, что “видеть – значит знать” и руководствуется в своем поведении пониманием того, если некто увидел нечто, он знает, где оно находится.

При наблюдениях за животными оказалось, что поведенческая модель, получившая в этологии название “cледование направлению взгляда”, обычно хорошо выражена и поддается регистрации. Так, шимпанзе, проследив за направлением взгляда сородича и не увидев ничего интересного, ведет глазами назад, от предполагаемого объекта рассматривания к лицу и к глазам своего “поднадзорного”, как бы проверяя, нет ли здесь ошибки ( Call et al., 1998 ). Столь выразительная форма поведения удобна для экспериментального исследования. Поскольку в области изучения психологических процессов “высшего уровня” накопилось достаточно много скептических оценок, исследователи предположили, что более четкая картина может быть получена при изучении процессов “низкого уровня”. Однако, как мы увидим далее, и в этой области трактовки существующих данных во многом остаются дискуссионными.

Сравнительных экспериментальных данных, касающихся проявления у разных видов животных “осведомленности” о визуальном восприятии других индивидуумов пока очень мало. Большинство опытов, призванных ответить на вопрос о способности представителей разных видов извлекать полезную информацию из направления взгляда представителей свого или другого вида, касается приматов, в том числе и людей. Эксперименты проводились также на собаках и дельфинах; есть предварительные данные М. Томазелло, касающиеся горных коз Capra aegagrus (Tomasello et al., 2001). Полученные данные позволяют предполагать, что использование взгляда как источника информации имеет эволюционную историю, выходящую за пределы формирования группы приматов. Это открывает простор для перспективных исследований в области сравнительной психологии и когнитивной этологии.. Рассмотрим несколько экспериментов, лежащих в основе современной дискуссии о данном, сравнительно простом, механизме социального познания.

8.6.1.Экспериментальный подход к исследованию способности животных использовать информацию, содержащуюся во взглядах и жестах

Многочисленные наблюдения за поведением приматов в социальной среде показали, что они постоянно следят за направлением взглядов других особей и, в зависимости от обстоятельств, извлекают для себя информацию об источнике пищи, опасности или просто о наличии интересных объектов. Об этом свидетельствуют изменения в их поведении. Однако эти изменения могут быть следствием совсем простой стратегии: повернувшись в ту же сторону, что и индивидуум, который что-то нашел, и осуществляя случайные поиски, можно также достичь успеха. Так, маленькие дети бросаются хаотично искать грибы на полянке, повернувшись в ту же сторону, куда смотрит взрослый, тогда как дети постарше могут “подсмотреть” видимую взрослым цель, проследив точно за его взглядом, а затем постараться опередить его и схватить гриб.

Экспериментаторы разработали разные методики, позволяющие судить о том, насколько глубоко понимают животные закономерности визуального восприятия других индивидуумов.

В одном из опытов шимпанзе могли обращаться к двум знакомым экспериментаторам со своими обычными выпрашивающими жестами, в ответ на которые им в протянутую ладонь клали кусочек пищи. Однако только один из людей мог видеть протянутую к нему руку обезьяны, тогда как другой “очевидно” не мог. В разных вариантах использовались разные преграды взгляду человека, в том числе, веер, закрывающий лицо и даже надетое на голову ведро. Обезьянам предварительно давали играть со всеми используемыми в опытах предметами. Животные охотно играют в игры, которые их воспитатели называют “ проверка на просвет”: смотрят свозь стекла, глядят в зеркало, закрывают себе лицо разными попадающими к ним в руки предметами. В описываемых опытах шимпанзе заранее вполне могли убедиться в непрозрачности испоьзуемых преград. К удивлению исследователей, для обезьян не было очевидно различие между визуальными возможностями партнеров : они в равном числе случаев обращались с просьбой к обоим людям ( Povinelli, Eddy, 1996).

В других опытах семилетним шимпанзе, воспитанным в группах сородичей, но в постоянном контакте с людьми, предлагали что-то вроде “игры в наперсток”. Они должны были угадать, в какой из двух ( в одном из вариантов- из трех) непрозрачных коробок находится приманка ( Povinelly, Prince, 1998; Povinelly et al., 2000). Обезьяны были предварительно тренированы в строгих условиях выбора только одной коробки. В случае ошибки опыт прекращали на полчаса и еду не давали. “Подсказку взглядом” со стороны человека обезьяны научились использовать только после долгих тренировок. Предварительно обезьян научили следовать указывающему жесту человека – рукой или пальцем. Нужно отметить, что обезьяны не используют указующих жестов в природе, и в лаборатории их приходится обучать специально. Их способность понимать подобные жесты имеет свои ограничения. Так, если палец экспериментатора показывает на однин объект, останавливаясь на расстоянии в 5 см от него, а на другой объект – оставаясь на расстоянии в 75 см, то животное выберет первый в большинстве случаев. Однако если это расстояния 150 и 120 см – обезьяна осуществляет случайный выбор.

Когда животные научились использовать такие подсказки, их заменили подсказкой взглядом. Рассчитывая на “сотрудничество” человека, которое в предыдущих экспериментах обеспечивало доступ к лакомству, шимпанзе изо всех сил старались понять по его поведению, какую из коробок выбрать. Однако руки партнера оставались неподвижными, сведения были “написаны” лишь на лице. Животные научились ориентироваться без подсказки руками, но в этом случае для них имело значение лишь положение головы экспериментатора. Если человек поворачивал голову в сторону “правильной” коробки, но смотрел при этом в потолок, поверх нее, обезьяны использовали этот жест как такой же сигнал к действию, что и взгляд прямо на коробку. В тех случах, когда человек поворачивал лицо в сторону “неправильной” коробки, а глаза – в сторону “правильной”, животные ошибались. Трехлетние дети не испытывали никаких затруднений в этих опытах, безошибочно следуя направлению взгляда, куда бы ни была повернута голова экспериментатора.

Ошибаясь в ситуациях, когда было необходимо использовать информацию, “читаемую” по глазам, шимпанзе, тем не менее, проявили способность “читать” позы. Если один экспериментатор сидел к приманке спиной и не поворачивал головы, когда начинался опыт, а другой поворачивал голову через плечо в сторону коробок, то обезьяны выбирали ту из них, в сторону которой было повернуто лицо партнера. Направление взгляда при этом не имело для них значения. Это подтвеждалось и в такой драматической ситуации, когда один человек сидел лицом к неправильной коробке, но глаза его были закрыты, а другой поворачивал голову через плечо к правильной коробке и смотрел на нее. Потом ситуацию меняли. Животные выбирали ту коробку к которой было повернуто “больше лица”, то есть ту, на которую было непосредственно направлено лицо человека – пусть даже и с закрытыми глазами.

Отчаявшись добиться от шимпанзе понимания связи между направлением взгляда и целью поиска, экспериментаторы решили проверить, могут ли животные научиться правилам игры, если в основе этих правил лежит информация, “считываемая” по глазам. Обезьян регулярно тестировали с помощью уже описанных задач, с семи- до девятилетнего возраста ( Povinelly, 1999). Параллельно животные освоили много других задач, связанных с тренировкой памяти и сообразительности, и преуспели в них, однако “играть в гляделки” они так и не научились.

Множество отрицательных результатов, полученных в опытах с поиском спрятанной приманки, не совсем согласовывались с данными наблюдений за приматами в естественных условиях. Неужели обезьяны, которые столь тонко учитывают изменения в жестах и мимике сородичей, не в состоянии понять столь очевидные различия в их визуальном восприятии?

В следующей серии экспериментов шимпанзе были предложены условия, в большей мере адекватные привычной для них социальной обстановке ( Hare et al., 2000). Ведь для этих общественных животных более естественны ситуации конкуренции за лакомый кусочек, чем взаимопомощь при обнаружении пищи. Поэтому скорее можно ожидать, что они используют свое умение следить за направлением взгляда сородичей в ситуациях, когда нужно схватить пищу первым, чем в ситуации, когда можно ожидать подсказки.

В Йерксовском приматологическом центре экспериментаторы работали с обезьянами , которые жили в группе и занимали в ней различное иерархическое положение. Среди 10 отобранных для опытов животных, три доминанта ( Пеони, Таи и Эрика) были безусловно уверены в своем превосходстве над семью остальными шимпанзе. В предварительных опытах было показано, что, будучи помещенными в клетку с любой подчиненной особью, каждый из трех доминантов демонстрирует первоочередный доступ к лакомым кусочкам фруктов, а их партнерам по опыту не достается почти ничего. В нескольких сериях опытов обезьянам были предложены условия, когда приманка была видна либо только одной их двух особей, либо двум сразу. В разных ситуациях сравнивалось поведение животных и количество схваченных каждым из них кусочков фруктов. Различия в условиях позволяли проверять гипотезы о том, в каких ситуациях шимпанзе могут или не могут ипользовать информацию о визуальных возможностях сородича.

В первой серии опытов использовалось 4 клетки, расположенные в ряд и соединенные дверцами. В двух крайних помещались доминант и собординант. В первом случае по два кусочка приманки помещались так, что один был виден обоим особям, а второй - только доминанту и находилась в клетке, ближней к нему. Во втором случае оба кусочка находились на равном расстоянии от обоих животных и были им одинаково видны. Третий случай был симметричен первому, но приманка была ближе к субординанту и видна только ему.

Оказалось, что подчиненная обезьяна решалась схватить лишь ту приманку, которая была видна лишь ей, и лишь изредка претендовала на кусочек, находящийся в поле зрения доминанта а также на приманку, что была в равной досягаемости для двух животных. Разницы между этими двумя ситуациями не наблюдалось: субординантам доставалось около 15% кусочков. В ситуации с приманкой, скрытой от глаз доминанта, подчиненные особи забирали в среднем 75% кусочков. Доминанты хватали фрукты во всех случаях, когда они были им видны, невзирая на расстояние. Их тактика была весьма красноречивой. В ситуации, когда один кусочек был виден только доминанту и находился ближе к нему, а второй был виден обеим обезьянам и находился ближе к субординанту, доминант хватал сначала дальний. Тем самым сводился к минимуму риск того, что конкурент успеет первым. Потом домианант не спеша поедал тот кусок, что был ближе к нему и невидим для другой особи. Сходные результаты были получены и в другой серии опытов, когда приманку запрятывали в автомобильную шину так, что она была по разному видна разным особям.

Эти результаты позволяют предполагать, что шимпанзе понимают, что видят и чего не видят другие. Однако их недостаточно для того, чтобы с уверенностью судить об осведомленности обезьян в визуальной компетенции других особей. Животные могли руководстоваться и косвенными признаками изменения в поведении партнеров по опыту. Более информативным, с точки зрения самих авторов, можно считать опыт, в котором приманка находилась на равном расстоянии от обезьян, но при этом в разных ситуациях : (1) в равной визуальной доступности; (2) один кусочек виден только субординанту, так как от доминанта он закрыт непрозрачным барьером; (3) оба кусочка закрыты барьером от домината и видны только субординанту. Во втором случае подчиненные обезьяны строго предпочитали кусочек, закрытый от доминанта. В специальной серии опытов им давали дополнительное преимущество во времени, то есть дверь в клетке доминанта открывали позже. В этой ситуации можно было бы сначала схватить тот кусок, который пока – на короткий промежуток времени – доступен из-за отсутствия конкурента. Это не повлияло на выбор подчиненных: они вдвое чаще бросались к кусочку, скрытому от глаз партнера. Эти животные не только не использовали свое стартовое преимущество, но и во всех случаях предпочитали подождать пока партнер выйдет из своей клетки, возьмет доступный ему кусок и удалится с ним. В “зеркальной” ситуации доминант, как и в самом первом опыте, сначала забирал тот кусок, который находился в “зоне риска”. Следует отметить, что в контрольных опытах с использованием прозрачных барьеров, шимпанзе выказали отчетливое понимание того, что прозрачный пластик не скрывает приманку от глаз партнера.

Некоторые из подчиненных шимпанзе немного осмелели в серии опытов – опять с непрозрачными заслонками - в которых дверь в клетку доминанта была прочно закрыта. Хотя приманка в двух из трех ситуаций могла бы быть видна – скажем, “призраку доминанта”, но в на самом деле поле было свободно от конкуренции. В этих опытах участвовало 9 подчиненных обезьян, из которых шесть придерживались прежней стратегии , две забирали поровну кусочков, видимых только им – и “видимых невидимому доминанту”, но лишь одна обезьяна нагло предпочитала пищу, которая доставалась доминанту, если бы его дверь была открыта.

Эти эксперименты, по мнению авторов, свидетельствуют в пользу гипотезы о том, что в своей, полной скрытых и открытых угроз, общественной жизни шимпанзе используют способность к оценке информации о том, что могут и чего не могут видеть другие особи. Это помогает им предсказать, как поведут себя сородичи в той или иной ситуации, чего от них ожидать. Данная гипотеза не предусматривает способности шимпанзе формулировать закономерности собственного визуального восприятия и “переносить” их на партнеров. Однако можно сказать, что наши ближайшие родственники обладают естественной склонностью к использованию направления взгляда сородичей в качестве одного из источников информации о врешнем мире.

8.6.2. Сравнительные исследования способности животных “читать” по глазам и жестам

Схема опыта, основанного на соревновательном поведении и позволившего выявить способности шимпанзе к оценке визуальных возможностей сородичей, была применена к капуцинам Cebus apella ( Hare et al., 2003). Эти обезьяны не уступают шимпанзе в способностях решать многие проблемные задачи. В то же время они принадлежат к обезьянам Нового Света, отделившимся от общих с обезьянами Старого Света предков около 45 млн. лет назад. Этологи рассматривают способность к оценке визуальных способностей сородичей как одно из фундаментальных свойств психики животных, поэтому ответ на вопрос о том, развита ли эта способность у обезьян Нового Света, помог бы решить некоторые проблемы, связанные с эволюцией их когнитивных способностей.
Опыты проводились в итальянском институте физиологии ( в лаборатории Э. Визальберги, см. гл. 6 ), на 11 капуцинах, в среднем 10-летнего возраста, рожденных и воспитанных в неволе и живущих в естественных группировках. Обезьяны были подобраны так, что 9 являлись доминантными особями по отношению хоть к какой – нибудь другой обезьяне, и 9 соответственно – субординантными ( каждое животное могло находится в двух ипостасях в зависимости от социального контекста)

Использовалась схема одного из экспериментов ( Hare et al., 2000), примененного ранее к шимпанзе: животные – доминант и субординант – входили, каждый из своей клетки, в разделяющее их клетки помещение, в котором одна приманка

( орех на подставке) была видна обоим партнерам по опыту, а другая – только одному из них. В одной серии опытов орех был закрыт экраном от доминанта и виден подчиненной особи, в другой серии – наоборот. В отдельных опытах, так же как и в экспериментах с шимпанзе, одна из особей получала временное преимущество, то есть ее впускали в клетку раньше другой и конкурентное поле было свободно.

В опытах, в которых обезьян выпускали одновременно, подчиненная особь забирала орехи из кормушки, скрытой от глаз доминирующей. При этом обезьяны оказались очень чувствительны к поведению партнеров по опыту. Они не сводили глаз с доминанта, старались подойти даже к скрытой от него кормушке тогда, когда доминант ушел в свою клетку или повернулся спиной. Доминирующие особи с равной вероятностью подходили к кормушке, видной только им, и к той, что была видна обеим обезьянам.

Эти результаты, однако, не дают возможности уверенно сказать, что капуцины могут судить о том, что видно и что не видно партнеру. Возможно, они принимают во внимание именно поведение доминанта, его позы и перемещения по клетке. Важная информация должна быть получена из опытов, в которых одно животное получает временное преимущество. Оно не видит конкурента, который пока закрыт в своей клетке, и не может ориентироваться на его непосредственные реакции. В такой ситуации шимпанзе прежде всего спасали куски из зоны риска, то есть те, что первыми попадутся на глаза конкуренту, как только его выпустят. Однако капуцины не делали этого. Если партнера не было в клетке, они забирали орехи совершенно случайным образом. И лишь появление доминанта в поле их зрения заставляло их метнуться в сторону кормушки, которая для него не видна.

Таким образом, экспериментаторы пришли к выводу о том, что капуцины “читают” по позам и движениям сородичей, но не по глазам, и проникновение в визуальную компетентность сородичей для них недоступно.

В то же время “язык тела ” , и в частности, использование указывающих движений, это широко распространенная форма коммуникации как у высших, так и у низших обезьян. Наблюдая за характерными движениями макак и верветок, приматологи безошибочно выделяют указывающие движения головы, которые сопровождаются характерным вздергиванием подбородка, и называют их “голова-флажок”. По мнению Де Ваала (DeWaal, 2000), социальные взаимодействия низших обезьян включают в себя сочетание взглядов, указывающих движений и звуков. Так, прибегая к защите высокоранговой особи, обиженная макака усаживается прямо перед своим защитником, смотрит ему в глаза, привлекая внимание, и затем указывает вздернутым подбородком на обидчика, сопровождая движение головы характерным агрессивным хрюканием. Однако основную роль в коммуникации низших приматов играют не взгляды, а позы и движения. Шимпанзе, общаясь друг с другом и с людьми, также широко используют мимические движения. Как показали эксперименты Мензела ( см. главу 5), с помощью движений и взглядов эти животные могут передавать друг другу весьма точную информацию. По-видимому, понимание визуальной компетенции партнеров позволяет высшим обезьянам более эффективно, чем низшим, достигать взаимопонимания.

Тесное партнерское взаимодействие животных с человеком помогает выявить скрытые возможности компентности сознания. Выше уже отмечалась существенная разница в результатах экспериментов с “окультуренными” высшими приматами, особенно с теми, кто овладел языком – посредником, и представителями тех же видов, но имеющими ограниченный контакт с человеком. Высокая мотивированность в достижении цели, гибкий интеллект и потенциальная способность к оценке визуальной возможности партнера помогают животным вырабатывать новые специфические сигналы, а также быстро научиться понимать сигналы человека. Так, шимпанзе в Йерксовском приматологическом центре не только указывают людям руками и пальцами на желаемый банан, но и делают дополнительные “разъясняющие” жесты, показывая пальцами на свой рот. В этом плане показательны эксперименты с дельфинами и собаками.

Дельфины Tursiops truncatus проявили способность с большой точностью выбирать один из трех предметов, плавающих в бассейне на поверхности воды, следуя указывающим движениями человека (Herman et al., 1999). Высунув голову из воды, дельфин внимательно следит за рукой и пальцами человека, и затем хватает зубами и подает ему тот предмет, к которому относился указывающий жест пальца. Между собой дельфины, естественно, не общаются с помощью жестов и тем более не могут использовать конечности. Авторы эксперимента полагают, что дельфины, с их развитой способностью сбора информации на основе эхолокационных сигналов, чрезвычайно быстро и точно вырабатывают нечто вроде собственного языка – посредника , но уже на основе предлагаемых человеком сигналов. Иными словами, дельфины “переводят” для себя сигналы своего сухопутного партнера. В этом животным помогает способность оценивать визуальную компетенцию человека, который к тому же находится по отношению к ним в иной физической среде.

А. Миклоши с соавторами осуществил серию экспериментов над собаками и их хозяевами (Mikl\ si et al., 2000; Soproni et al., 2001, 2002), выясняя способность собак с одной стороны понимать указывающие движения и взгляды хозяина, а с другой стороны – самим манипулировать поведением человека, указывая ему на желаемый, но спрятанный предмет. Экспериментаторы взяли за основу описанную выше методику Повинелли и соавторов (Povinelli et al., 2000), разработанную для тестирования шимпанзе и детей. В первой серии опытов собаки отыскивали предмет ( еда или игрушка ), спрятанный таким образом, что его можно было найти только по указаниям партнера – человека ( а не по запаху ). Способность собак использовать жесты, положение тела, а в отдельных опытах - направление взгляда человека оказалась значительно выше, чем даже у окультуренных шимпанзе. Собаки изпользовали как информативное даже небольшое отклонение тела человека в сторону одного из контейнеров со спрятанным предметом. В отличие от шимпанзе, они не обманывались в тех случаях, когда люди смотрели поверх цели, указывали не той рукой, которая была ближе к контейнеру и т.п. Точность их результатов и способность понимать жесты была такой же, как у маленьких детей. В другой серии опытов собаки эффективно привлекали внимание неосведомленного человека к спрятанному предмету, заглядывая ему в глаза и показывая направление своим взглядом и движениями тела. Авторы полагают, что 100 000 лет жизни в тесном контакте с человеком выработали у собак способность использовать достаточно тонкие и специфические средства коммуникации, во многом основанные на понимании визуальной компетенции существ другого вида. В данном случае речь идет о существенных генетических изменениях в поведении псовых, вследствие одомашнивания (Trut, 1999).

Обобщая экспериментальные данные, обсуждаемые в последнем разделе, читатель может прийти к выводу о том, что гора родила мышь: несмотря на большое число экспериментов, разработанных для исследования высших психических функций животных, все атрибуты компетентного сознания у разных видов описываются в современной научной литературе как дискуссионные, а более или менее доказательны лишь утверждения, относящиеся к “низкому” уровню этого явления. Экспериментаторы и в самом деле карабкаются по все более тонким ветвям древа социального познания. Методология этой области продолжает развиваться и, возможно, сейчас проясняется одна из граней между процессами коммуникации и познания у животных и человека. Животные , за исключением, веpоятно, человекообpазных обезьян, не используют общение для того, чтобы изменить мыслительное состояние дpугих существ, так как они, по-видимому, не осознают существования этих состояний.

Вильгельм Гауф “Калиф и аист”

В данном разделе будет очень кратко охарактеризована новая научная дисциплина – этология человека – появившаяся на почве тенденции к гуманизации общей этологии. С одной сторон

ы, исследователей все больше интересуют в поведении животных аспекты, связанные с истоками многих свойств человеческой психики. С другой стороны, появляется все больше работ, направленных на изучение поведения человека как одного из биологических видов.

Этология человека к настоящему времени является самостоятельной научной дисциплиной. Такие классические науки как антропология и психология также сосредоточены на изучении человека, однако сферы исследования и методологические подходы у этих трех дисциплин различны.

Предметом антропологии является эволюционная история вида Homo sapiens во времени и в пространстве: процессы антропогенеза, этногенеза, развитие рас, изменчивость морфологических, биохимических, иммунологических и других особенностей человека. Основным методом этой науки является антропометрия в широком смысле слова.

Психология - это экспериментальная наука, сосредоточенная на изучении внутренних процессов, происходящих в сознании человека, включая индивидульаное развитие сознания и социализацию.

Этология человека исследует прежде всего внешние проявления поведения. Ее интересуют как эволюционные, так и культурные аспекты становления поведения человека на разных этапах онтогенеза и в различном социальном контексте. Основной интрумент этой науки – сравнительный анализ поведенческих моделей. В основе методов - наблюдение за поведением

(составление этограмм и их сравнение), а также этологические эксперименты, в которых поведение человека исследуется так же, как и поведение любого другого биологического вида.

Осовные идеи, лежащие в основе этологии человека, были заложены Дарвиным ( 1896) в книге “О выражении ощущений у человека и животных”. Однако развитие этой дициплины началось лишь во второй половине 20-го столетия. В развитии этологии человека как отдельной ветви этологии значительную роль сыграл Эйбл-Эйбесфельдт. Будучи учеником одного из основоположников этологии, Конрада Лоренца, он придал этому направлению явно выраженный сравнительно-эволюционный характер. На основе его первых исследований поведенческих паттернов ( моделей поведения) у племен Новой Гвинеи и долины Ориноко, в 1970 г. в Германии в рамках научного общества Макса Планка была образована научная группа, а в 1975 г. - Институт этологии человека. В 1972 г. вышла книга, посвященная эволюционным истокам проявления человеческих эмоций, в 1989 г. – учебник “Этология человека” ( Eibl-Eibesfeldt, 1972, 1989). В мире издается несколько журналов, посвященным этологии человека ( основной из которых Evolution and Human Behavior ), учебные курсы по этой дисциплине читаются в университетах многих стран, прежде всего, США, Канады, Австрии, Германии, Японии. На собирающихся каждые два года международных этологических конференциях часть докладов организована в секцию "Этология человека ".

Пограничное положение новой научной дисциплины вызвало острые дискуссии, которые продолжаются и сейчас, входя в русло все более спокойного сравнительного анализа. Популяризация этологии человека Д. Моррисом в книгах “Голая обезьяна” и “ Человеческий зоопарк” (Morris, 1967; 1971) сыграли противоречивую роль в этом процессе. Упрощенные аналогии невербальной коммуникации, взаимодействия полов, социальной структуры человека и других приматов вызвали множество негативных реакций как со стороны широкого круга читателей, так и со стороны специалистов – биологов и гуманитариев. В то же время эти книги привлекли внимание и даже вызвали приток студентов в данную область исследований.

В последние годы издано несколько книг, посвященных анализу закономерностей развития сообществ человека с позиций этологии (Masters, 1989; Salter, 1995; Rushton, 1995; Eibl - Eibesfeldt, Salter (eds.), 1998).

Рассмотрим крайне сжатый очерк некоторых актуальных и интересных вопросов этологии человека.

8.7.1. Специфика восприятия мира и биологические основы эстетики.

Выше уже говорилось о взаимопроникновении этологии и психологии при изучении коммуникации и когнитивных способностей животных. Привлечение сведений, добытых этологией, оказалось полезным для познания закономерностей творческой деятельности человека. Основы этого направления были заложены Лоренцем и Тинбергеном ( подробно см.: Мак Фарленд, 1988). Эйбл-Эйбесфельдт ( 1995) на основании многолетних исследований обычаев и поведенческих черт у представителей различных человеческих рас и культур, сопоставления их с этологическими данными, пришел к теории биологических основ эстетики. Она основана на представлении о том, что искусство функционирует в рамках коммуникативных систем и служит для передачи сообщений.Эти сообщения передаются в виде социальных пусковых стимулов и культурных символов, облеченных в эстетически привлекательные формы. Существенная роль этологии заключается в анализе перцептивных предпочтений ( предпочтений восприятия). Некоторые из них являются базисными и присущи как человеку, так и другим высшим позвоночным. Можно также выделить видоспецифичный, сугубо человеческие, предпочтения, а также культурные, свойственные носителям определенной культуры.

Одним из основных свойств восприятия, присущих многим видам животных, является категориальность, то есть стремление выявлять упорядоченность и классифицировать то, что воспринимается органами чувств, умение распределять объекты по категориям с определенными признаками. Категориальность восприятия делает процессы познания мира более экономными и намного повышает приспособительные возможности. Предполагается наличие неких внутренних эталонов, с которыми сопоставляется все воспринимаемое. Эталоны и стереотипы образуются из многочисленных мимолетных впечатлений , объединяемых и накопляемых в памяти. В языках многих народов и племен отражены общие, совпадающие с линнеевскими, приципы классификации животных и растений по морфологическим признакам. Это отражает способность к классификации, выраженную у всех людей примерно сходным образом ( Schiefenhovel, 1999).

Примером того, каким образом в процессе "статистического обучения " у людей могли сформироваться эталонные образы красоты, может служить эксперимент, проведенный еще в 19 веке Фрэнсисом Гальтоном ( это имя всегда вспоминают, когда говорят о физиономистике). Он совместил множество изображений женских лиц в один универсальный портрет. Когда его показывали в ряду других, конкретных изображений, люди обоего пола выбирали обобщенное изображение как самое привлекательное. В конце 20-го столетия было проведено множество экспериментов с совмещением компьютерных изображений лиц и фигур и последующим предъявлением полученных вариантов людям противоположного пола. В результате сохранялись только типовые , характерные черты, и исчезали индивидуальные. То, что люди находили получившиеся изображения красивыми, говорит о возможном совпадении их с внутренними эталонами. Манипуляции с отклонениями изображений от строгой симметрии показали, что люди отдают предпочтение симметричным особям (Grammer, 1993, 1998).

Граммер ( Grammer, 1997) считает, что у человека явно выраженное предпочтение симметричных лиц и фигур связано с тем, что симметрия является " честным сигналом " о внутреннем состоянии организма, то есть говорит о том, что потенциальный партнер в состоянии – в той или иной форме - обеспечить потомков питательными веществами. Интересно отметить, что в экспериментах с демонстрацией различных типов мужских лиц молодым женщинам, находящимся в разных фазах менструального цикла, оказалось, что в фазе высокой перцептивности женщины выбирают в качестве более привлекательных лица явно выраженного мужественного (маскулинного) типа, тогда как в остальное время они находят более привлекательным усредненный тип мужского лица (Johnston et al., 2001).

Способность выделять закономерности и использовать их для "сжатия " информации присуща не только позвоночным животным, но даже и муравьям при решении сложных ориентационных задач. На ней же основаны и глубинные эстетические предпочтения, свойственные не только человеку.

Еще в 50-е годы Б. Ренш ( Rensch, 1958) проводил на обезьянах, енотах и птицах опыты с выбором предметов и показал, что асимметрии и хаосу животные предпочитают упорядоченность и симметрию. Это хорошо проявляется и при украшении беседок у птиц с целью привлечения самок.

Отражение общих для разных видов эстетических принципов ярчайшим образом проявилось в широко известном эксперименте с " обезьяньей живописью". Впервые это сделал Моррис ( Morris, 1962 ) с шимпанзе, живущими в зоопарке. Получив краски, животные создавали "картины ", в которых можно было проследить владение композицией, правилами симметрии, известное тематическое разнообразие. Позднее опыты Эйбла - Эйбесфельдта ( 1995) вывявили у обезьян даже устойчивые личностные черты, связанные со стилистическими особенностями " творчества" .

Известно, что когда Моррис анонимно выставил обезьяньи полотна в музее, они удостоились похвал, так как отвечали эстетическим первоосновам абстрактной живописи - таким как равновесие, ритм, противопоставление и соединение. Этот “трюк” с подменой полотен людей творениями животных – теперь уже не только обезьян, но и слонов - проделывался с тех пор неоднократно. Специалисты по детской психологии и детскому творчеству обычно не отличают рисунки животных от рисунков детей раннего возраста, а любители абстрактной живописи охотно покупают их.

Шимпанзе и гориллы, участвующие в проекте “ лингвистика больших обезьян” в приматологическом центре Футса в Вашингтоне ( см. с. ), создают рисунки на заданную тему, а также дают названия своим произведениям, используя обозначения языка жестов. Так появились картины “гнев”, “яблоко”, “вонь”, “динозавр” ( нечто вроде изображения любимой игрушки) и сотни других. Точно так же двухлетние дети, изображая каракули на листе, уверенно дают изображению название, скажем, “это мой дедушка” (Vanchatova, 1999).

Л. Фирсов в приматологическом центре Санкт-Петербурга и М. Ванчатова в институте фармакологии и биохимии Праги организовали совместный проект изучения рисуночной деятельности обезьян. Они привлекли художников и специалистов по детскому творчеству ( А. Кострома, Е. Лоскутова, Д. Мачинский, О. Некрасова- Каратеева), которые проанализировали рисунки и разработали систему тестов, адаптировав критерии для детских рисунков к плодам деятельности обезьян. Эти тесты проверяли реакцию животных на границы, размер и форму листа бумаги, а также реакцию на разные раздражители –паттерны ( точки разной величины и расположения, линии разного характера и форм и т.п. ). С художниками, психологами и приматологами сотрудничали две гориллы, пять орангутанов и шесть шимпанзе, которые нарисовали около 1300 рисунков.

Исследователи выявили большое сходство в процессах и результах рисуночной деятельности обезьян и детей в их так называемый доизобразительный период. Обезьяны применяли большой набор графических элементов, неоднократно повторяя излюбленные (например, “подписью” орангутана Каролины был характерный вензель). Ни одна обезьяна не переходит границы изобразительного периода, известного в развитии рисования у детей: стадии так называемых “ головоногов”, то есть голов с глазами и ртом, от которых сразу отходят конечности.

Исследование рисуночной деятельности обезьян может пролить свет на общие принципы эстетического восприятия у человека и его близких биологических родственников, а также, возможно, помочь понять некоторые закономерности исторического развития творчества у гоминид. Многообещающим в этом плане является наблюдение Фирсова за шимпанзе – членами группы, свободно живущей на озерном острове (см. с. ). Обезьяны нередко с увлечением чертили прутиком на прибрежном песке и следили как набегающие волны смывают проведенные ими линии. Ограничения психических возможностей, не позволяющие современным, достаточно специализированным, видам антропоидов перейти “доизобразительную” грань, представляют интерес как для сравнительной психологии, так и для этологии человека.

Видоспецифические особенности восприятия у человека подчиняются тем же закономерностям, что у многих млекопитающих и птиц. Поэтому часто трудно отделить действие видоспецифических стимулов от стимулов, общих для приматов, для млекопитающих, а иногда и для всех позвоночных. Для того, чтобы понять специфические эволюционные адаптации нашего восприятия, полезно привлечь к объяснению этологические понятия "ключевых стимулов " ( релизеров), понятия о сенсорных устройствах, приспособленных для восприятия соответствующих стимулов, и системах переработки информации, программирующих нужную реакцию. Эти понятия подробно охарактеризованы во всех учебниках по поведению животных. Лоренц называл такие перцептивные устройства "вроженными моделями, а Тинберген - "врожденными пусковыми механизмами " . Ключевыми стимулами могут быть конфигурации пятен, слуховые, обонятельные или осязательные сигналы.

Так, многих птиц и млекопитающих, включая человека, раздражает прямо направленный взгляд . Согласно данным Эйбл-Эйбесфельдта

( 1975), при враждебных стычках стратегия угрозы " взгляд в глаза" используется маленькими детьми - представителями самых разных культур

( европейскими, индейскими,бушменскими, балийскими ). На действии этого ключевого стимула основаны многие орнаменты и узоры, призванные устрашать и отпутивать ( например, так называемые "чертогоны ").

Количество исследовательских работ, посвященных исследованию глаз как “зеркала души”, то есть изучению поведенческих реакций и эмоций, связанных с восприятием разных параметров направленного взгляда, исчисляется десятками тысяч . Значительная часть работ посвящена влиянию размера зрачков на поведение человека, воспринимающего взгляд. Например, Э.Гесс ( Hess,1975) в своих экспериментах показал,что расширенные зрачки воспринимаются взрослыми людьми в качестве признака, ассоциирующегося с такими человеческими качествами как привлекательность, отзывчивость, а суженные - с холодностью,недружелюбием,эгоистическими тенденциями. Испытуемые обоего пола в возрасте свыше 18 лет дорисовывали на шаблоне,

изображающем улыбающееся лицо,большие зрачки, а на изображении печального лица - маленькие. Поскольку маленькие дети в этих случаях рисовали зрачки одинакового размера, есть основания полагать,что характер этой реакции приобретается или совершенствуется за счет индивидуального опыта.

По-иному выглядит отношение человека к взгляду хищника. Людям разного возраста предлагали классифицировать как привлекательные или отталкивающие изображения кошки с расширенными или суженными зрачками. Оказалось, что до 4-х лет предпочтение не выражено, а дети 9 - 11 лет и взрослые одинаково отдают предпочтение изображению с узкими зрачками, причем никто из испытуемых не дает себе в этом отчета ( Millot, Brandt 1997).

На действии ключевых стимулов основано и использование в коммерческом искусстве поделок и изображений, наделенных "ребяческой прелестью "

( beniness ): большим относительным размером головы, высоким выпуклым лбом, пухлыми щеками, маленьким ртом, короткими конечностями. Лоренц подробно обсуждал действие этого комплекса стимулов на человека и животных, и этот вопрос до сих пор является предметом дискусссии. Так, по мнениею некоторых исследователей сексуальной привлекательностью для мужчин обладает скорее комплекс " материнских" ( maternity), нежели детских черт. Однако это не означает приверженности к архаичному идеалу палеолетической Венеры Вилленсдорфской ( коротенькой толстой фигурке с массивным задом и большими грудями ). Для современных мужчин наибольшей привлекательностью обладают те черты в женском облике, которые говорят о высокой подвижности ( Grammer, 1993) .

По- видимому, следует дифференцировать действие комплекса " ребяческой прелести" в зависимости от возраста и пола ( и, возможно, других признаков). Например, в эксперименте, в котором детям предлагались игрушечные львы, к которым были пришиты различные головы -" взрослые" и "детские", оказалось, что девочки играют только со "львятами", вызывающими у них нежные материнские чувства, а мальчики одинаково вовлекают и тех и других в игры, носящие к тому же агрессивный характер ( Lehotkay, 1997).

Бутовская, Салтер и сотрудники ( Butovskaya et al., 2000) исследовали, как нищие и попрошайки в разных странах, чтобы вызвать к себе сочувствие, используют действие таких ключевых стимулов как поза подчинения, типичные выпрашивающие движения,мимические движения, демонстрацию признаков нездоровья. Акценты на те или иные релизеры в разных странах различны, но некоторые из них являются общими не только для разных культур,но и для приматов вообще.

Исследование видоспецифических предпочтений человека имеют большое практическое значение. Так, архитекторы, дизайнеры и художники вынуждены учитывать врожденное предпочтение светлого и отрицательное отношение к темноте, связанное с дневным образом жизни, а также восприятие основных цветов, у многих народов сходное, но имеющее и явно выраженную культурную специфику. В принципе, организация городской среды основана на том, что человеку в процессе эволюции всегда нужно было избегать столкновений с врагами и хищниками и он отдает предпочтение защищенным нишам, предоставляющим к тому же возможность хорошего обзора. Последние исследования показывают, что чем более комфортно чувствуют себя люди в городской среде, тем более они склонны к не-анонимному, кооперативному поведению, тем меньше в таких местах примет вандализма, и в целом тем менее они криминогенны. Примечательно, что эти вопросы обсуждались именно на этологической конференции, то есть рассматривались в рамках этологии (Sch@ fer, Atzwanger, 1997).

Таким образом, принципы эстетического восприятия оказываются во многом едиными у человека и многих видов животных. Отсюда понятен интерес к различным формам поведения человека как биологического вида - от конкретных стереотипов поведения до вопросов эволюции

языка , принципов полового отбора и причин широкого распространения моногамии в сообществах человека. Последние вопросы достаточно подробно разбираются в учебнике Мак-Фарленда ( 1988).

подхода

Анализ поведения человека с помощью этологических методов помогает установить интересные закономерности и выявить ряд врожденных стереотипов, не зависящих от культурных навыков и сходных с комплексами фиксированных действий у животных. Так, некоторые выражения лица являются универсальными и имеют одно и то же значение у народов самых различных культур - например, " взлет бровей " как форма приветствия на расстоянии ( Eibl - Eibesfeldt, 1972 ), или сморщивание носа как гримаса отвращения, возникшая, по -видимому, как ритуализация мимических движений при рвоте ( Schiefenhovel, 1999). Применение этологических принципов анализа поведения во многом прояснило эволюционные истоки и культурную дивергенцию таких поведенческих проявлений человека как плач, смех и зевота ( Козинцев, 2002).

Для выявления поведенческих универсалий была применена интеграция двух различных подходов: широкое сравнительное изучение представителей разных рас и народностей и исследование онтонетического развития мимических движений. Большую роль сыграли данные, полученные при изучении детей, родившихися слепыми и глухими. Такие дети живут в темноте и безмолвии, канал их общения с внешим миром включает только ольфакторные и тактильные стимулы . Проведя много часов за наблюдением и киносъемкой, Эйбл-Эйбесфельдт выявил общие мимические движения, которые проявлялись у детей, никогда не видевших подобных движений у других и не имеющих возможности зрительно контролировать собственную мимику. Общими оказались улыбка, плач, гримасы гнева (“квадратный рот”), оскаливание зубов, отталкивающие жесты руками при встрече с незнакомыми и неприятными людьми, животными и предметами. (Eibl - Eibesfeldt, 1972, 1999).

Немалое практическое значение могут иметь этологические наблюдения за социальным поведением нормально развивающихся детей. Было выяснено, что в раннем возрасте социальное поведение детей подчиняется некоторым общим биологическим закономерностям, в частности, описывается с помощью законов иерархического взаимодействия. МакГрю в книге “Этологическое изучение поведения детей” применил к описанию взаимодействия детей в группах такие этологические понятия как доминирование, территориальность, влияние плотности группы на социальное поведение (McGrew, 1972). Наблюдения Эйбла - Эйбесфельдта ( 1975) показали, что маленькие дети - представители разных культур прибегают к ритуальным демонстрациям угроз при конфликте и стремятся избегать серьезных агрессивных столкновений. Можно сказать, что человек как вид не обладает высоким уровнем агрессивности, по сравнению, скажем, с многими грызунами.

Универсальной чертой детской субкультуры у человека является предпочтение в играх партнеров своего пола. В последние годы “война полов” у детей подробно исследована М. Бутовской (1997, 1999; Butovskaya, 2001). Она обнаружила, что отоношение групп одного пола к группам противоположного пола у детей мледшего школьного возраста имеет много общих черт с взаимодействием враждующих племен. Исследования в Центральной России и Калмыкии показали, что характерные черты, которыми наделяют дети представителей противоположного пола ( в своих рисунках и описаниях) гораздо более консервативны,чем современные представления, бытующие в этих регионах. На основании подобных наблюдений разрабатываются и конкретные рекомендации. Например, японские исследователи выяснили , что успешная адаптация детей в группах детского сада зависит прежде всего от того, насколько часто "дети - хозяева " будут вовлекать в игру новых членов группы, и будут ли это делать дети достаточно высокого ранга ( Shibasaka, Kuramochi, 1997).

Распознавание и поддержка родственников, кооперация и соревновательность проявляются в группах детей на поведенческой основе, во многом сходной с палитрой форм социального взаимодействия обезьян.

Основные поведенческие стратегии, реализованные в детстве, проносятся через всю жизнь. Приложение идей теории Гамильтона к поведенческому взаимодействию родственников было реализовано в эксперименте, в котором участвовали 59 пар однояйцевых и 37 пар двухяйцевых близнецов ( Segal, Hershberger, 1999), в возрасте от 11 до 83 лет. В парной игре близнецы могли использовать разные стратегии: кооперации, соревновательности или последовательно эгоистичную. Однояйцевые близнецы значительно чаще использовали стратегию сотрудничества. Это один из первых экспериментов в планируемой серии исследований данного направления.

Одна из тем, вызывающих живой познавательный интерес и имеющая множество практических приложений – проявление поведенческих закономерностей при выборе потенциального полового партнера. Нужно отметить, что даже профессиональные этологи не сразу привыкли к сравнительно – этологическому подходу, при котором поведение людей разного пола при встрече анализируется с тех же позиций, что и, скажем, брачный танец рыбок- колюшек или чаек. Проблемам невербальной коммуникации человека посвящен отдельный научный журнал (Journal of Non-Verbal Behavior). Ограничимся лишь краткой заметкой о том, что невербальная коммуникация человека включает в себя и “брачный танец”, примерно той же степени сложности, что и у рыб и птиц. Уместно вспомнить высказывание известного орнитолога О. Хайнрота (1947), учителя Лоренца, о том, что мир птиц – это церемонный мир. Аналогии с явно выраженными последовательностями церемонных жестов и поз ( о брачных танцах животных см.: Дьюсбери, 1981; Меннинг, 1982; Мак-Фарленд, 1988) постепенно приживаются и в этологии человека.

Так, Граммер и соавторы (Grammer et al., 1998) проанализировали поведенческие последовательности у молодых людей, участвующих в серии экспериментов. В помещение с одним из участников опыта входил второй - “незнакомец”. Испытуемые ждали, что с ними начнет работать наблюдатель, однако он, извинившись, неожиданно оставлял пару наедине - как бы для того, чтобы ответить на срочный телефонный звонок. На самом же деле движения и жесты, как составляющие части реакции людей на незнакомца противоположного пола, фиксировались скрытой камерой в течение 10 первых минут после встречи. Исследовалось 48 пар разного пола, а в качестве контроля 12 пар одного пола ( по 6 соответственно). Наблюдатели выделили 25 поведенческих актов ( таких, как дотрагивание до определенных частей собственного лица, волос, движения конечностей и корпуса и т.п.), иерархически организованных в поведенческие последовательности. Поведенческие акты оказались общими для разных пар, тогда как ритмический рисунок “танца встречи полов” оказался неповторимым у каждой из многочисленных пар. Подобные результаты помогают понять, как люди “кодируют” свои невербальные сообщения в контексте взаимодействия потенциальных половых партнеров и сопоставить полученные сведения с тем, что известно о других биологических видах.

Множество экспериментов, проведенных начиная с 80-х годов, продемонстрировало роль запаха в сексуальной привлекательности человека

( Franzoi, Herzog, 1987; Regan, Berscheid, 1995; Thornhill,Gangestad, 1999 и другие авторы). Заметим, что один из авторов, активно работающих в этой области, является специалистом по половому подбору у насекомых, в частности, у мух ( Thornhill, Alcock, 1983). Методически разные серии опытов на людях были сходны: добровольцев просили надевать одинаковые майки на ночь, соблюдая целый ряд требований для того, чтобы одежда впитывала только собственный запах носителя, а затем запечатывали майки в пластиковые пакеты с отверстием для обнюхивания и предъявляли людям противоположного пола, сопровождая просьбой выбрать более привлекательный для них запах. Оказалось, что женщины более чувствительны к запаху потенциального партнера, чем мужчины, и это особенно явно во время рецептивной фазы менструального цикла ( овуляции). Женщины ориентируются в привлекательности запаха настолько точно, что выбирают “вслепую” чаще всего ту же особь, что и по изображению.

В заключение данного раздела отметим, что этология человека, как молодая и развивающаяся область науки, весьма успешно продвигается в направлении преодоления коммуникативного барьера между гуманитарным и естественно-научным направлениями.